Её руки крепко обняли его, и снова они были плоть к плоти. Но это объятие служило не для тепла или утешения. Оно было пронизано чувственностью, его желание взывало к дремлющему в ней желанию.

Сначала она отвечала Энтони робко, но честно и искренне. В этом была вся Эмма. Он ласкал её роскошное, женственное тело, отыскивая то, что ей приятно. Как оказалось, ей нравилось всё. Каждое прикосновение, каждый поцелуй. Каждое открытие нового потаённого местечка.

Несмотря на собственное сжигающее его желание, Энтони не спешил. В его собственных интересах было, чтобы Эмма стала довольной и пылкой любовницей. Чем дольше он отказывал себе в удовлетворении сейчас, чем бескорыстнее ухаживал за ней, тем больше будет потом для них обоих награда.

Он доставлял ей удовольствие, пока она не ахнула от удивления, её тело сотрясали спазмы, а руки отчаянно обнимали его. Затем, когда её прерывистое дыхание замедлилось, Энтони заявил права на последнюю преграду, сделав Эмму своей женой по–настоящему. Сначала она замерла от боли. Тяжело дыша от сдерживаемых усилий, он не двигался и успокаивал её тихими словами и лёгкими поцелуями, пока она не расслабилась и не начала дрожать под ним.

Вместе они нашли ритм, который вёл от взаимного изучения к яростному обладанию и конечному сумасшествию. В конце она выкрикнула его имя, и её голос коснулся его сердца.

Они оба рухнули на постель, дрожащие и обессиленные. Энтони зарылся лицом в её густые волосы, пытаясь отдышаться. Как странно, что он, считавший себя мастером в любовных делах, получил от Эммы такой ценный урок. От своей милой, мудрой и храброй жены.

Когда дыхание Энтони замедлилось, он перекатился на бок и вновь привлёк её к себе. Вскоре Эмма заснула, доверчиво положив голову ему на плечо.

Он не спал немного дольше, сонный, но удивлённый тем, что произошло между ними. Коснувшись рукой её спутанных волос, он прошептал:

– Моя единственная, – затем он тоже заснул.

Глава 8

На следующее утро Эмма проснулась и увидела голубое небо и бледное зимнее солнце. События предыдущей ночи могли бы показаться сном, если бы рядом с ней не спал Энтони. Он был восхитительно обнажён и одной сильной рукой обнимал её за талию, прижимая к себе. Она должна была бы смутиться от собственной наготы, но ей было слишком хорошо. Абсолютно чувственная теплота её позы вызвала у неё желание замурлыкать.

Она была влюблена. То, что она чувствовала к Энтони, когда была девочкой, было не простым увлечением, а первыми далёкими признаками того, что сейчас превратилось в грандиозную симфонию чувств. Что бы не готовило им будущее, эта любовь навсегда останется её неотъемлемой частью.

Эмма лежала в бездумном удовлетворении, но, наконец, ощутила желание потянуться. Когда она шевельнулась, Энтони открыл глаза. Его тёмные ресницы действительно были невозможно длинными, удивительное обрамление для его светлых глаз.

Он улыбнулся.

– Запомни, ещё одна ночная прогулка по крышам в метель, и я тебя поколочу.

– Слушаюсь, мой повелитель, – ответила она, но её дерзкая улыбка противоречила покорным словам.

Ладонь Энтони лениво и собственнически легла на её грудь.

– Мне понравится быть твоим мужем. Я рад, что ты была достаточно глупа, чтобы сделать мне предложение.

Желание сказать, что она любит его, было почти непреодолимым. Но она решительно подавила его. Сейчас было не время для таких заявлений; это время вообще могло никогда не наступить. По крайней мере, они стали друзьями. Энтони не только рисковал жизнью, чтобы спасти её от собственной глупости, но и разделил с ней проникновенную близость.

Её удовольствие несколько померкло, когда она осознала, что для него интимные отношения должны быть чем–то обыденным. Желая знать его чувства по поводу прошедшей ночи, Эмма робко спросила:

–Прошлой ночью… это всегда бывает так мило? – она почувствовала, что краснеет. – Я имею в виду брачную часть.

Его брови от удивления поднялись, и она почувствовала, что её сердце упало. «И почему она предположила, что ему очень понравилось то, что она нашла таким восхитительным?»

– Мило? – повторил Энтони глубоким и зловещим голосом. – Мы вместе достигли редчайшего уровня страсти, и всё, что ты можешь сказать, это: «Мило»?

