Ольга Дашкевич - Луна над заливом

— Они, — сказал Георгий, сразу подобравшись. — Постарайся, пожалуйста, звучать поестественней. Только не пережимай. Ты имеешь полное право быть напуганной.

Татьяна взяла трубку и сказала, насколько могла, спокойно:

— Алло? Я слушаю.

— Тань, — запыхавшийся глос Ирины прозвучал для нее полной неожиданностью, и она снова повторила свое «алло», чем вызвала взрыв Ирининого возмущения: — Таня, ты что там — не слышишь? Я звоню, чтобы сказать: все пока в ажуре, деньги еще в номере, твоего друга пока никто не хватился, только одна горничная, украинка, сказала мне, что в его номере вещи как лежали раскиданные в первый день, так и лежат. Ничего, дескать, не изменилось, и ночует ли вообще постоялец в номере. Хорошо, что она ко мне подошла, а не ко второму менеджеру или сразу к старшей. Ну, я ей сказала, что постоялец мне знаком, он, мол, загостился у подруги, сегодня вечером вообще к ней переезжает и скоро придет за вещами… Правильно сказала?

— Правильно, Ирка, ты молодец, — торопливо сказала Татьяна. — И что мне теперь нужно делать?

— Ничего особенного, — Ирина как-то поскучнела голосом, слышно было, что ей неприятно или неловко говорить Татьяне об этом. — Ты должна прийти сюда и сама вынести все, что хочешь, хоть черта лысого… а лучше бы — все вещи. Дубликат ключа я дам. Но это все, что я могу для тебя сделать, Тань. Ты же понимаешь. Начни я выносить все это сама… Ты же не хочешь, чтобы меня выгнали с работы, правда?

— Конечно, нет. — Татьяна плотнее прижала трубку к уху. — А как я пройду мимо швейцара? У меня карточки постояльца нет.

— Скажешь, что идешь ко мне на собеседование, ищешь работу. У меня постоянно толкутся девушки в поисках работы, горничные нам нужны, швейцар это знает, и охранники тоже… но я на всякий случай их еще предупрежу. Во сколько ты будешь?

Татьяна машинально взглянула на часы.

— Через час — нормально?

— Нормально, — Ирина вздохнула в трубку. — И поосторожней, Тань. Тебя ведь полиция разыскивает, не забывай.

— Не забуду, — пообещала Татьяна. — Спасибо тебе, Ир. Я через час буду. Жди.

Она нажала кнопку отбоя, и трубка тут же запиликала снова.

— Это я, — сказал давешний голос, даже не потрудившись звучать повежливей. — Ты одна?

— Одна, — Таня подала Георгию знак соблюдать тишину.

— Молодец, — похвалил звонивший. — Значит, так: ты даешь нам адрес — ну, того места, где вы сейчас. И все. Остальное не твоя забота. Тебя мы не тронем, как я и обещал.

— Хорошо, — сказала Татьяна деревянным голосом, — записывайте адрес.

Татьяна шла по вечернему Бродвею, слегка покачивая бедрами, обтянутыми узкой кожаной юбкой — ее новый имидж требовал особой походки, и она, как ни странно, испытывала некоторое, чисто женское, тщеславное удовольствие, ловя на себе заинтересованные взгляды встречных мужчин.

Она любила Манхэттен, любила бывать здесь одна или с Ники.

Ники, Ники… Татьяна запретила себе думать о нем. Окидывая взглядом знакомые здания, очень старые, стоящие так близко друг к другу, что между окнами верхних этажей были перекинуты металлические мостики, она машинально продолжала движение, отмечая, как заправская шпионка, встречных людей: вот явный наркоман со слезящимися глазами, в неопрятной куртке; вот тихий шизик на должности: хороший костюм, кожаный кейс, дорогая обувь, а сам идет, ничего не видя вокруг, размахивает руками, горячо говорит сам с собой. Вот две девушки в черных свитерках и джинсах, все в пирсинге, все в тяжелых перстнях — это готы, ничего особенного, пропускаем их… так, парень в коричневой шелковой рубахе, провожает взглядом… а, ерунда, бродвейский ловелас… До гостиницы осталось всего ничего.

Татьяна внезапно почувствовала пьянящую легкость. Ярко освещенный Бродвей всегда будил в ней особое, почти праздничное, настроение, и, несмотря на необычность и даже опасность ее сегодняшней миссии, легкое возбуждение чуть кружило Татьянину голову и делало походку летящей, а глаза — сияющими.

Возле «Американы» она замедлила шаг, взяла из сумочки сигареты и остановилась прикурить у входа, исподтишка оглядываясь вокруг.

