– Возможно, ей было бы лучше в родной деревне.

– Нет. Если она моя дочь, пусть живет со мной.

– Но ее новая жизнь будет не похожа на прежнюю.

– Не совсем так. – Мэверик снова пристально посмотрел на Синтию. – Кажется, я все время рассказываю вам о своей жизни.

– Но это как раз то, чего я хочу.

– Знаю. Но я рассказываю ее вам не для того, чтобы вы написали книгу. Я хочу, чтобы вы поняли, почему Розалинде будет лучше в Вайоминге со мной.

– Пожалуйста, расскажите мне, – попросила Синтия. Мэверик нежно сжал ее руку.

– Мое ранчо находится поблизости от земель племени индейцев кроу.

– Так вы знаете индейцев?

– Да, меня воспитали индейцы кроу, точнее, воспитывали какое-то время.

– Неужели? – Синтия подалась вперед, изумленная и заинтригованная – Как и почему?

– Обещаете не распространяться об этом в книге? – спросил Мэверик.

– Разумеется, не стану без вашего разрешения.

– Моя семья происходит от шотландских и ирландских эмигрантов. Они осели на Западе и основали факторию в южной Монтане поблизости от земель индейцев кроу.

– Они не чувствовали себя одинокими? – поинтересовалась Синтия.

– Нет. Они любили и уважали индейцев кроу больше, чем собственный народ. И так же воспитали меня. Но белые охотники на буйволов убили моих родителей ради денег и припасов и сожгли факторию. В то время мне было шесть лет и я гостил у друзей – индейцев кроу. Племя кроу отомстило за смерть моих родителей. Они взяли меня к себе.

Синтия догадывалась, какая боль скрывается за этим рассказом. Несмотря на то что все это было очень давно, она заметила в глазах Мэверика отражение прежних страданий.

– Детские горести остаются с нами на всю жизнь, – сказала Синтия.

Он кивнул:

– Я не хочу вызвать у вас сочувствие. Вы должны понять, что Розалинде не будет одиноко со мной. У нее найдутся друзья из племени индейцев кроу.

– Так вы поддерживаете с ними контакт?

– Конечно. Они – мои друзья. Мы помогаем друг другу.

– Это объясняет, почему вы не можете читать книги.

– Нет. Я люблю книги в том случае, если их мне не навязывают.

– Я вовсе не собиралась... – начала Синтия.

– Знаю, – перебил ее Мэверик, – вы должны признать, что не можете быть объективны, когда речь заходит о книгах.

– Пожалуй, это так, – согласилась Синтия. – Но как же вы научились читать?

– Я жил с индейцами кроу до десяти лет. Однажды, когда мы охотились, меня заметили из дивизиона кавалеристов США и решили, что я буду рад вернуться в мир белых людей. К моему мнению не прислушались и отослали в сиротский приют в Омахе в штате Небраска, – продолжал рассказывать Мэверик.

– Там было очень скверно? – спросила Синтия.

– После свободы и взаимопонимания, которые у меня установились с кроу? – Он покачал головой. – Хуже не придумаешь.

– Значит, отчасти поэтому вы приехали за Розалиндой. Вы не хотели, чтобы она попала в сиротский приют.

– Да. – Мэверик посмотрел на спящую Розалинду. – Думаю, с ней все было в порядке.

– Но ведь она жила без отца.

– Так хотела Мария.

– И как же вы вернулись на Запад? – продолжала расспрашивать Синтия. Она поняла, что Мэверик еще не привык к мысли, что Розалинда – его дочь. Однако Синтия не сомневалась в их родстве.

– В пятнадцать лет я сбежал и, зарабатывая по дороге на жизнь, добрался до Запада. У меня не было никакой профессии. Я был очень молод. Но к англам у меня не сохранилось ни уважения, ни любви, особенно после жизни в приюте и жестокого убийства моих родителей. И я решил получить то, что хотел.

– И получили?

– Да.

– И вы не сожалеете об этом?

– Нет. Я жалею только о том, что не встретил вас раньше. Синтия почувствовала, как кровь прихлынула к ее лицу.

– Я не привык к таким откровенным разговорам, – продолжал – Мэверик. – Думаю, что причина в том, что я так долго жил с кроу. Они немногословны, но уж если говорят, то о важных вещах и всегда правду.

– Наверное, я смогу понять вас и Розалинду, – сказала Синтия.

– А как вы? – поинтересовался Мэверик.

Она вздохнула, понимая, что теперь настал ее черед быть откровенной и поделиться с ним, а иначе она не могла рассчитывать на то, что их отношения продлятся.

– Вы расскажете мне о себе? – Голос Мэверика прозвучал скорее как приказ.