Даже когда Эмма поняла, что он дразнит её, она покраснела ещё больше.

– Ну, ведь мне не с чем сравнивать. Я бы показалась глупой, если бы пела дифирамбы чему–то, что является вполне обыденным, – она задумчиво помолчала. – Хотя, если бы это было обычным, женатые пары не вылезали бы из постели.

Энтони рассмеялся и привлёк её к себе, перекатившись так, чтобы она оказалась лежащей на нём.

– Нет, моя милая Эмма. Прошлая ночь не была обычной ни по каким меркам. Она была особенной, – он поцеловал её в кончик носа. – Такой же неповторимой, как и ты.

Она не думала, что, возможно, быть ещё счастливее. Вытянувшись на его тёплом мускулистом теле, она тихо сказала:

– Я рада, что ты так думаешь.

Он медленно провёл ладонями вниз по её спине и ягодицам, вызывая приятные ощущения в таких местах, о существовании которых Эмма и не подозревала до прошлой ночи.

– Тебе больно сейчас?

– Совсем немного. Ты же знаешь, я вовсе не хрупкая или слабая. Моя мама как–то сказала, что со всей моей верховой ездой и лазанием по деревьям у меня будет лёгкая первая брачная ночь. Кажется, она была права, – Эмма призывно качнула бёдрами. – Мне, определённо, не настолько больно, чтобы отказаться от того, что, как мне кажется, должно произойти.

– Хрупкость переоценивают, – хрипло сказал Энтони. – Давай, и правда, не будем вылезать из постели весь день.

И он притянул её голову для поцелуя.

* * *

Когда они встали, было уже время для очень позднего завтрака. В радостной суматохе праздника их отсутствия никто не заметил. Эмма обрадовалась, когда Энтони предложил после еды прогуляться. Хотя ей очень нравилось общаться с её давно потерянной и вновь обретённой семьёй, Эмме хотелось подольше сохранить захватывающую новую близость между ней и её мужем.

Ночная метель покрыла ландшафт белыми скульптурными фигурами неземной красоты. Ветер сдувал ледяные макушки с сугробов, и Энтони с Эммой отправились по засыпанной ночью узкой тропинке.

В снегу глубиной шесть дюймов идти было не очень удобно, но Энтони помогал Эмме перебираться, целуя её после каждого сугроба. Когда они добрались до букового навеса, Эмма поддалась искушению и плюхнулась на спину в сугроб.

– Я собираюсь сделать ангела, – сказала она, энергично размахивая руками вверх и вниз в мягком снегу. – Я не занималась этим с тех пор, как была ребёнком.

Энтони засмеялся и упал рядом с ней.

– Я тоже. Почему мы перестаём делать подобные вещи, когда вырастаем?

Эмма приподнялась на локте и критически оценила снежного ангела, сделанного её мужем. Поскольку он был не отягощён юбками, и его плащ был менее объёмным, у него ангел получился лучше.

– Не знаю, возможно, это одна из причин, чтобы завести детей. Можно притвориться, что совершаешь детские поступки ради них, а не ради самого себя.

Она замялась, затем неловко добавила:

– Я должна была сказать тебе о других сорока тысячах фунтов. Не то, чтобы я тебе не доверяла, но… – она замолчала. Она ведь действительно не доверяла ему раньше, но сейчас всё изменилось. – Я скажу мистеру Эвансу, что передумала помещать деньги в доверительное управление.

Энтони помрачнел.

– Я оценил твой порыв, но это необязательно. У тебя были все права защищать своё будущее от мужчины, который мог оказаться безответственным. На самом деле, учитывая мою историю, я, пожалуй, таким и был, – он взял её затянутую в перчатку руку. – Нам не нужны эти деньги. Теперь, когда закладная оплачена, Кенфилд обеспечит нам вполне достойную жизнь. Оставь эти деньги для наших детей.

Она сжала его руку, услышав, как естественно он произнёс слова: «Наши дети». Из этого признания логично вытекало, что они собирались строить свою жизнь вместе.

Выражение его лица стало менее серьёзным.

– Мы уже сделали снежных ангелов. Пора рассказать тебе о снежных дьяволах.

Она нахмурилась.

– Никогда про таких не слышала.

С зажёгшейся в глазах озорной искрой он стянул перчатки и отбросил их в сторону.

– Надеюсь, что нет.

