– Сам не пойму, – ответил на вопрос Лесли. – Сначала она допытывалась, с кем из партнерш по фильму я встречаюсь, потом от ревности впала в бешенство, хотя я и уверял, что у меня, кроме нее, никого нет. Она все твердила, что я уже подыскал себе новую подружку, а потом совсем разошлась. С ней бывает такое, когда она выпьет лишнего. Но угрозы – это уж чересчур, мягко говоря. Она позвонила мне на мобильник и пообещала прикончить. Я поверил. И покинул город.

– Тогда, наверное, вам стоит пробыть здесь подольше, одних выходных будет мало, – серьезно рассудила Коко, хотя ничего нового для себя о безумных нравах Голливуда и Лос-Анджелеса не узнала. Такой жизни она не желала – слишком высока цена славы. – Оружие и спиртное плохо сочетаются.

Лесли кивнул. Он сам еще не понял, чего хочет. Джейн он позвонил только потому, что она была знакома с его подругой, работала с ней и могла оценить степень ее помешательства и риск для него. Джейн посоветовала расстаться с Додж и на время переселиться в Сан-Франциско. В тот момент мысль показалась Лесли удачной. Встречаться со своей бывшей он ни в коем случае не хотел, а в Лос-Анджелесе столкновения были бы неизбежны. Вдобавок Джейн считала, что опасность он не преувеличивает, а преуменьшает.

– Со мной такого еще никогда не бывало, – со стыдом признался Лесли. – Я привык расставаться без скандалов, со своими прежними подругами до сих пор в хороших отношениях. Никому из них и в голову не приходило убить меня, по крайней мере насколько мне известно.

– А в полицию вы звонили?

Он покачал головой:

– Нельзя. Иначе вся эта история попадет в бульварные газеты, и тогда пиши пропало.

– Однажды, когда я была маленькой, сумасшедшая клиентка угрожала убить моего отца. Тогда папа позвонил в полицию, и к нему приставили круглосуточную охрану. Я узнала, что папу хочет убить актриса, и перепугалась. Несколько лет не могла избавиться от кошмаров, – призналась Коко.

– Но актриса, которая угрожала убить вашего отца, вряд ли состояла с ним в близких отношениях. Таблоиды падки на такие скандалы. А мне сомнительная слава не нужна. Сейчас я не снимаюсь. Хотелось бы на время залечь на дно, может, съездить на несколько месяцев в Нью-Йорк. Новая работа появится не раньше октября, так что время пока есть.

– Она наверняка разузнает, где вы. А моя сестра и Лиз вернутся месяцев через пять или через полгода. Пока не решите, как быть, живите здесь, а там, глядишь, и ваша бывшая угомонится.

– Без лоботомии вряд ли. Надеюсь только на то, что у нее появится новый предмет одержимости. А пока я намерен затаиться, чтобы ей и в голову не пришло, что я здесь. В Сан-Франциско я приехал впервые за двадцать лет. Мы с Джейн виделись только в Лос-Анджелесе, встречались на съемках.

Это Коко помнила, но никогда раньше не видела Лесли в кругу знакомых Джейн, хотя и знала, что они дружат.

– Здесь вам нечего бояться. Джек изгнан, постель свободна, ложитесь спать, – заключила она с дружеской улыбкой. Она видела, что он до сих пор не в себе после пережитого скандала.

Лесли поблагодарил ее за спасение, проводил до двери и прикрыл ее. Коко тоже закрылась в своей спальне. Обе собаки спали на ее кровати, Коко убавила громкость телевизора. Немного подремав, часов в восемь она спустилась на кухню что-нибудь перехватить и удовлетворилась суши с салатом. Лесли явился, когда она жевала и читала воскресную газету. Вид у него был заспанный, но отдохнувший. Он зевнул, потянулся и сел к столу. Оба походили на двух моряков, переживших кораблекрушение и выброшенных на необитаемый остров. В доме было тихо, воцарилась приятная, умиротворяющая атмосфера. Наступил вечер, но ни Лесли, ни Коко не тяготили планы и обязательства.

– Хотите? – Коко показала на блюдо с суши, Лесли кивнул, и она встала, чтобы достать новую порцию из холодильника. Он сразу вскочил, чтобы помочь ей.

– Обслуживать меня совсем не обязательно. Я здесь вообще незваный гость. Спасибо, что привезли еду. В следующий раз моя очередь набивать холодильник.

Они вели себя как соседи по дому – вежливо и предупредительно. Истинно английские манеры Лесли говорили о прекрасном воспитании. Он сам положил себе суши, а когда Коко поставила перед ним тарелку с салатом, учтиво поблагодарил ее.

– Вы ведь из Англии – откуда именно? – спросила она за ужином. Джек приплелся в кухню, уселся у стола и с интересом наблюдал за обоими. Салли вернулась в спальню.

