— Ты любишь меня? — прошептала она.

Лес хотела, чтобы кто-то любил ее, хотела слышать слова любви.

— Я люблю тебя много лет.

— О!..

Слезы навернулись на глаза. Ей казалось, что она спит или бредит. Да, бредит. Какое разочарование… Полет ее прервался, и она рухнула вниз, туда, где боль сдавила ее железными тисками. Лес застонала. Боль оказалась куда реальнее, чем Принц Очарование.

— Теперь отдыхай, — пробормотал он, убирая с ее лба прядь волос. — Спи. Ни о чем не беспокойся, думай только о выздоровлении.

Голос его ласково звучал в темноте, в нем слышались участие и сострадание. Впрочем, Лес отчасти сознавала, что все ее видения вызваны действием опиума, именно опиум заставлял ее слышать то, что она хотела слышать. Дремлющий разум наделил Принца знакомым голосом, но то не был голос Уорда.

И это было лучше всего. Он не имел ничего общего с Уордом.

Глава 14

Дождь лил не переставая. Холодные струйки стекали с полей шляпы, и вода попадала за поднятый воротник дождевика. И все же нет худа без добра, думал Дэл, поглядывая на небо. К счастью, грозы не случилось — если бы гром и молния напугали животных сейчас, когда земля стала скользкой, управиться со стадом без потерь было бы гораздо труднее, чем в сухую погоду.

Фриско подъехал к Фредди. Она сидела в седле нахохлившись, то и дело согревая дыханием озябшие руки.

— Я еду в город, — сказал он, скользнув взглядом по мокрым кудряшкам, прилипшим к ее щеке. — Твое дежурство скоро заканчивается. Хочешь, поедем вместе?

— Похоже, там нечего смотреть.

В этом она была права. Расположенный в очень удачном месте, Остин пока оставался убогой дырой, власти никак не могли решить, чем должен прославиться их город — скотоводством, выращиванием хлопка или политикой. Но причиной отказа Фредди поехать в город было не отсутствие достопримечательностей и увеселений. Фриско знал, что Фредди остается в лагере из-за Лес, тем самым опровергая свое собственное утверждение, что до сестер ей нет дела.

Они объезжали стадо молча, но их молчание не было неловким: просто они понимали друг друга без слов. Дождь монотонно барабанил по шляпам. В какой-то момент его нога случайно коснулась ее ноги, и Дэл вспомнил ту ночь, когда она обвинила его в том, что он касался ее нарочно. Конечно же, она была права. Он не мог находиться рядом, не испытывая искушения дотронуться до нее. Она сводила его с ума.

Прошедшей ночью он не мог уснуть, ворочался с боку на бок, обдумывая ее признание… Ведь она сказала, что не играла. Собственно, он и сам это понимал. К этому времени Фриско уже достаточно хорошо узнал ее, чтобы отличить правду от вымысла.

Он хотел поговорить с ней о той ночи, но передумал. Если она подтвердит, что желает его так же сильно, как и он ее, то откроется дверь, которую Дэл предпочитал держать закрытой.

У них не могло быть общего будущего, напоминал он себе, глядя на нее сквозь пелену дождя. Они мечтали о совершенно разных вещах, у них были совершенно разные представления о жизненных ценностях. Он ничего не мог ей предложить. Если она выиграет наследство Джо, то поедет в большой город и найдет себе работу в театре. Если же она проиграет, то и он останется ни с чем. В этом случае у них на двоих не будет и десятицентовой монетки.

Если он станет думать тем, что у него ниже пояса, вместо того чтобы пользоваться серым веществом под шляпой, то, конечно, уложит ее в постель, не дожидаясь конца перегона, но этот поступок не сделает ему чести. Она решит, что он видит в ней шлюху-артистку, а это окажется неправдой. Она решит, что он просто использовал ее для развлечения, и это будет верно, потому что он знал: их отношения не имеют перспектив.

Еще никогда Дэл не испытывал к женщине такого влечения, как к Фредди Рорк, но он не считал себя человеком, способным воспользоваться слабостью женщины, не задумываясь о последствиях. Но как бы далеко в будущее ни стремился он заглянуть, в этом будущем Фриско не видел места для себя и Фредди Рорк.

— Привезти тебе что-нибудь из города? — спросил он, расправляя плечи.

— Немного леденцов, если сможешь найти, — ответила она, слизнув с губ дождевую воду. — Лес любит леденцы.

Заметив, как она снова облизала губы, Фриско почувствовал острейшее желание. Резко натянув поводья, он ускакал прочь, тихо бормоча ругательства.


— Когда ты согласилась встретиться, я думал, ты выберешь какой-нибудь бар.

Остановившись на пороге, Дэл обвел взглядом дамский зал на втором этаже гостиницы.

