Приезд Кевина Джеймисона на квартиру Фионы Макеллар, дипломированной медицинской сестры из Эдинбурга, совпал с получением ею извещения от строительной компании. От нее требовалось срочно погасить задолженность по кредиту.

Все неудобства от необходимости иметь дело с газетой сразу исчезли, когда она и главный репортер «Кроникл» сошлись во мнении, как важно для газеты и как там будут ей благодарны, если она сможет вспомнить какие-нибудь подробности о ребенке Ванессы Локхарт. Разве это не удача, что она увидела их газету именно в тот самый день, когда там напечатали фотографию Ванессы?

Медсестра Макеллар хотела знать точно, настолько велика будет их благодарность. В фунтах и пенсах.

Кевин медлил с ответом, потом сказал, что обсудит этот вопрос с редактором. Но она может им доверять, заверил он ее. Газета умеет быть щедрой. Он назвал ей четырехзначную цифру для начала, которая вырастет, если ее информация потянет на материал для первой полосы. Но даже и без перспективы роста эта сумма обеспечила ее полное содействие.

Просмотр старых записей дал имя заведующей агентства по усыновлению, которое занималось ребенком Ванессы. Кевин попросил местного корреспондента газеты выяснить, жива ли эта женщина. Информация о ней поступила довольно быстро. Она по-прежнему жила в той же самой квартире, что и тридцать лет назад.

С большим трудом Кевину удалось уговорить ее встретиться с ним. По телефону она была очень сдержана. Изменив голос, он позвонил ей во второй раз, назвавшись одним из детей, переданных ею на усыновление. Тогда она согласилась встретиться с ним, но только в коридоре, за порогом своей квартиры.

Аккуратная, седая женщина, шестидесяти с лишним лет, она с подозрением выслушала историю Кевина, и он, решив, что терять ему нечего, признался, что он — репортер «Дейли кроникл» из Лондона. Он сказал, что ищет мальчика, родившегося двадцать семь лет назад.

Женщина была возмущена его обманом.

— Я знаю, что ваша работа требует конфиденциальности, и я не жду, что вы назовете мне его имя и адрес, — настаивал Кевин. — Но он получит приличную сумму денег, если поможет нам, дав дополнительный материал для статьи, над которой мы сейчас работаем. Я подумал, что вы могли бы связаться с ним и дать ему возможность переговорить со мной и таким образом заработать деньги.

Последовало молчание, которое долгие годы работы в газете приучили Кевина не нарушать. Такую женщину очень нелегко уговорить.

Ее ответ прозвучал односложно.

— Нет. — Она повернулась к двери.

Кевин быстро соображал.

— Вы уверены, что имеете право лишать молодого человека возможности заработать большие деньги? Особенно, если мы знаем, кто он, — добавил он. — У нас есть копия его свидетельства о рождении. Мы знаем, что мать ребенка — Ванесса Форрестер, но мы не хотели бы впутывать ее в это дело. Нам нужен ее сын. Поэтому мы обратились к вам за помощью.

Враждебное выражение ее лица не изменилось. Черт возьми, у него больше не осталось аргументов. Инстинкт подсказывал ему, что эта женщина никогда не уступит. Когда она спокойно закрыла дверь, Кевин сделал последнюю отчаянную попытку уговорить ее.

— Вы знаете, что мы все равно найдем его. С вашей помощью или без нее, — крикнул он.

Дверь осталась закрытой. Хорошо, тогда придется пойти другим путем. В девяти случаях из десяти в такую минуту они бросаются к телефону, чтобы предупредить того, кого они скрывают. Кевину потребуется несколько часов, чтобы через своих приятелей из телефонной сети узнать все номера, по которым она позвонит.

Он был прав. Кевин еще не успел вернуться в эдинбургскую редакцию, как женщина достала старую записную книжку и взялась за телефон. Она понимала, как настойчивы и вездесущи могут быть эти журналисты. Она решила, что будет лучше, если она предупредит семью до того, как они выйдут на ее след.

Через несколько часов, через свои каналы, Кевин получил список номеров, по которым она звонила. Он проверил их все, в каждом случае представляясь организатором конкурса, участники которого в возрасте от двадцати одного года до двадцати семи лет получали возможность выиграть спортивный автомобиль. Методом исключения он вычислил свою жертву.

