Она не знала, сможет ли все это пережить.


Фредди проснулась, когда Лес толкнула ее, возвращаясь с ночного дежурства. Фредди села, потирая ногу, выругалась шепотом и зевнула.

— Ночное дежурство. — Тихий голос Фриско донесся из темноты. Он был рядом, но она не могла его разглядеть, пока глаза не привыкли. — Глотни кофе и поехали.

Поводя плечами, чтобы прогнать дрему, и протирая глаза, Фредди встала. По дороге к костру она дважды споткнулась о чьи-то спальники, услышав в ответ ворчанье и брань. Эта ругань служила новым доказательством того, что во время перегона ей не собираются оказывать должного почтения и обращаться с ней, как с леди. Впрочем, свидетельств тому и без брани хватало.

Фредди молча пила отдававший металлом кофе и, глядя на звездное небо, спрашивала себя, как узнает о том, что два часа ее дежурства миновали. Неожиданно в памяти всплыло давнее воспоминание. Ей припомнилось, как она девочкой сидела на ступеньках террасы, прислонившись к отцовскому плечу, вдыхая смешанный запах кожи, мыла и сигарного дыма, и Джо учил ее различать созвездия и рассказывал о звездах. Поскольку ей и в голову не могло прийти, что настанет момент, когда придется определять время по положению Большой Медведицы, она никогда не вспоминала об этом эпизоде. И вот час настал.

Как странно! Еще минуту назад она могла бы поклясться, что между ней и па никогда не было близости. В горле откуда ни возьмись возник комок, и она вдруг подумала: а были ли еще теплые минуты, которые они делили с отцом, но она о них просто-напросто забыла?

Тряхнув головой, Фредди огляделась и только сейчас заметила, что Дэл наблюдает за ней. В костре мерцали угольки, и красноватые отблески освещали его лицо. Дэл сидел на земле, подняв вверх колени. Кисти его рук лежали на них. Одним пальцем придерживая пустую кружку, он смотрел на свой кофе поверх угольков, и взгляд его, и весь его облик даже в этот глухой ночной час излучали энергию. И ее сердце забилось чаще. Сейчас, в красноватом свете догорающего костра, со щеками, покрытыми жесткой щетиной, он чем-то напоминал разбойника с большой дороги. Но внезапный спазм внизу живота испугал ее — до сих пор Фредди не замечала за собой влечения к неотесанным мужланам, неспособным даже под страхом смерти процитировать хотя бы пару строк из Шекспира.

Облизнув пересохшие губы, Фредди встала и пошла к фургону, где, привязанный к спицам колеса, ее ждал уже оседланный конь. Ускоряя шаг и хмуро глядя под ноги, Фредди повторяла себе, что нельзя сбрасывать со счетов прошлое Дэла Фриско, что пьяница всегда готов вернуться к старой привычке и восемнадцать месяцев трезвости еще ничего не значат. Она убеждала себя в том, что он не в ее вкусе, что у них не может быть ничего общего, что его мечта о ранчо в Монтане никак не совпадает с ее мечтой о театре в Сан-Франциско. И все же стоило ему вот так посмотреть на нее своими то синими, то серыми глазами, как все в ней начинало вибрировать, словно он был магом и волшебником, умевшим вызывать землетрясения одной силой своего взгляда.

Досадуя на саму себя, Фредди запрыгнула на лошадь, едва подавив стон: ноющее тело отказывалось подвергаться очередному мучительному испытанию.

— Как это делается?

— В каждый дозор выходят двое. Объезжают стадо с противоположных сторон. Замечают, нет ли чего-то необычного: воров, разбойников, хищников, нет ли признаков волнения среди животных.

Загорелся огонек, затем Фредди почувствовала запах сигарного дыма. Этот запах ей всегда нравился.

— И что от меня требуется, если я замечу что-то такое?

— Ты прогонишь диких зверей, поднимешь по тревоге лагерь, если заметишь бандитов или мародеров, попытаешься остановить панику в стаде, что тебе вряд ли удастся. И все же попытаться стоит.

Пустив коней шагом, они по периметру объезжали площадку, где спали быки. Ночной воздух согревало тепло от дыхания животных.

— Вообще-то, — сказал Дэл, — не пытайся остановить панику, ты еще не знаешь, как это делается. Смотри и учись.

Поскольку Фредди впервые оказалась рядом со спящим стадом, пищи для наблюдений было больше чем достаточно. Во-первых, Фредди заметила, что быки спали на боку, во-вторых, они спали не так тихо, как спят люди. То и дело они поднимали головы и издавали странные носовые звуки, которые вначале страшно пугали ее.

Дэл тихонько рассмеялся.