Лола улыбнулась и провела его к двум креслам напротив камина.

— Теперь я настоящая леди, разве ты не слышал?

Лола опустилась в кресло, манерно расправив юбки. Руки ее были обтянуты тонкими перчатками. Она скрестила ноги.

Поскольку в салоне они были одни, Дэл курил сигару. Затянувшись, он стал рассматривать свою собеседницу сквозь ароматный дымок. Каштановые волосы ее были тщательно завиты и уложены, и пахло от нее чем-то гораздо более приятным, чем бычьи шкуры. В узком и глубоком декольте виднелась тщательно припудренная грудь. Губы Лолы были ярко накрашены, щеки нарумянены, а ресницы покрыты толстым слоем туши.

Фриско не мог не вспомнить о Фредди, озябшей и промокшей насквозь, в грязных штанах и в ботинках, облепленных комьями глины. После дежурства она заберется во влажный и грязный спальный мешок и будет мечтать о солнце и жаре, которую еще вчера проклинала.

— В следующий раз, когда твой будущий муж попытается мне помешать, я верну его тебе в гораздо менее привлекательном виде.

— Ну что ты, Дэл… Ты все не так понял. — Лола похлопала его по колену. — То, что произошло с его повозкой, — это всего лишь случайность.

— Колдуэлл говорит, ты предоставила Лес неделю на выздоровление, после чего она должна вернуться к исполнению своих обязанностей. Я прошу тебя дать ей столько времени, сколько потребуется. Я требую твоего письменного согласия.

— И как дела у моей драгоценной падчерицы?

— У нее жар. Алекс сказала, что рана инфицирована и Лес понадобится больше недели, чтобы встать на ноги.

— Ну-ну! — проговорила Лола, откидываясь на спинку кресла и удовлетворенно улыбаясь. — Следует ли мне понимать тебя так, что ты не желаешь заменить Лес более опытным человеком, потому что решился принять мое предложение?

— Я хочу оставить Лес, потому что она заслужила свою долю наследства.

Лолу перекосило от злости.

— Ты намекаешь на то, что я не заслужила этих денег? Ты даже представить не можешь, что такое быть женой Джо Рорка! Торчать в какой-то глуши, где, кроме коров, вообще ничего нет. — Лола взмахнула руками. — С Джо я провела самые ужасные десять месяцев жизни. Ни танцев, ни карт, всего один стаканчик виски перед сном и бесконечное ворчанье… Женщина должна делать это, женщина должна делать то… Поверь мне, я заработала каждый цент!

Дэл окинул взглядом наряд Лолы. Глядя на брюссельские кружева воротничка, сказал:

— Похоже, тебе и так неплохо платили.

— Дэл, мне нужны эти деньги! Других богатых мужей у меня не будет. Мое время кончилось. — Отвернувшись, она посмотрела на огонь, пылавший в камине. — Я хочу уехать, хочу повидать Европу. Не желаю больше зависеть от мужчин.

Дэл в удивлении приподнял бровь.

— Ты ничего не упустила в своих грандиозных планах? Скажем, такой мелочи, как Колдуэлл.

Лола засмеялась:

— Джек мне полезен. В настоящее время.

Она хитровато улыбнулась. Дэл понял: как бы Колдуэлл ни льстил себе, думая, что использует эту женщину для достижения собственных целей, Лола все равно была на шаг впереди. Эту бестию не так-то просто обвести вокруг пальца. Дэл готов был держать пари на что угодно: Джек не получит ни пенни из ее денег.

— Все твои планы — ничто. Потому что, Лола, денег тебе все равно не видать, — сказал Фриско, прищурившись.

— Эти сестрицы Рорк, одна другой краше, еще достаточно молоды, чтобы найти себе по мужчине, им деньги Джо не нужны. Они нужны мне, мне!

— Джо был их отцом. У них больше прав на его наследство, чем у тебя.

— Ни одна из этих лицемерных маленьких стерв не знает, что такое настоящая работа. Ни одна из них не задумывалась о том, как и чем поддержать себя в этом мире! Они не знают, что такое остаться без гроша. Их всю жизнь холили, нежили и баловали. Всю их никчемную жизнь! Они не заслуживают победы!

— Но теперь они работают, — мягко возразил Дэл. — Никто их не нежит и не холит. Они знают, что такое испачкать руки. Скажу тебе еще кое-что о дочерях Джо, Лола. Они не мошенницы. Они не умеют лгать и не используют других людей для достижения собственных целей. Победят они или проиграют, но они сделают это честно, — сказал Фриско, вставая и глядя на собеседницу сверху вниз.

Порывшись в карманах дождевика, он достал карандаш и бумагу и бросил на чайный поднос.