«Как в шпионском фильме, — подумала она, не переставая ощущать происходящее каким-то не взаправдашним, точно игрой в сыщики — разбойники. — Мата Хари ты задрипанная… Вон тот, лысый, у витрины — он кто? Один из этих или случайный прохожий?.. И где Георгий?»

Георгий должен был следовать за ней от метро, он сам настоял на этом, Татьяна не хотела, ей это казалось безрассудным. Гораздо разумней было бы ему подождать ее в скверике возле Публичной библиотеки или в каком-нибудь кафе. Ну, что особенного в том, чтобы войти в отель, где работает подруга, и выйти обратно с небольшим кожаным дипломатом?.. Она даже не привлечет ничьего внимания. А если и привлечет, то кто ее узнает в таком виде?

Татьяна машинально поправила гладко причесанные черные волосы, бросила недокуренную сигарету в урну с песком у входа. Лысый на тротуаре пристально посмотрел в ее сторону. Татьяна насторожилась, глянула через плечо. Он окидывал ее откровенно оценивающим взглядом, совершенно не скрываясь, и она слегка напряглась. Что это может значить? Просто мужской интерес? Возможно, он принял ее за проститутку и теперь прикидывает, сколько она стоит. А может быть…

Лысый скользнул взглядом куда-то в сторону, и, как ни мимолетен был этот взгляд, Татьяна успела поймать направление и, посмотрев туда, увидела высокого костлявого парня в черной майке, убирающего в карман джинсов что-то, что только что разглядывал. Фотографию?.. Значит, это они… Только без паники! — приказала она себе. Понятно, что они пасутся возле гостиницы, но вот вопрос — удалось ли им ее узнать?

Вряд ли, — подумала Татьяна. Они ждут сорокалетнюю шатенку, а здесь, перед входом в гостиницу, стоит молоденькая брюнетка от силы двадцати пяти лет. И все-таки надо торопиться.

Татьяна улыбнулась швейцару и сказала ему несколько слов. Самые обычные фразы — привет, мне нужно на интервью, куда пройти… Швейцар кивнул, не меняя выражения лица, мазнул взглядом по ее ногам, указал кивком головы направление, и Татьяна прошла в вестибюль, где ее уже ждала Ирина.

— Добрый вечер, — сказала Татьяна по-английски, предупреждая тем самым подругу, чтобы она, не дай Бог, не назвала ее по имени.

Ирина в первую минуту не узнала ее, смотрела, не понимая, потом у нее в глазах появилось выражение восторга и запрыгали веселые чертики.

— Добрый вечер, — сказал она чопорно. — Вы на интервью? Проходите сюда, пожалуйста.

Татьяна прошла вслед за ней в небольшую комнатку, и тщательно прикрыла за собой дверь.

— Ну, Танька, ты даешь!.. — выдохнула Ирина, всплеснув руками и с нескрываемым восхищением оглядывая подругу. — Я бы тебя ни за что не узнала, если бы просто встретила на улице. Ты похожа на блядь, но не слишком дешевую.

— И на том спасибо, — усмехнулась Татьяна. — Давай, Ириш, скорее, я боюсь, что меня все-таки засекли у гостиницы…

Ирина достала из кармана ключ.

— Вот. Это на третьем этаже, по коридору направо. Номер написан на ключе. Постарайся ни с кем не столкнуться. Но если тебя увидит горничная, или коридорный, или… ну, кто угодно — веди себя естественно, скажи «хай», как ни в чем не бывало, поняла? Но на меня не ссылайся ни в коем случае, если спросят!.. А то я с работы вылечу! Скажешь, что ты — подруга жильца, он захворал и попросил тебя привезти его вещи. Ключ дал и все такое… Это, конечно, тоже против правил, но все-таки не грабеж… Хорошо? Тань? Я на тебя надеюсь?

— Конечно… — Татьяна сунула ключ в сумочку. — Слушай, а как-нибудь с черного хода здесь выйти нельзя? Что-то меня беспокоят эти, у дверей.

Ирина нерешительно покусала нижнюю губу.

— Ты можешь, конечно, воспользоваться другим выходом… Только что это даст? Думаешь, они дураки? Один на одном выходе, второй — на другом… Есть еще выход через кухню, на задворки. Но что им мешает и там кого-нибудь поставить? А на главном входе все-таки народ кругом. Да и вообще, я думаю, они тебя не узнали. Ты себя в зеркало видела? Даже я тебя не узнала… Слушай, Тань! — Ирина вдруг нахмурилась. — Ты этих, на входе, хорошо разглядела? Может, это полиция? Тебя же полиция ищет, забыла?

Татьяна зябко поежилась, опять вспомнив Ники.

— Не знаю я, Ир, — ответила она тихо, — полиция — не полиция… Одеты были в штатское, а там… кто их разберет? В общем, мне лучше поторопиться.