– Из городка неподалеку от Лондона. В Лондоне я впервые побывал только в двенадцать лет. Мой отец служил почтальоном, мама – медсестрой. Меня растили, как полагается в семьях среднего класса, жил я в самом обычном доме. Родители пришли в ужас, узнав о моей мечте быть актером, им явно было стыдно за меня, особенно поначалу. Отец хотел видеть меня банкиром, врачом, учителем. Но при виде крови я падал в обморок, преподавание считал занудством и потому начал брать уроки актерского мастерства и играть в постановках Шекспира. Это было душераздирающее зрелище! – Он усмехнулся. – Вкусный салат. А сиропа нет? – поддразнил он.

– Я купила про запас, – засмеялась Коко. – И вафли заодно.

– Блеск! Завтра приготовлю. А кем хотели стать в детстве вы? – с интересом спросил он.

– Сама не знаю. Просто я не хотела жить так, как родители. И не хотела снимать фильмы, как сестра, та своей мечтой нам все уши прожужжала. В каждое дело Джейн вкладывала душу, а меня ее увлечения почему-то не трогали. Писать я всегда терпеть не могла. Одно время мечтала быть актрисой, примерно минут пять. Но никаких способностей у меня нет. Когда-то я рисовала акварелью, но без особых успехов, так, малевала пляжные пейзажики, натюрморты, цветы в вазах. В колледже изучала историю искусств. Пожалуй, мне хотелось бы заниматься преподаванием или какой-нибудь научной работой. Но отец уговорил меня поступить в школу права. Он уверял, что это может стать удачным началом, чем бы я ни решила заняться потом – будь то бизнес или работа агента. Но мне не хотелось ни того ни другого, и школу права я сразу возненавидела. Преподаватели ко всем придирались, студенты оказались вредными. Все старались перещеголять друг друга буквально во всем. Два года учебы я провела в страхе и часто плакала. До смерти боялась, что меня выгонят за неуспеваемость, а потом отец умер, и я бросила учебу.

– И что же дальше?

– Вздохнула с облегчением. – Коко улыбнулась Лесли, глядя на него поверх стола. – В то время я жила с одним человеком, которого родители недолюбливали. Его тоже отчислили из школы права, только в Австралии. Он любил природу, открыл школу дайвинга, потому мы и поселились на берегу, и я была счастлива, как никогда в жизни. Я подумала, что могла бы гулять с чужими собаками, и дело, как ни странно, пошло – эта работа помогла мне удержаться на плаву, я занимаюсь ею уже три года. Она создана прямо для меня. Живу я на берегу океана, и это меня вполне устраивает. Весь мой дом меньше этой кухни. Мама называет его лачугой, а я его люблю.

– А тот австралиец из школы дайвинга? – полюбопытствовал Лесли, приканчивая салат и не сводя глаз с собеседницы. Она выглядела вполне довольной и счастливой, кроме тех моментов, когда вспоминала о школе права. – Он по-прежнему с вами? – Лесли откинулся на спинку стула.

– Нет, – коротко ответила Коко.

– Жаль. Когда вы заговорили о нем, у вас засияли глаза.

– Это был замечательный человек. Мы прожили вместе два года, а потом он погиб по роковой случайности.

Услышав это, Лесли всмотрелся в лицо Коко: она казалась грустной, хотя и говорила спокойно. По-видимому, давно смирилась с утратой. Но ее признание ошеломило Лесли, вызвало сострадание. Правда, она на сочувствие вовсе не напрашивалась.

– Попал в аварию?

– Разбился на дельтаплане. Ветер бросил его на скалы, он упал. С тех пор прошло чуть меньше двух лет. Поначалу было очень трудно. Но так уж вышло. Нам просто не повезло. Мы собирались пожениться и уехать в Австралию. Думаю, мне бы там понравилось.

– Наверное, – кивнул Лесли. – Сидней очень похож на Сан-Франциско.

– Вот и он так говорил. Он оттуда родом. Мы так и не успели съездить в Австралию. Не судьба, – философски закончила она.

Лесли восхищенно молчал: плаксивая сентиментальность была чужда этой девушке.

– И замены ему до сих пор не нашлось? – Жизнь Коко вызывала у Лесли неподдельный интерес.

Она улыбнулась, все еще не веря, что напротив за кухонным столом Джейн сидит не кто-нибудь, а сам Лесли Бакстер. От невероятного стечения обстоятельств Коко разбирал смех. Лесли Бакстер расспрашивает ее о личной жизни. Кто бы мог подумать!

– Никакой, только напрасные свидания вслепую с жуткими занудами. Год назад я занималась поисками вплотную, только чтобы родные и друзья наконец отвязались. Но игра не стоила свеч, а может, просто я не была готова. Последние полгода не делаю никаких попыток. Трудно начинать все заново с новым партнером. Слишком уж хорошо мы ладили.

– Не верится, что с вами трудно ужиться, – деловым тоном заметил Лесли. – У меня когда-то была подруга, похожая на вас. Чудесная девушка. – Его взгляд стал мечтательным.

– И что же?..