Глава двадцатая

Мюриел Макиннон не знала, что ей нужно предпринять, чтобы справиться с охватившим ее волнением. Сейчас она очень энергично взбивала яйца для теста, потому что, когда она нервничала, физическая работа успокаивала ее и к тому же Ангус любил бисквитный кекс к чаю.

После телефонного звонка, так взволновавшего ее, Мюриел было трудно сосредоточиться на домашних делах. Женщина из агентства по усыновлению сказала, что не в ее правилах вмешиваться в жизнь ее бывших подопечных, но при таком неблагоприятном стечении обстоятельств она сочла благоразумным предупредить Мюриел, что репортер из газеты пытается разыскать Ангуса, и ему известно имя родной матери мальчика, Ванессы Форрестер. Она не знает, что репортер намерен предпринять, но, может быть, лучше заранее рассказать все Ангусу.

Растерянная Мюриел поблагодарила ее за заботу.

Она всегда считала, что с Божьей помощью, Ангусу надо рассказать правду о том, что он был усыновлен, но это должна была сделать не она и не при таких обстоятельствах. Не сейчас, когда Ангус только что потерял людей, которых он знал и любил как своих родителей. Тела их еще даже не были преданы земле. Похороны были назначены на среду.

Мюриел опустилась на стул и вытерла глаза. Ангус потерял в автомобильной катастрофе своих родителей, а она — любимого брата и невестку. Кроме ее племянника Ангуса у нее теперь не было другой семьи. Мюриел никогда не была замужем.

Она услышала, как звякнула крышка почтового ящика на входной двери, и решила, что пришел Ангус, но когда она вышла в холя, то увидела, что кто-то бросил в щель письмо. Она подняла его. Оно было адресовано Ангусу.

Мюриел вернулась на кухню и закончила готовить чай для племянника. Она переехала в дом брата на время, до похорон. Пытаясь найти успокоение, она развила бурную деятельность и беспрерывно что-то скребла, чистила и мыла, и к тому времени, как Ангус вернулся, весь стол был заставлен множеством тарелок с ее коронными блюдами — маленькими пирожками с черникой, оригинальными сэндвичами с сыром и тонкими ломтиками ветчины, а также ее знаменитым яблочным тортом и бисквитом с кремом.

Наливая крепкий душистый чай, она отметила, что Ангус положил себе полную тарелку приготовленных ею лакомств. Однако, заглянув ему в лицо, она поняла, что на самом деле у него нет аппетита, он просто пытается сделать ей приятное.

— Тетя, как тебе удается держаться?

Она медлила с ответом.

— Я просто не могу плакать. Мне до сих пор не верится, что твоих родителей больше нет. Я все еще верю, что они могут войти сюда в любую минуту. — Слезы заблестели у нее на ресницах, и она отвернулась.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — печально сказал он. — Внезапность происшедшего не укладывается у меня в голове. Только что я видел их здесь, сидящих за столом рядом с тобой, смеющихся и оживленных, и вдруг…

Мюриел закрыла лицо руками, и Ангус сразу же подошел к ней.

— Они всегда были так добры ко мне, Ангус. Всегда приглашали в свой дом. Они были рядом, когда мне нужны были помощь или совет. — Она вздохнула. — По крайней мере то, что я помогаю тебе организовать похороны, дает мне силы держаться. Я связалась со всеми, кого ты указал в своем списке. Большинство из этих людей придет. Я рада, что потом у тебя будет несколько свободных дней. Это поможет тебе прийти в себя.

Они обсудили псалмы, которые будут петь, людей, которых они попросят выступить на панихиде, и то, где будут ночевать приехавшие издалека.

— Я договорилась, чтобы Мораг ночевала у соседей, — сказала Мюриел.

Хотя Ангус жил в Эдинбурге со своей девушкой в одной квартире уже два года, когда они приезжали к его родителям, они соблюдали приличия — не освященные узами брака не могли спать в одной комнате.

Мюриел с улыбкой посмотрела на племянника.

— Все изменится, когда она станет членом семьи.

— Я не уверен, что она им станет, — ответил Ангус. — Сейчас я ни в чем не уверен. Ты думала, что горе сблизит нас, но мне кажется, что оно оказало противоположное действие. Мне кажется, мы слишком долго были вместе.

Очень хорошо, решила Мюриел, размышляя, не пора ли открыть ему правду. Нет, время еще не пришло.

— Пока рано о чем-то говорить, Ангус. Мой совет — не спеши принимать решение.

Перед ней стояла трудная задача, и она взяла себя в руки. Она должна сделать это сейчас, или потом уже ничего не получится. Осталось только найти нужные слова.

