Я немного поерзала на стуле.

- Так ты не собираешься мне ответить?

- Нет.

- Ты знаешь, если это хулиганы, то можно сделать что-нибудь, чтобы прекратить эти звонки. –

Говорить с поднятым вверх подбородком было непросто. – Это не так уж и сложно…

- Я и так знаю, кто это,- тихо отозвался он, изучая рисунок и добавляя пару штрихов.

- Правда? Кто?

Молчание.

- Норман.

Он положил альбом на колени и поставил карандаш в банку из-под кофе.

- Послушай, Коли, неужели у тебя нет ничего такого, что тебе не хотелось бы обсуждать?

Он не собирался делать свои слова грубыми, но его тон ясно дал мне понять, что я лезу туда, куда

не просят.

- Наверное, есть, - согласилась я.

- В таком случае ты меня понимаешь, верно?

Я кивнула, он встал и положил альбом на книжную полку.

- Все, мы закончили.

- Ох, да ладно тебе, Норман! – какой же он чувствительный, однако. – Не злись на меня за это, и…

- Нет, - прервал он меня, - я имею в виду, что я закончил с наброском, - он потянулся, напомнив

мне Кота Нормана. – Завтра начнем работать над портретом, в «Последнем шансе», хорошо?

- О. Конечно. Но я ведь могу увидеть набросок, да?

- Нет.

- Но, Норман…

- Спокойной ночи, Коли.

Я не стала испытывать удачу и просто сняла очки, а затем вышла из подвала. Обернувшись в

дверях, я в последний раз на сегодня взглянула на все эти разноцветные объекты, окружающие

Нормана, и на него самого, наводящего порядок в своих карандашах и кисточках, и подумала, что

он вписывается в эту маленькую вселенную как нельзя лучше. Он собрал все эти вещи и дал им

новую жизнь, и теперь они окружили его, став его маленьким миром и частью его самого.

Мы работали над портретом каждый день – до или после моей смены в кафе, а если посетителей

было немного, то и во время. Иногда мы возвращались в его комнату, и он рисовал там. Портрет

был важен для меня, но даже близко не так, как Норман.

Конечно, это очень глупо, но с того первого вечера, когда он убрал прядь волос с моего лица, что-

то изменилось. Может быть, не для него, но для меня – точно.

Все это были мелочи. Например, как мы сидели в тишине, и как в его комнате стало появляться

«место для меня» - стул, на котором я ему позировала, стакан, который он подавал мне, когда я

говорила, что хочу пить, пульт от телевизора, который Норман откопал специально для меня, ведь

сам он никогда не смотрел никаких передач. Уходя, я спрашивала себя, не смотрит ли он на все

эти вещи после ухода, думая обо мне?

Обстановку в его комнате я уже знала, как свои пять пальцев, и портреты Морган и Изабель и

мужчины, стоявшего у машины, словно приветствовали меня каждый вечер, точно добрые друзья.

Сквозь темные стекла очков я оглядывала стены и представляла, как на одной из них тоже будет

висеть мой портрет. А дома я все чаще приглядывалась к портрету Миры и спрашивала себя, как

же буду выглядеть на рисунке я.

С той минуты, как Норман впервые пришел в «Последний шанс» с красками и палитрой

подмышкой, меня охватило ощущение тайны, будто мы с ним знали какой-то секрет, о котором

больше никто не подозревал. Когда выдавалась минутка, чтобы поработать, Норман рисовал

меня, и чаще всего он смотрел на меня рассеянным взглядом, как смотрел бы на яблоко, форму

которого хотел передать. Но иногда я ловила его взгляд и понимала, что он по-настоящему

смотрит на меня, и тогда…

- Эй, Пикассо, – раздраженно кричала Изабель в окошко. – Мне нужны луковые кольца. Сейчас же.

- Конечно, - Норман откладывал кисть и возвращался к готовке.

Показывать рисунок он по-прежнему отказывался.

- Плохая примета, - пояснил он в ответ на мой первый вопрос. – Ты обязательно увидишь его, как

только я все закончу.

- Но я хочу посмотреть сейчас! – как и мама, я не умела ждать.

- Сейчас в нем нет ничего интересного, - качал головой Норман. – Работа в процессе, так сказать.

