Мэгги Осборн - Луна прерий

– У меня никогда не было жены.

– Но ведь у вас есть воображение? – Жгучая ярость клокотала у нее в груди. – Представьте, что вы находитесь на войне, которая уже проиграна. В вас стреляют, забрасывают снарядами, но вы даже не можете объяснить, какой во всем этом смысл. Знаете лишь, что это ваш чертов долг и вы не вправе им пренебречь. Разве не так все происходило на самом деле?

Камерон спокойно смотрел ей в глаза.

– И вот приходит письмо от вашей жены, где она жалеет сама себя, где пытается устыдить вас, заставить дезертировать с поля боя. И письмо это заканчивается словами «я тебя ненавижу». Она знает, что вы можете погибнуть, понимает, что это, возможно, последние слова, которые вы от нее услышите. Но она все равно их пишет. Неужели вы так мало выпили, что не можете себе представить, что бы вы чувствовали и как отреагировали?

Не отрывая от нее глаз, Камерон встал и надел шляпу. Перекинув через руку плащ, он сказал:

– Ответы, которые вы ищете, находятся там. – Он кивнул в сторону пакета. – А может, и нет. Мне нужно напоить коня. Я еще зайду к вам перед отъездом.

Дверь за ним с тихим стуком захлопнулась.

Делла уронила голову на руки. Он приехал бог весть откуда, чтобы отдать ей это письмо, которое он вполне мог бы послать по почте. Может, он и опоздал на десять лет, но все же сам привез послание, выразив ей, таким образом, свое уважение. Более того, Камерон был другом ее мужа, и он находился рядом с Кларенсом, когда тот умирал. И несмотря на все это, Делле хотелось визжать, хотелось вцепиться ему в лицо и разодрать его до крови, и все потому, что он был здесь. Делла поднялась и вынесла на крыльцо фонарь.

– Мистер Камерон?

Он стоял позади коня, свет фонаря на него не падал.

– Извините меня. Я была не очень вежлива с вами. Но я благодарна вам за то, что привезли письмо Кларенса. – Она прикусила губу, вдруг подумав о гостеприимстве и о манерах. Кларенс наверняка хотел бы, чтобы она приняла его друга. – Можете поставить свою лошадь в загон.

В ночном воздухе пахло дождем. Тучи закрыли звезды.

– Заночуете в амбаре, если не хотите промокнуть.

Тут она подумала, что крыша амбара протекает, как решето.

Помолчав, Делла тихо добавила:

– А утром накормлю вас завтраком.

Камерон не произносил ни слова.

– Я хотела бы вас о многом спросить. И была бы признательна, если бы вы остались до утра. Сейчас я не могу этого сделать, слишком устала.

– Буду вам благодарен за возможность воспользоваться вашим амбаром, – донесся наконец из темноты его голос.

Скрип кожи дал ей понять, что Камерон сел в седло. Несколько долгих минут ничего не происходило, и Делла подумала о том, что она стоит, освещенная фонарем, и он видит ее, в то время как сам прячется под покровом тьмы.

– Принести вам мыло? – спросила она.

– У меня есть, спасибо. Спокойной ночи, миссис Уорд.

– У боковой двери висит еще одна лампа, – добавила Делла, когда услышала, что его лошадь движется к углу дома.

Камерон не ответил.

Друзья Кларенса были людьми воспитанными, настоящими аристократами. И мистер Камерон не являлся исключением.

Скорее всего мистер Камерон хорошо образован, вероятно, учился в университете в северных штатах или даже в Европе. Любил поговорить на философские темы, обсудить риторические вопросы. Он вырос в привилегированной среде, и, пока не началась война, матери достигших брачного возраста девиц, несомненно, рассматривали его как блестящую партию для своих дочерей.

Война изменила мистера Камерона.

Делла попыталась представить себе, каким стал бы Кларенс, если бы не погиб.

Быть может, замкнулся бы в себе и отдалился от нее? Нахмурившись, она повернулась в сторону амбара. А могло ли случиться так, что Кларенс вернулся бы домой совершенно другим? Представить такое было так же сложно, как вообразить Камерона улыбающимся, беззаботным, любящим танцевать, гонять на лошадях и петь при лунном свете.

Делла задула фонарь и прислушалась, чтобы уловить звуки, доносящиеся из амбара. Кто он? Почему у него с собой целый арсенал огнестрельного оружия? Что произошло с ним во время войны? Где он был все эти годы после ее окончания? У Деллы в голове роилось множество вопросов, но она знала, что не станет их задавать. Даже не была уверена, что сможет задать ему вопросы, касающиеся ее непосредственно.