— Вполне нормальный сон, — заверил он. — Они могут даже встать ночью, попастись немного, затем снова лечь. Но если несколько быков разом вскакивают и начинают реветь, а все остальные пугаются и принимаются бежать — вот это и будет паника.

— Как ты научился всему этому?

Фредди тут же сказала себе, что в действительности ей нет дела до его жизни и задала она этот вопрос лишь для того, чтобы поддержать разговор и не заснуть в седле.

— Я вырос на ранчо в Луизиане, — пожав плечами, ответил Фриско. — Конечно, его не сравнить с «Королевскими лугами», оно раз в десять меньше ранчо твоего отца. А вот как получилось, что ты ничего не знаешь о порядках на ранчо?

— Отец считал, что есть мужские дела — и есть женские, — ответила Фредди, любуясь тем, как свет далеких звезд скользит по рогам дремлющих животных.

Они ехали почти вплотную друг к другу, чтобы можно было говорить очень тихо, и его нога время от времени касалась ее бедра. Ей это не нравилось, она не хотела так откровенно ощущать его близость. Но по крайней мере она не видела его лица и ей не приходилось бороться с чувствами, которые неизбежно вызывали в ней его холодновато-насмешливый взгляд и ленивая улыбка, слегка приподнимавшая уголки губ.

— Если это так, тогда непонятно, почему Джо Рорк отправил вас в это опасное предприятие с верой в вашу победу.

— Не думаю, что он надеялся на нашу победу.

Они ехали рядом, нога к ноге, и тихо разговаривали, прислушиваясь к странным тревожным звукам, издаваемым беспокойно спящими животными, и в этой ночной прогулке под бездонным звездным небом было что-то глубоко интимное.

— Если бы Джо хотел передать наследство Лоле, ему ни к чему было устраивать это надуманное состязание.

— Я не знаю, о чем думал па, составляя завещание, — сказала Фредди. Они уже обогнули спящее стадо и поехали вдоль противоположной стороны лежбища. — Возможно, он хотел нас наказать. Я не хочу о нем говорить. Всякий раз как я задумываюсь о том, что он с нами сделал, я прихожу в ярость!

— Возможно, он видел в каждой из вас то, что вы не замечали в себе. Когда кузнец изготавливает подкову, все начинается с бесформенного куска металла, в котором невозможно узнать будущее изделие. Но огонь и молот кузнеца превращают эту бесформенную массу в нечто твердое и полезное. Возможно, Джо решил, что вы, леди, нуждаетесь в небольшой закалке, которую можно получить во время перегона скота.

— Повторяю, не желаю об этом говорить!

Внезапно рука его показалась из темноты и он молниеносным движением сжал ее предплечье так, словно собирался сломать кость.

— Никогда больше не смей повышать голос во время ночного дозора!

Отпустив ее, он поскакал вперед, тревожно поглядывая на стадо.

С бьющимся сердцем Фредди тоже смотрела на спящих животных, и тревога ее не улеглась, пока Дэл не вернулся и не поехал рядом.

— Простите, — прошептала она.

— Нам повезло, — ответил он, с видимым усилием сохраняя спокойствие.

— Когда вы говорите о па, я сатанею от злости. Вы его не знали…

Иногда Фредди сама задавалась вопросом, знала ли она отца. Она склонна была рисовать Джо Рорка в черно-белом цвете, но детское воспоминание, только что посетившее ее, не вписывалось в устоявшийся образ.

— Ты ошибаешься, Фредди. Я знаю Джо Рорка по тому, что им сделано и как это сделано. Я вижу его черты в каждой из вас.

Фредди хотела было сказать ему, что все это ерунда, но вдруг впереди показалась фигура всадника. Фигура приближалась к ним, и Фредди смогла оправиться от страха, только узнав Дринкуотера, второго караульного. Притормозив коня, он прошептал:

— Все пока вроде спокойно. Был напряженный момент. Пятнистый с потертым хвостом не мог найти своего товарища.

— Крупного черного быка с обломанным рогом? — уточнил Дэл.

Фредди недоверчиво смотрела на Фриско. Для нее все быки были одинаковыми, как зерна кукурузы в початке.

— Того самого, — согласился Дринкуотер, отъезжая.

— Что он имел в виду под словом «товарища»? — спросила Фредди, загоревшись внезапным желанием посмотреть на того пятнистого с облезлым хвостом и черного с обломанным рогом.

— Лонгхорны выбирают себе партнеров по путешествию во время перегона, а потом и пасутся, и спят рядом. Не успокоятся, пока не найдут друг друга.

Они продолжали объезд лежбища, и ноги их время от времени касались.