У Нормана были свои секреты. Телефон звонил каждый вечер в одно и то же время – в 10:15.

Норман никогда не брал трубку, а мужчина на другом конце никогда не произносил ни слова и

лишь прокашливался, словно ждал, что кто-то другой сделает за него первый шаг.

Мне хотелось поднять трубку и заставить отца Нормана (а я была уверена, что это он!) поговорить

с сыном, но так и не решалась.

- Норман, - сказала я однажды, когда телефон снова зазвонил, - пожалуйста, ответь. Прошу тебя.

Ради меня?

Он только покачал головой.

- Подбородок вверх.

Когда мы не препирались по поводу телефона, мы слушали музыку, и я, к своему ужасу, даже

полюбила некоторые из его хиппи-песен. Или же я включала телевизор и листала каналы, пока

Норман не начинал комментировать шоу. Однажды я попала на какое-то ток-шоу, куда

пригласили Кики Спаркс, и познакомила Нормана со степ-платформой, своей мамой и ее

премудростями. Норман заинтересовался: он даже отложил кисть и прислушался к рассказу мамы

о «Супер-сжигателе калорий»

- Она молодец, - заметил он, когда мама закончила свою речь и гости студии захлопали.

- Знаю, - кивнула я. – Иногда мне сложно поверить, что она – моя мама.

- О, а мне – ничуть, - он снова взглянул на экран. – В тебе много от ней.

- Не может такого быть.

- Говорю тебе, - он снова взял кисть и вернулся к рисунку.

- Например? – его слова удивили меня.

- Подбородок вверх, - я закатила глаза, но он продолжил говорить: - Например, твое лицо – оно,

как и у нее, в форме сердечка. И то, как вы держите руки, когда разговариваете – кладете на

талию. И то, как ты улыбаешься.

Я посмотрела на маму, блиставшую на национальном телевидении.

- У меня не такая улыбка, - покачала я головой.

- В точности такая, - возразил он. – Ты посмотри на нее, Коли. Она настоящая! Многие люди

хотели бы улыбаться искренне, но у них не выходит, а вот твоя мама улыбается от того, что любит

то, что делает.

На экране какая-то женщина спрашивала маму о побочных эффектах витаминов, и мама

улыбнулась ей в ответ, прежде чем начать говорить. Норман был прав – она не боялась показать

то, что чувствует.

- Ты знаешь, - продолжал он, - мне кажется, я был с тобой уже знаком недели три, когда ты

впервые улыбнулась. Морган сказала что-то, и ты рассмеялась. Я тогда еще подумал, как же это

здорово, что ты веселишься по любой ерунде, каждую твою улыбку нужно заслужить.

Прямо сейчас я не улыбалась. Больше того, я была уверена, что моя челюсть отвисла, стоило мне

услышат его слова, а лицо залилось краской. Норман склонил голову на бок, и я сглотнула,

приводя себя в чувство.

Что тут происходит? Не уверена, что могу объяснить все это.

- Подбородок вверх, - напомнил он, и я взглянула на него, снова и снова вспоминая, как его рука

коснулась моего лица. Теперь я заулыбалась. Подбородок – вверх.

- Совсем скоро, - сказала Мира однажды утром, когда мы завтракали – я ела батончик мюсли, она

- хлопья с шоколадной крошкой. Все мое время было занято исключительно работой в кафе и

портретом, так что встречались мы с ней только за завтраком.

- Что скоро?

Мира подняла газету. «САДОВНИК УСТАНОВИЛ РЕКОРД, ВЫРАСТИВ ОГРОМНЫЙ ТОМАТ» - гласил

заголовок.

- Томаты? – удивленно переспросила я.

- Нет, не это, - тетушка раскрыла другую страницу. – Вот! – она положила газету передо мной. В

углу страницы была небольшая заметка, рядом с колонкой погоды. Маленькая фотография луны,

и несколько слов под ней: «Полное лунное затмение можно будет наблюдать в Колби в 00:32

пятнадцатого августа. Ночь обещает быть ясной, так что день будет идеален для любителей

астрономии»

- А, затмение. Я и забыла совсем.

- Да как же так? – возмутилась Мира. – Неужели ты не чувствуешь, как космос буквально извергает

энергию? Происходит масса странных вещей, грядут большие перемены! Не могу дождаться.