Делла закрыла глаза и кончиками пальцев потерла лоб.

Затем посмотрела на юг, где блестели не закрытые тучами звезды. К горлу подступил комок.

Может, Кларенс понял, что она написала то проклятое письмо от отчаяния и одиночества? Может, простил ее?

Может, в его письме она найдет слова понимания и прощения?

Надежда – это ужасная вещь. Она дразнит, обольщает, ловит в капкан.

Сделав глубокий вдох, Делла собрала все свое мужество и выпрямилась. Медленно войдя в дом, она взяла окровавленный лист бумаги и развернула.

Делла!

Не «дорогая», не «милая Делли», не «моя родная». Просто «Делла».

Ты хочешь, чтобы я превратился в труса, предал свое дело и своих товарищей? Но так может поступить лишь человек, не имеющий чести, забывший о чувстве долга.

Я знаю, что нужен тебе и родителям. Как же ты можешь предположить, что меня не волнует по, что творится у меня дома? Я думаю о тебе постоянно. Волнуюсь о погибающих на полях посевах, о том, что наш дом могут ограбить или даже сжечь. Беспокоюсь о том, что мои отец может умереть или стать недееспособным. И о том, что мама может навредить своему здоровью, стараясь взять на себя слишком много забот. Беспокоюсь о том, что на твои плечи свалилось столько ответственности, и о том, сможешь ли ты принять то решение, которое должна принять. Я беспокоюсь о твоем здоровье и благополучии. Всем своим сердцем я желаю быть с тобой рядом, когда придет время родов.

Но, Делла, я не могу. Пойми меня. Если бы даже я мог вернуться домой, я снова подвел бы тебя, как уже было не раз.

Ты сейчас сердишься. Наш брак оказался совсем не таким, каким представлялся тебе в мечтах. Но, Делла, выходя за меня, ты знала, что я служу Конфедерации. Знала, что мы ведем войну. И ты согласилась во время беременности жить с моими родителями. Мне очень больно, что твоя любовь превратилась в ненависть. Мое сердце болит от…

На этом письмо обрывалось, последние слова были размыты кровью.

Несколько минут Делла сидела не шевелясь. Потом допила виски. Ее надежды превратились в прах.

Кларенс погиб, веря в то, что Делла ненавидит его и раскаивается в том, что вышла за него. Он умер, считая, что предал ее и своих родителей. И все это по ее вине. Она не заслуживала прощения.

Вытерев глаза тыльной стороной ладони, она принялась заворачивать письмо Кларенса обратно в ткань, но вдруг остановилась, заметив, что в нее завернуто что-то еще. Это было ее последнее письмо. И дубликат их с Кларенсом свадебной фотографии.

Ей не нужно было читать то письмо. Потому что каждое слово, полное ненависти, было выжжено у нее в сердце. Отшвырнув его, Делла вытерла вспотевшие ладони о рукава, после чего придвинулась поближе к лампе и потянулась к фотографии.

Кларенс на ней торжественно стоял, высокий, широкоплечий, красивый, в военном мундире. Одной рукой, затянутой в перчатку, он прижимал шляпу к груди. Другая лежала на плече Деллы. Ее свадебное платье элегантными складками ниспадало до самого пола и казалось сплошным водопадом лент и кружев. Сама она была без перчаток. Почему? Не могла вспомнить.

Скудный свет лампы и коричневатый фон фотографии делали ее такой молодой, невинной и такой юной. Сколько ей было в день свадьбы? Всего шестнадцать. Она улыбалась, уверенная, что счастье будет длиться вечно, что их любовь выдержит любые испытания. Она совсем не знала жизни.

Но Кларенс смотрел в объектив камеры с мрачной серьезностью. Делла вспомнила, как ругала его за то, что вид у него не счастливый, а скорее траурный. Теперь она поняла – он уже тогда знал, что впереди его ждут трудности и лишения. Что их брак не будет романтичным и сказочным, как рисовало Делле воображение.

Какой же она была глупой тогда!

Делла представляла себе, как будет встречать мужа, приехавшего домой на побывку, осыпать его поцелуями, как проведет в гостиную, наполненную разодетыми дамами и лихими офицерами в безукоризненных мундирах. А еще Делла представляла, как в дорожной коляске поедет в полк к Кларенсу на краткое, полное романтики свидание. Она представляла себе, как в кругу других храбрых юных жен готовит бинты для раненых, внося таким образом свою лепту в ход войны.