– Я был молод и глуп, только начинал строить карьеру, хотел зацепиться в Голливуде и почаще сниматься. А она жила в Англии, мечтала выйти замуж, иметь детей. К тому времени как я признал за ней право жить так, как хочется, она махнула на меня рукой и вышла за другого. Меня она прождала три года – дольше, чем я в то время заслуживал. Теперь у нее пятеро детей, живет в Суссексе. Она хорошая. В моей жизни была еще одна славная женщина. Мы так и не поженились, но у нас есть дочь. Моника забеременела, когда наши отношения уже выдохлись, и решила оставить ребенка. Тогда эта затея не внушала мне ничего, кроме скептицизма. Но как выяснилось, Моника поступила правильно. Мы расстались, но дочь Хлоя мне дороже всех подарков судьбы.

– Где она сейчас? – поинтересовалась Коко. Лесли вел типичную жизнь голливудской звезды – его преследовали женщины, его грозили убить, его романы заканчивались расставаниями, ему родила ребенка женщина, на которой он так и не женился, и в то же время он казался совершенно нормальным и вполне земным, а может, просто носил такую маску. Благодаря отцу за годы юности Коко повидала немало эксцентричных актеров. Некоторые из них поначалу производили впечатление нормальных, но оно оказывалось обманчивым. Рано или поздно выяснялось, что они такие же сумасшедшие и самовлюбленные, как их собратья по ремеслу. Отец часто предостерегал ее против отношений с актерами. Но Лесли не пугал Коко. Он казался искренним, по крайней мере пока, в нем не чувствовалось ни эгоцентризма, ни высокомерия, ни тщеславия. По-видимому, он умел признавать свои ошибки и ни на кого не собирался сваливать вину, если не считать недавнего скандала, в котором, если вдуматься, был совсем не виноват. Что поделать, если в мире так много безумцев, особенно в мире Лесли.

– Хлоя живет в Нью-Йорке со своей матерью, – сообщил Лесли. – Моника – драматическая актриса, играет в серьезных пьесах на Бродвее, вдобавок она на удивление заботливая мать. Оберегает Хлою от внимания публики, два-три раза в год малышка приезжает ко мне в гости, и я езжу к ней в Нью-Йорк при каждом удобном случае. Хлое шесть, она прелестна, как маленькая фея. – Рассказывая о своем ребенке, Лесли лучился гордостью. – Мы с матерью Хлои лучшие друзья. Порой я думаю, мог ли уцелеть наш брак, если бы мы все-таки поженились. Пожалуй, вряд ли. Моника слишком серьезна, даже замкнута. После того как мы расстались, она сошлась с одним женатым политиком. Об этой связи знали все, но огласки она так и не получила. Потом у нее было еще несколько романов с очень состоятельными и влиятельными мужчинами. Я, в то время еще юнец, быстро наскучил ей. Сейчас мне сорок один, и, кажется, я только-только начинаю взрослеть. Неловко признаваться, конечно, но, выходит, я переросток. По-моему, многим актерам свойственна незрелость. Мы избалованны.

Это откровенное признание тронуло Коко.

– Мне двадцать восемь, – застенчиво произнесла она, – а я до сих пор не знаю, кем хочу быть, когда вырасту. В детстве я лелеяла мечту стать индийской принцессой, а когда наконец поняла, что это неосуществимо, так и не нашла для себя другой такой же заманчивой цели. – На ее лице отразилось легкое разочарование, и Лесли рассмеялся. – Мне нравится жить так, как сейчас. Прогулки с чужими собаками меня пока устраивают. И хотя, с точки зрения моих родных, это бессмысленная трата времени, я всем довольна.

– Это самое главное, – кивнул он. – Но родные, видимо, не оставляют вас в покое?

Зная Джейн и мать сестер, Лесли не сомневался, что так оно и есть.

В ответ Коко рассмеялась:

– А вы как думали? Конечно, для них я жалкая неудачница и позор семьи. Все мои близкие сделали блестящую карьеру. Когда сестре было столько же лет, сколько мне сейчас, ее уже в первый раз номинировали на «Оскар». С тех пор как ей исполнилось тридцать, ее фильмы делают великолепные сборы. Мама чуть ли не с пеленок пишет бестселлеры. Отец сам основал агентство и представлял едва ли не всех самых известных звезд Голливуда. А я выгуливаю собак. Представляете, каково моим родным это терпеть? Мама вышла замуж в двадцать два, а в двадцать три родила первую дочь. Джейн и Лиз вместе с тех пор, как моей сестре минуло двадцать девять. А я рядом с ними чувствую себя пятнадцатилетней школьницей. И мне даже нет дела, пригласят меня на выпускной бал или нет. Я просто радуюсь тому, что живу у самого берега вместе с собакой. – Лесли не стал напоминать, что если бы австралиец не погиб, сейчас она была бы замужем. Коко и сама прекрасно помнила об этом. – Я выросла в семье звезд, которые с раннего детства знали, чего хотят, и никогда не занижали планку. Ручаюсь, меня наверняка подменили при рождении. Наверное, где-то в мире есть прекрасная, самая обычная семья, которая живет себе в прибрежном поселке, думает, что выгуливать собак – отличная работа, а замуж спешить незачем. И этим милым людям достался ребенок, который метит в ядерные физики, нейрохирурги или голливудские агенты, и не поймешь, какая муха его укусила. А когда я оказываюсь в кругу родных или даже разговариваю с ними по телефону, я не понимаю, какая муха укусила меня.