— Быки в стаде изо дня в день занимают примерно одно и то же положение. Одни и те же животные оказываются в лидерах, другие — в середине, и те, кто в хвосте, тоже не меняются.

— Как у людей, — с улыбкой сказала Фредди, с удовольствием вдыхая ароматный сигарный дым. Ее порадовало, что и он тихо рассмеялся. — Дэл, — позвала она, когда они сделали круг и начали второй. — Ты в самом деле думаешь, что мы победим? Или это все пустая трата времени?

Он так долго молчал, что Фредди уже почти пала духом.

— У нас есть шанс, — сказал он наконец. — Если погода продержится, если реки не выйдут из берегов, если не оскудеют пастбища и не пересохнут ручьи с чистой водой. Если мы не растеряем много животных.

— Больше мы не потеряем ни одного, — стиснув зубы, процедила Фредди.

— Потеряем. Я бы не хотел, чтобы это случилось из-за вас с Лес, но мы все равно понесем потери. По другим причинам.

С другого конца стада доносилось тихое пение — пел Дринкуотер.

— Мы потеряем их только потому, что несколько упрямых скотов не желают следовать своим черточкам и крестикам. Пришел черед рассмеяться Фредди:

— Не могу поверить, что я была такой глупой!

Сейчас она понимала куда больше, но в глубине души все же продолжала рассматривать перегон как огромную сценическую постановку. Дэл был маэстро. Она и все прочие — актеры; Лутер, Уорд и Джек составляли зрительскую аудиторию; стадо работало статистами. Сюжет был ясен и содержал такой внутренний конфликт, что произведение вполне тянуло на драму. И все же сам сценарий был несколько двусмысленным и допускал двоякое толкование, хотя бы из-за нечеткости формулировок. Так уж была написана эта драма, что оставляла слишком большое поле для вольной интерпретации и импровизации.

Дэл рассмеялся, когда выслушал ее откровения, но смех его был не слишком веселым.

— Смотри, Фредди, не сделай ошибку, — с тревогой в голосе сказал он. — Здесь все идет не по писаному, здесь сценарий пишет сама жизнь — все взаправду. И случиться может все. Меня чертовски беспокоит твоя установка: жизнь — игра и ты играешь свою роль.

Фредди вскинула голову:

— Какая разница, играю я или нет, если я исполняю свою роль хорошо?

— Ты не знаешь роли. Иначе вы не потеряли бы шесть быков за один день, — откровенно сказал он. — И ничего у тебя не выйдет, если не прекратишь витать в облаках и не спустишься на землю.

Все повторялось вновь: все было как тогда, в актерской труппе, когда она, чувствуя себя непонятой, слушала критику из уст маэстро. Каждый может забыть слова… или потерять шесть быков. Она бы так и сказала Фриско, если бы он не настаивал на том, что она не в театре. Лишенная привычной аргументации, Фредди не знала чем крыть.

— Скажи, как случилось, что ты заинтересовалась актерской игрой?

— Когда мне исполнилось девятнадцать, к нам в Клис на гастроли приехал театр. Теперь я понимаю, что актеры играли неважно. В репертуаре были одни мелодрамы. Но тогда все это показалось мне чудом. В тот же вечер я поняла, что хочу быть актрисой.

Боже, как ей нравилось каждый вечер превращаться в кого-то! Как нравилось стоять за кулисами, ожидая выхода! В эти минуты она заставляла Фредди Рорк отступать в сторону, и ее место занимала девушка из другой жизни. Не она, а другая появлялась под огнями рампы: пастушка, горничная или даже дама света. И та, другая, Фредди оказывалась на виду. Ее уже нельзя было не замечать, как прежнюю Фредди, тенью мелькавшую где-то между старшей и младшей сестрами.

Кроме того, на сцене самые неразрешимые проблемы всегда как-то решались. Отец находил общий язык со строптивой дочерью или сыном, блудный сын возвращался, непослушные дети завоевывали прощение, любовники воссоединялись, и зло непременно бывало наказано.

Вот что она больше всего любила в театре — вырвавшись из замкнутого круга, люди приходили к счастливому концу. И когда раздавались аплодисменты, сладкий дым признания и славы был для нее как вино, зажигающее кровь.

— Ты не представляешь, как мне этого не хватает, — прошептала она.

С момента возвращения в Клис и по сей день она все ждала, что судьба подарит ей еще один шанс, мечтала вновь выйти на сцену. Но отец убил бы ее, если бы она сбежала во второй раз, как она едва не убила его, сбежав в первый. Она поселилась в Клисе, в небольшом доме на окраине, который снимал для нее отец, и мечтала о несбыточном. А жизнь тем временем проходила мимо.