Через неделю после того, как была сделана эта фотография, Кларенс вернулся в полк. За весь следующий год Делла видела его всего три раза. Не было ни романтических свиданий, ни веселых приемов. Одна задругой ее прекрасные фантазии умирали, задавленные свалившимися на плечи заботами и постоянным страхом за себя и близких.

Делла несколько долгих ми нут разглядывал а вы цветшую фотографию. Боже, что это? Слезы?! Она много лет не позволяла себе плакать. Но сейчас, уронив голову на стол, зарыдала.

Делла, всхлипывая, проснулась. У нее болела грудь, лицо было мокро от слез. Обычно воспоминания о ночных кошмарах не покидали ее в течение всего дня, наполняя сердце горечью и болью. Ей хотелось лежать вот так, свернувшись калачиком в постели. Но нужно было кормить скотину, полоть огород, гладить белье. Иногда Делла готова была проклясть свое монотонное существование, но бывали дни, когда она благословляла его, потому что только оно и заставляло ее подниматься с кровати.

Она перекинула длинную косу через плечо, спустила ноги на пол. И только тут осознала, что снаружи доносится стук молотка – уютный, домашний, прекрасный звук, который она не слышала вот уже много лет. Тут Делла вспомнила о мистере Камероне.

Охваченная любопытством, она подошла к окну. Камерон сидел на коньке крыши амбара, с закатанными рукавами. Во рту он держал несколько гвоздей. Поля шляпы роняли тень на его лицо, защищая от утреннего солнца. Камерон был полностью поглощен своим занятием. Но почему он даже сейчас не снял ремень с оружием?

Он носит его как воспоминание о войне? Или причина в чем-то другом? Не ее дело, конечно, но пока Делла одевалась, эти вопросы не давали ей покоя.

Делла расчесала волосы, уложила в толстый узел на затылке, уделив этому немного больше времени, чем обычно, после чего принялась готовить завтрак. Обычно по утрам она ограничивалась чашкой кофе. Или же доедала остатки ужина. Но мистер Камерон заслуживал большего. Делла была твердо уверена, что он из той породы людей, которые придают завтраку особое значение. Странно, но от этой мысли на душе у нее стало веселее. Готовить на одного – весьма неблагодарное занятие. И Делла рьяно взялась за дело.

Запах ветчины, залитой яйцами, заставил Камерона слезть с крыши. Делла слышала, как он умывался в большой бочке для сбора дождевой воды, стоявшей под окном кухни. Она налила кофе и поставила чашку на стол.

– Доброе утро, – поздоровался Камерон, войдя в дом.

Сияв шляпу, он огляделся, подыскивая место, куда бы ее положить, и Делла вспомнила, что накануне он положил плащ и шляпу прямо на пол. В тот момент она была слишком утомлена, чтобы думать о таких мелочах, и сейчас устыдилась своих скверных манер. Ведь она была вдовой не кого-нибудь, а Кларенса Уорда.

– Вы можете повесить свою шляпу на гвоздь за дверью. Она увидела, что он внимательно рассматривает детскую панамку и фартук, висевшие там же, возле ее шали и старой рабочей шляпы. Делла снова повернулась к плите.

«Не спрашивай, – мысленно умоляла она его, – не надо. Не сейчас».

– Можете повесить и свои пистолеты.

– Пусть остаются на месте, – ответил он спокойно. Но женщина поняла, что этот вопрос обсуждению не подлежит.

Делла отодвинула куски ветчины и стала поджаривать хлеб. Обычно мужчины не садятся за стол с оружием на ремне. Это просто не принято. И Делла подумала, что, наверное, у мистера Камерона есть на это свои причины. А ей в общем-то нет до этого никакого дела. Она испытывала радость оттого, что завтракала не одна. К черту этикет и правила хорошего тона. Она давно забыла о них. Положив в тарелку побольше яичницы и хлеба, Делла поставила ее перед Камероном и села.

– Вы не промокли ночью в амбаре?

– Мне удалось отыскать сухое местечко.

– Надеюсь, вы любите хорошо прожаренные яйца.

– Да, мэм. Это чудесный завтрак, и я благодарен вам за него.

– Это самое меньшее, чем я могу вас отблагодарить, учитывая то, что вы сделали для меня. – Когда Камерон бросил на нее удивленный взгляд, Делла добавила: – Привезли письмо Кларенса, а потом еще починили крышу в амбаре.

– Вы могли бы нанять для этой цели работника, – проговорил он через минуту.