— Ну, давай! — Ирина кивнула ободряюще. — Ни пуха, ни пера, Тань.

— К черту!

Татьяна вышла из комнаты и пошла к лифтам. Возле лифта стояли несколько человек, и она решила, что лучше будет подняться по лестнице. Независимой походкой пересекла холл, открыла дверь и пошла по ступенькам вверх.

Лестничные пролеты здесь были узкие, шаги в них звучали гулко, как в тоннеле, и Татьяне отчего-то стало не по себе. Странно, — подумала он, бодрясь изо всех сил. — Вроде, клаустрофобией никогда не страдала…

Но пустые стены все равно наводили на нее уныние, и она ускорила шаги. Дверь, выходящая в коридор третьего этажа, была уже у нее перед глазами, когда внезапно на ее плечо сзади легла большая рука, и вкрадчивый голос произнес по-русски:

— Куда так спешим, красавица?

За долю секунды, пока Татьяна оборачивалась к нему лицом, в ее мозгу пронеслось сразу несколько мыслей: они узнали ее… нет, они не узнали ее, это просто способ проверки всех женщин, идущих на третий этаж… они не узнали, и это не проверка, просто страж заскучал и пытается развлекаться доступным ему способом…

Все три варианта были возможны, но в последних двух она могла попытаться…

Татьяна вывернулась из-под горячей ладони и быстро-быстро заговорила по-английски, размахивая руками, как итальянка, всей мимикой выражая возмущение и протест.

Это сработало. Скорее всего, сторож не настолько хорошо владел английским, чтобы уловить нюансы, тем более, что Татьяна, у себя в фирме общаясь с итальянцами, научилась имитировать их акцент. Парень выпустил ее плечо, сказал «сорри», улыбаясь извиняющейся улыбкой, и отступил в сторону.

В коридоре никого не было. Татьяна вздохнула с облегчением. Теперь оставалось только быстро дойти до двери и успеть открыть ее, пока никто не появился. Очень неприятно будет, если придется объясняться, когда ее застигнут ковыряющей ключом в замочной скважине… Да еще этот, с лестницы, может заглянуть — просто на всякий случай проверить, куда она пошла. И увидит ее перед интересующим их номером.

«Раз, два, три!» — скомандовала себе Татьяна, глубоко вздохнула и устремилась по коридору направо, как ей объяснила Ирина.

Ковровая дорожка скрадывала шаги, Татьяне казалось, что она неслышно летит или бредет во сне, не оставляя следов. При этом каждый мускул ее тела дрожал от напряжения, и она почувствовала, как по спине между лопатками скатилась холодная капля пота.

«Соберись, истеричка!.. — подумала она, чувствуя, как дрожат колени. — Осталось совсем чуть-чуть!.. Тебя Георгий ждет, дура трусливая!» Видимо, упоминание имени Георгия подстегнуло ее натянутые нервы, и Татьяна решительно сделала два оставшихся шага до двери, выпрямилась, непринужденно оглянулась, делая вид, что поправляет волосы, и, никого не увидев, вставила ключ в замочную скважину. Дверь отворилась, она вошла, напрягая зрение после яркого света в коридоре, и сразу поняла, что предчувствия ее не обманули.

В номере кто-то был.

Свет в номере не горел, но тишина была угрожающей.

Татьяна замерла в темноте, не зная, что делать. Прикинуться «рум-сервис»?.. Да, наверное, это единственное правильное решение. Кто бы ни находился сейчас в номере, полиция или бандиты, они не смогут сразу узнать ее в этом вульгарном наряде, с этими волосами и макияжем. Значит, ей следует держаться уверенно, естественно и, по возможности, нахально, — может, кривая вывезет.

Она чуть кашлянула и уже открыла рот, чтобы игриво позвать хозяина, когда в темноте рядом с нею возникло некое почти неощутимое движение, и сильная ладонь закрыла ее лицо.

От неожиданности Татьяна резко дернулась, не устояла на высокой неудобной платформе босоножек и подвернула щиколотку. Боль была такой острой, что она застонала. Ладонь, зажимающая ее рот, приглушила стон, и знакомый голос прошептал прямо в ухо:

— Тихо, это я!

Рука еще секунду задержалась на ее лице, а потом медленно соскользнула.

— Георгий!.. — прошептала Татьяна задыхающимся голосом. — Черти бы тебя взяли!.. Что ты здесь делаешь? С ума сошел? А если тебя увидели?

Георгий молча увлек ее в глубину комнаты, где из окна пробивался свет вечернего Манхэттена. Он стоял перед ней и усмехался, и эта усмешка ее разозлила окончательно.