– Я нечасто говорю о своем прошлом. Моя мать тоже из ирландских эмигрантов. Как и другие девушки из ее класса, она приехала сюда, ничего не умея. Ее наняли служанкой в богатую семью в Нью-Йорке. Отпрыск этой семьи добивался ее. Она влюбилась и уступила. Но когда она забеременела, ее вышвырнули из дома. Это печальная, но, к сожалению, обычная история. Многие молодые женщины, которых нанимают на работу служанками и горничными, уступают домогательствам своих хозяев или их сыновей, чтобы сохранить работу. Бытует мнение, что служанки – это девушки легкого поведения и что рано или поздно они все равно станут проститутками, но это не так.

Мэверик сжал руку Синтии.

– Возможно, мой отец и в самом деле любил мать, – продолжала она, – по крайней мере какое-то время. К счастью, от нее откупились и дали ей достаточно денег, чтобы она не ходила на панель до моего рождения. Позже моя мать получила работу на чулочной фабрике в Амстердаме, в штате Нью-Йорк, но ее постоянно преследовали домогательства хозяев, которые требовали от нее услуг определенного рода. Она привыкла не доверять мужчинам и вырастила меня в убеждении, что я должна сама заботиться о себе и детях.

– Мне жаль, что жизнь была так сурова к вашей матери, – сказал Мэверик. – Часто случается, что люди отравляют существование другим без всякой причины.

Теперь Синтия почувствовала, что примирилась со своим прошлым в большей степени, чем когда-либо прежде. Она и не подозревала, что этот рассказ так облегчит ее душу.

– Ребенком я работала на текстильной фабрике, но моя мать позаботилась о том, чтобы дать мне образование.

– Должно быть, вам далось это нелегко.

– Это так, но мама много сделала для меня и гордилась моими успехами. – Синтия заплакала. – Она умерла от чахотки, когда мне исполнилось пятнадцать. Я до сих пор тоскую попей.

Мэверик ничего не сказал. Он только взял Синтию за руки.

Она шмыгнула носом, стараясь прогнать слезы.

– Все свободное время я тратила на то, чтобы научиться печатать на машинке. Затем нашла работу в Нью-Йорке.

– И дослужились до редактора?

– Да.

– Я горжусь вами.

– Благодарю вас.

– Что случилось? Почему вы решили бросить все и податься на Запад? – поинтересовался Мэверик.

Губы Синтии изогнулись в горькой усмешке.

– Со мной произошло то же, что и с моей матерью. Человек, наживший состояние за счет потогонной системы на фабриках, купил наше издательство. Он дал мне понять, что я могу сохранить свою работу, если буду ублажать его.

Мэверик крепче сжал ее руки:

– Я не хочу, чтобы то же случилось с Розалиндой. Меня охватывает гнев, когда я вижу, как люди злоупотребляют властью. Я и сам испытал это в сиротском приюте. То же самое я видел и в случае с индейцами.

– С индейцами кроу?

– Да.

Синтия поежилась.

– Я бы хотела отомстить Хаскелу Рейнзу.

– И отомстите.

– Откуда у вас такая уверенность? У него прочное положение в Нью-Йорке. Он богатый и могущественный человек. А я...

– Право на вашей стороне. Кроу верят в круговорот жизни. Что бы ни делал человек, ему воздается втройне и за плохое, и за хорошее, – сказал Мэверик.

– Хотелось бы в это верить.

– Что сделал Рейнз, когда вы отвергли его?

Снова Синтия почувствовала резь в глазах, возвещающую подступающие слезы. Казалось, она вернулась в прошлое.

– Синтия? – окликнул Мэверик.

Она глубоко вздохнула, вспомнив о своей решимости добиться цели.

– Я лягнула его в щиколотку и убежала из издательства.

– Вы правильно поступили, – одобрил Мэверик.

– Но он позаботился о том, чтобы я больше не получила работы в Нью-Йорке.

– Вы создадите свой издательский дом, а я помогу вам. Мэверик заглянул в ее зеленые глаза.

– Виктория Малоун тоже обещала мне помочь.

– Она писательница?

– Да.

– Так это она вместе с мужем владеет ранчо Кордова?

– Именно так.

– Возможно, она и верный друг, но у нее не будет для вас времени, – рассуждал Мэверик. – А мне и Розалинде вы нужны. Поедем со мной. Дайте нам шанс. Вы сможете оставить мое ранчо, когда пожелаете, но если захотите основать свое издательство, то лучше это сделать в Вайоминге.

Синтия отвела глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд синих глаз Мэверика, Ей хотелось верить ему.

– Доверьтесь мне, – предложил Мэверик.