— Колдуэлл виноват в том, что случилось с Лес. Насколько я понимаю, он, выполняя именно твои приказы, творит зло, где только возможно. Так что ты даже больше, чем он, виновата в случившемся. Поэтому ты сейчас напишешь Лутеру письмо, в котором сообщишь, что не возражаешь против того, чтобы Лес не работала столько времени, сколько ей потребуется для выздоровления. Сделай это, Лола, или я заставлю тебя пожалеть…

— Боже, какой ты стал подозрительный! — воскликнула Лола и добавила: — Впрочем, какой у меня выбор? Если моя раненая падчерица останется, ты не сможешь заменить ее более опытным человеком, и это мне на руку. С другой стороны, прогнав Лес, я доставлю себе удовольствие — маленькая стерва не получит ни цента отцовских денег. Если что-нибудь случится с оставшимися двумя, я выиграю. — На губах Лолы играла презрительная усмешка. — Ни одна из этих никчемных дур не обладает качествами, которые позволили бы им дойти до конца.

Лола внезапно преобразилась. Во взгляде ее появилась жесткость. Теперь перед Фриско стояла женщина, готовая бороться до конца.

— Нет, мой милый Дэл. Я не дам тебе такой козырь. Я не позволю Лес отлынивать от работы. Лес снимается с дистанции. Одна выбывает, две остаются. Вот так!

Фриско пристально посмотрел на Лолу. Она показала свое истинное лицо, и он сейчас ее ненавидел. Проснулась давняя ненависть, та, что таилась в его душе с конца войны.

— В эту игру могут играть и две. Но предупреждаю тебя, Лола: прикажи Лутеру оставить Лес — или, да поможет мне Бог, я тебя уничтожу. Ты не получишь и пенни.

— Я прямо дрожу от страха! — со смехом ответила Лола. Она направилась к двери. — Несмотря ни на что, ты нравишься мне, Дэл. Ты очень симпатичный. Как случилось, что у нас так и не дошло до постели?

— Думаю, это просто моя удача.

Фриско надел шляпу и вышел первым.

Внизу, в баре, он заказал виски и стал выводить стаканом круги по стойке бара. В свое время из-за нее, из-за Лолы, он едва не спился. Все началось с их встречи. Он позволил ей обвести себя вокруг пальца, сделался идиотом, а позже — объектом для мести. Он изменил своим взглядам, изменил самому себе.

А Лоле все нипочем. И она продолжает идти по трупам, набивая карманы чужими денежками.

Дэл прищурился, глядя на стакан. В нем, как в хрустальном шаре, он увидел будущее. Он знал, что застрявшая повозка — это только начало. Его ждут бесконечные неприятности — до самого Абилина. Когда же перегон будет закончен, Лола улизнет с наследством Джо Рорка, оставив, как всегда, в дураках своих конкурентов.

Только на этот раз внакладе останется не один человек. Будет разбито сразу несколько человеческих судеб.

Фриско почувствовал, как лоб его покрылся испариной. Отодвинув от себя стакан, он взглянул на буфетчика, протиравшего стойку.

— В Остине есть телеграф?

— Ближайший телеграф в Форт-Уэрте.

Дэл расплатился за виски и вышел из бара. Надвинув на глаза шляпу, он с тоской посмотрел на дождь. Теперь Дэл знал, как расправиться с Лолой. Телеграмма, которую он отправит, будет равносильна пуле, выпущенной ей прямо в лоб. Эмиль Джули и его люди позаботятся о Лоле, если что-то случится с Фредди или Алекс. Можно было пожалеть лишь об одном: Лес потеряет свою долю до того, как Джули успеет что-либо предпринять.

Составляя мысленно текст телеграммы, Дэл шагнул в грязную жижу, в которой плавал навоз, пересек улицу и зашел в кондитерскую.

— Леденцов! — прорычал он, глядя на кассиршу.

Господи, как ему хотелось напиться!


Прерии, расстилавшиеся перед Алекс, правившей фургоном с полевой кухней, представляли собой зеленое море с голубыми приливами и отливами, море, расцвеченное весенними цветами: золотистыми, нежно-лиловыми, изредка красными. Вдалеке виднелись стада, пасшиеся на сочной траве. К востоку расстилались богатые пастбища и хлопковые поля. Слева возвышалось плато Эдуарда, на котором росли кривые мескитовые деревья, дубы и кедры.

Поскольку в повозке теперь находилась Лес, Алекс отказалась ехать с прежней скоростью. Кое-кого такая медлительность раздражала, но Алекс настояла на своем. Ее единственная нога окрепла настолько, что теперь уже не дрожала и не подворачивалась, когда Алекс слезала с сиденья кучера. Да и на костыле она могла передвигаться весь день, не испытывая особых неудобств. Отчасти это даже раздражало — ходить с костылем удобно.