Странные вещи. Я вспомнила Нормана. Большие перемены. Нет, это смешно.

- Если не хочешь что-то менять, можно этого и не делать.

Но Мира меня не слушала – она уже углубилась в календарь, висевший на стене, где ярко-

розовым маркером было обведено «15 августа».

- Семнадцать дней, - пробормотала она.

- Семнадцать, - согласилась я. Тетушка снова вернулась к газете, на этот раз читая гороскоп. Для

нее перемены всегда означали поворот к лучшему.

Я размышляла об этом несколько дней, и, когда однажды сидела у Нормана, вдруг вслух

заметила:

- Четырнадцать дней.

- Что? – Норман вытащил из банки другую кисточку.

- Затмение, - пояснила я, смутившись. – Оно через две недели.

- А, ну да. Точно.

Я выпрямилась и подняла подбородок, опередив его слова. Я уже привыкла к этому, и фраза

«Подбородок вверх» уже успела стать нашим маленьким ритуалом. Я все так же работала в кафе и

бегала по утрам, но все это казалось мне не таким значительным по сравнению с тем, как я сидела

напротив Нормана, а он рисовал меня, время от времени отвечая героям телешоу или подавая

мне стакан с водой. Все чаще я ловила себя на том, что боюсь, что все это закончится, и потому

сижу тихо, как мышка.

- Помню, как я впервые видел лунное затмение, - вдруг заговорил Норман, нарушая тишину. –

Мне было где-то лет шесть, и мы с братьями решили ночевать в палатке во дворе, чтобы не

пропустить ни секунду. Большое дело было.

- Правда?

- Ага. Они заснули задолго до самого затмения, как и предсказывал папа, но я все лежал и

смотрел в небо, а потом луна стала исчезать. Я, конечно, знал, что она пропадет, а потом вернется

на место, но все равно очень испугался. Ее вдруг не стало, и она долго не появлялась, понимаешь?

Мне это показалось вечностью.

Я кивнула, хотя никогда не видела и не чувствовала того, о чем он говорит.

- Так что я вскочил и побежал к родителям, разбудил папу, - Норман потряс кисточкой над

палитрой, стряхивая лишнюю краску. – Я тогда плакал и крича , мама ругала папу за то, что он

позволил мне спать в палатке, а папа просил меня успокоиться, чтобы он мог разобрать, что я

говорю.

Он замолчал, и я вспомнила голос, кашляющий на другом конце провода.

- А что ты говорил?- спросила я, просто чтобы спросить что-нибудь.

- Я кричал, что кто-то забрал луну и спрятал ее в карман, - с усмешкой признался Норман.

- А твой папа? Что он ответил?

- Мы с ним вернулись во двор, и он укутал меня и сказал, чтобы я не был смешным, потому что

все в порядке. Для него это не было пугающим моментом, да и вообще каким-либо моментом,

если уж на то пошло, - он бросил быстрый взгляд на рисунки на стенах. – Но я никогда не забывал

и не забуду, как лежал в спальном мешке и разглядывал небо в ожидании луны. Папа сказал, что

она вернется, но я не был в этом так уверен. В смысле, мне, конечно, хотелось, чтобы папа был

прав, но я боялся, что он ошибся.

- Все же луна вернулась, - улыбнулась я.

- Это да, - согласился он, кивнув, а я подумала, что хотела бы растянуть этот вечер на целую

вечность и никогда не покидать маленькую вселенную Нормана.

- Что странно, - продолжал он, - так это то, что тебе говорят о чем-то, что никак не может быть

неправдой. Как с возвращением луны, например. Но пока ты этого ждешь, твоя уверенность в

сказанном рассеивается, и ты начинаешь думать, что говорящий был неправ. А потом вдруг что-то

происходит – и все снова встает на свои места.

Он с улыбкой взглянул на меня, и я поняла, что эту улыбку я заслужила.

- Ты обязательно поймешь, о чем я, - заверил он меня. – Ты увидишь это своими глазами.

Глава 13

Началась вторая неделя августа, и за два дня до лунного затмения Морган явилась на работу с

планом.

- Я собираюсь сделать марку сюрприз, - заявила она с порога. Ее волосы были завиты, а на ней