— Еще чаю? — спросила она.

— Нет, спасибо. Мне и так уже придется ослабить ремень.

— Тебе надо немного поправиться, мой мальчик. Ты слишком худой.

Они оба улыбнулись. Она всегда говорила ему эти слова, и когда он был совсем маленьким, и потом, когда стал уже на две головы выше ее самой.

Мюриел пристально посмотрела на племянника.

— Есть кое-что, о чем, по-моему, ты должен был узнать давным-давно, но в теперешних обстоятельствах это так некстати, что я никак не решусь тебе сказать.

Он улыбнулся.

— Отец всегда говорил мне, что лучше сразу рассказать о том, что беспокоит. Говори, хуже уже ничего быть не может.

— Ангус, — мягко сказала она, — я знаю, что это будет для тебя шоком, — она глубоко вздохнула, — но твои мать и отец не были твоими настоящими родителями.

— Что?!

— Они усыновили тебя, когда тебе было всего несколько дней от роду.

Ангус молча смотрел на Мюриел. Он не мог ни сомневаться в ее словах, ни что-то возразить ей. Он всегда знал — то, что говорит его тетка — правда.

Она взволнованно продолжала:

— Им так хотелось ребенка; они испробовали все средства, и когда врач сказал им, что у них никогда не будет своих детей и есть возможность усыновить чужого младенца, они не колебались. Поверь мне, они так тебя ждали. Ты не мог быть более желанным даже для родной матери.

Ангус был ошеломлен.

— Почему они не сказали мне об этом сами? Почему я должен узнать об этом только после их смерти?

Мюриел смахнула крошки со стола.

— У меня нет ответа на эти вопросы. Ангус, дорогой мой, я советовала им все рассказать тебе. Но они так хотели, чтобы ты был их родным сыном, только их, что со временем, я думаю, они убедили себя в этом. И еще они боялись, что если ты узнаешь правду, то в один прекрасный день можешь покинуть их. — Она сжала его руки в своих ладонях. — Ангус, мне очень хотелось, чтобы ты был избавлен от всего этого. Я не собиралась раскрывать их тайну, но у меня не было выбора. Какой-то журналист из Лондона интересовался тобой в агентстве по усыновлению. Женщина, которая там работала, уже на пенсии, но она предупредила меня, что к ней приходил репортер из Лондона и все выспрашивал. Она не знает, зачем. А вот это письмо бросили в ящик сегодня. — Она подала Ангусу адресованное ему письмо.

Письмо на бланке «Дейли кроникл» было от Кевина Джеймисона. Оно было коротким и четким, с просьбой об интервью в связи с материалом, над которым работает газета. Это касается женщины, имя которой указано в копии его свидетельства о рождении (копия прилагалась). Если Ангус согласится сотрудничать, его ждет денежное вознаграждение.

Внимательно рассмотрев свидетельство, Ангус передал его Мюриел. У нее заныло сердце при виде его потрясенного лица.

— Да, это та самая женщина. Я в первый раз услышала ее имя, Когда служащая из агентства по усыновлению позвонила мне. Ванесса Форрестер. Твоя мать.

Ангус смутился.

— Ты когда-нибудь видела ее?

Мюриел покачала головой.

— Что тебе о ней известно?

Мюриел вздохнула.

— Не много. Она родом из какой-то деревни в Суссексе. Тогда акушерка говорила, что она из хорошей семьи, и из-за того, что ей всего пятнадцать лет, она не могла содержать ребенка.

— А после она не пыталась меня найти?

— Условия усыновления очень строгие, — мягко объяснила ему Мюриел. — Когда документы подписаны, всякие контакты с обеих сторон прекращаются. Ты найдешь все бумаги наверху.

— А мой… отец? О нем что-нибудь известно?

— Ничего, и как видишь, его имя даже не указано в свидетельстве. Ангус, твоими родителями были Эндрю и Розали. Все эти годы они растили тебя, думали, заботились и молились о тебе. Не каждые родители заботятся так о своем родном ребенке. Я не хотела раскрывать тайну твоего рождения, во всяком случае так скоро после их смерти, но появление репортера не оставило мне выбора.

Ангус был озадачен.

— Я не понимаю, зачем я ему понадобился. Если он проделал такой путь, это должно быть очень важно. В этом замешана моя… — он не решился произнести это слово, — женщина, которая дала мне жизнь.