– Чего вы хотите от меня? – спросила Синтия.

– Всего.

– Это невозможно. Вы же знаете мое прошлое. Я не склонна доверять людям.

– Я могу подождать.

Она снова посмотрела на него:

– Вы ведь не отступитесь?

– Нет, когда знаю, чего хочу. – Он нежно погладил ее по щеке. – Но ведь я предлагаю вам то, чего и вы хотите.

Она кивнула. Он улыбнулся:

– Со мной вы ничем не рискуете.

– С вами я в опасности постоянно. Мэверик усмехнулся:

– Но ведь вы первая подошли ко мне. Разве не так?

– Вы были мне нужны тогда, как и сейчас.

– Отлично. Вы такая же бродяга, как и я.

– Как вы?

– И как Розалинда. Бродяги должны держаться вместе. Мы нужны друг другу.

Она поджала губы.

– Если я поеду с вами, мне нужно позаботиться об одежде. Он застонал:

– Но у вас ведь ее целые сундуки.

– Нам надо купить одежду для Розалинды. Я не думаю, что у вас на ранчо найдется что-нибудь подходящее для нее.

– Так вы едете с нами? – допытывался Мэверик.

– Я еще думаю, – тянула время Синтия.

– Едете.

Это был уже не вопрос, а утверждение.

– Я хочу подремать. Разбудите меня в Лордсбсрге. К тому времени я буду знать точно.

– He стоит вас будить. Я получу ваши чемоданы и погружу их на поезд. Я предпочитаю, чтобы вы проспали до самого Вайоминга, – сказал Мэверик.

– Чтобы не передумала? – спросила Синтия.

– Верно.

– Но ведь и вы можете передумать.

– Маловероятно.

Она улыбнулась, потом медленно отвернулась и прислонилась головой к окну. Но сон не шел.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПОД ПРИБЫВАЮЩЕЙ ЛУНОЙ ЧЕРНЫЕ КОНИ ПРИХОДЯТ С ЗАПАДА


Синтия стоит в Хижине Грез. Он опоит с ней рядом. Их руки переплетены и связаны сыромятными кожаными ремнями. Это четыре стихии – земля, огонь, ветер и вода. Глиняный горшок стоит возле костра.

Женщина-знахарка подходит к ним. Она несет длинный нож, которым разрезает сыромятные ремни вокруг запястий и бросает их в костер. Она передает ему нож, потом скрывается в тени.

Он делает надрез на левой стороне груди, вынимает свое трепещущее сердце и передает его Синтии. Она обеими руками высоко поднимает его сердце, потом встает на колени и кладет его в глиняный горшок, стоящий возле костра. Синтия возвращается к нему. Левой рукой она сжимает его правую руку. Их пальцы переплетаются.

Знахарка снова рядом. Она смотрит на Синтию:

– Теперь твое сердце бьется за вас обоих. До тех пор пока его помыслы, намерения и жизнь останутся чистыми, ваши сердца в безопасности.

И Синтия познает счастье.

Глава 11

Синтия и Розалинда сидели за столом напротив Мэверика в кафе «Гремучая змея». На мексиканских глиняных тарелках цвета ржавчины лежали остатки бифштекса и картофеля. За соседними дубовыми столиками болтали и смеялись другие посетители, звенела посуда и стеклянные стаканы. Стены были украшены изделиями из кожи гремучей змеи всевозможных размеров и форм. Скатерти и салфетки с рисунком в форме многогранников придавали столикам яркий и праздничный вид.

Синтия и Мэверик прихлебывали кофе. Розалинда пила молоко. Время от времени они смотрели из окна на Ринкон, располагавшийся в южной части штата Нью-Мексико. На фоне пустыни вырисовывались островерхие деревянные крыши строений. По тротуарам слонялись ковбои, позванивая шпорами. По улицам катились шары перекати-поля. Грохотали проезжавшие мимо повозки. В сумеречном свете были отчетливо видны закатные цвета – оранжевый, красный и кровавый, разрисовавшие западную часть неба яркими полосами. Через пыльную улицу потянулись тени.

Будь они уже в Вайоминге, Мэверик мог бы и отдохнуть. После тяжелого дня наступало время, когда уместно было бы поговорить, обсуждая планы на завтра. Мэверик не чувствовал себя одиноким в обществе Синтии и Розалинды. Это время могло стать самой приятной частью дня. Но он знал, что расслабляться рано. Они были слишком далеко на Юге, чтобы чувствовать себя в безопасности. И все же Мэверик не хотел тревожить Синтию и Розалинду сомнениями и беспокойством. На рассвете они должны были покинуть городок. У них уже куплены билеты на поезд.