Он внезапно набросился на неё, лишив её возможности двигаться. Его плащ накрыл их обоих. Когда она удивленно вскрикнула, он завладел её губами в чарующем поцелуе.

Удивительно, как они не растопили весь снег вокруг.

* * *

Энтони с женой завершили полный удовольствий день, вздремнув после прогулки. Когда они встали и оделись к ужину, он размышлял, будет ли его отважная жёнушка так же готова к очередному страстному времяпрепровождению, как к предыдущим. Он был слишком истощён, чтобы это выяснять. Но он также был уверен, что к концу вечера, когда они вновь отправятся в постель, он достаточно восстановит силы, чтобы явить ей ещё один пример супружеской преданности.

Улыбаясь без особой на то причины, Энтони посмотрел на Эмму, надевавшую пару купленных им для неё золотых серёжек. И хотя ему всегда больше нравились миниатюрные блондинки, он был вынужден признать, что его жена, которая являла собой полную им противоположность, была просто неотразима. Даже сейчас, когда желание на время улеглось, он хотел её. Он просто не мог себе представить, что это чувство может пройти, сколько бы лет они не прожили в браке.

Звон колокола на ужин разнёсся по длинным коридорам. Эмма поднялась из–за туалетного столика и повернулась.

– Я нормально выгляжу?

Он нашёл её неуверенность очень милой.

– Ты выглядишь просто изумительно, – абсолютно искренне сказал он. – Этот красновато–коричневый оттенок шёлка очень тебе идёт, – и на этот раз она не скрывала свои роскошные формы газовым шарфом.

Она улыбнулась и приняла предложенную им руку.

– Единственным недостатком официального ужина является то, что я не смогу сидеть рядом с тобой.

– Это не имеет значения, если ты будешь рядом со мной спать, – ответил он.

Её румянец был таким обворожительным, что он остановился, чтобы оставить цепочку поцелуев от её уха до плеча. Ему нравился её вкус. Когда он вывел её из комнаты, они оба дышали гораздо чаще. И, если бы не враждебность Бренда, эти праздники были бы безупречны.

* * *

После долгого и обильного ужина герцогиня поднялась, подавая знак дамам удалиться. Когда толпа щебечущих женщин направилась в гостиную, рядом с Эммой возникла вдовствующая герцогиня.

– Пойдём, дитя. Я хочу поговорить с тобой. Нам пока не выпадало такой возможности.

– Так много Вонов, так мало времени, – рассмеялась Эмма. – На вас такой спрос, Grandmère, что мне не хотелось бы вас отвлекать от гостей.

– Тогда я тебя сама отвлеку, – спокойно ответила вдова. В бледном, льдисто–голубом шёлке и страусовых перьях она была сейчас так же красива, как на портрете Гейнсборо, который написал его, когда она в двадцать лет стала молодой герцогиней.

Когда они дошли до гостиной, вдовствующая герцогиня подвела Эмму к паре кресел, расположенных в тихом углу. Когда они сели, она спросила:

– Верлэйн хорошо с тобой обращается?

Эмма покраснела.

– Очень хорошо, Grandmère. Нам всё еще предстоит многое узнать, но мы… мы, кажется, подходим друг другу.

– Я так и подумала, – ответила вдова, блеснув выцветшими голубыми глазами, – когда увидела вас, возвращавшихся с прогулки сегодня в обед. Вы оба были все в снегу.

Румянец на щеках Эммы усилился. Она была вынуждена признать, что за последние несколько дней она краснела больше, чем за прошедшие десять лет.

– Я так рада, что ты вышла за Верлэйна, – серьезно произнесла вдовствующая герцогиня. – У него доброе сердце, но ему нужен якорь в этой жизни и чувство направления. Я думаю, ты сможешь ему всё это дать.

Эмма удивилась.

– Я думала, что этот брак, в основном, приносит выгоды только мне.

– Вовсе нет. Хороший брак выгоден обоим супругам, – отрезала вдова. – Ты дашь Верлэйну стабильность, а он научит тебя смеяться и наслаждаться жизнью.

Эмма посмотрела вниз на своё обручальное кольцо, рассеянно вертя его на пальце.

– В последние десять лет у меня было слишком мало причин смеяться.

Вдова вздохнула.

– Я бы хотела, чтобы ты приехала сюда. Даже если бы ты не осталась в Харли, мы бы, конечно, смогли найти тебе работу получше той, что у тебя была.