приготовила пончики, посыпанные корицей и сахарной пудрой. Она всегда или ела, или готовила.

Когда мама похудела, она словно нашла для себя религию и хотела поделиться ей со всеми: в

первую очередь – со мной, затем – с женщинами, посещавшими ее занятия, ну а потом и со всем

остальным миром. Но Мира, судя по всему, не поддалась маминым чарам: в одном из шкафом в

отведенной мне комнате я обнаружила коробки, пакеты и сумки от Кики, в них были диски, мини-

тренажеры и упаковки с витаминами (то, что дала мне с собой мама, я немедленно запихнула

туда же).

Спустившись вниз, я застала тетушку на кухне, она завтракала пончиками. Я села рядом и

наблюдала за тем, как она съедает один, три, а вот уже и пять, каждый раз облизывая пальцы с

причмокиванием и счастливо улыбаясь.

Мира всегда была любимицей бабушки с дедушкой: училась в школе искусств, на нее возлагали

большие надежды, она была хорошей дочерью. А вот моя мама стала ее полной

противоположностью – любила дикие наряды и странные прически, выстраивала свою жизнь

совершенно не так, как хотела бы того родители, а потом и вовсе бросила колледж и родила

ребенка. Мы с ней провели очень много времени в разъездах, так что ее семья с трудом могла

сказать, где мы живем на этот раз. Наши с мамой визиты к бабушке с дедушкой всегда были

взрывом воспоминаний о детстве и бесконечной чередой сравнений и разговоров о том, как же

сильно мама отличается от сестры. Неудивительно, что виделись они нечасто.

Последний раз я встречалась с Мирой на похоронах бабушки, в Цинциннати, мне тогда было

десять. Когда тетушка узнала, что получила большое наследство, она переехала в Колби – ну а мы

с мамой продолжили кататься по стране.

Съев два пончика, я поняла, что сорок пять с половиной сброшенных фунтов могут вернуться

очень быстро за это лето. Как говорит мама: «Пробивайся или ничего не получишь». С плеером и

наушниками в ушах я бегала по пляжу с час.

Когда я вернулась, Мира была в своей студии – большой комнате рядом с кухней, где царил

беспорядок. Она надела желтый комбинезон и шлепанцы, а волосы забрала наверх и заколола по

меньшей мере семью ручками.

- Не желаешь увидеть мою открытку Смерти? – предложила она. – Я работала над ней целую

неделю.

- Открытку Смерти?

- Ну, технически, это открытка с соболезнованиями, но ты же понимаешь, - Мира устроилась

поудобнее на своем офисном кресле, поднятом так высоко, как это было возможно. Я взяла два

кусочка картона, которые она протянула мне. На одном из них пастелью были нарисованы цветы

и написано: «Мне так жаль», а на другой был, видимо, текст, который должен был находиться

внутри открытки: «С каждой потерей нелегко свыкнуться, но потерять того, кого любишь, тяжелее

всего. Причины не важны, любовь – вот, что главное. В этот непростой момент мое сердце и

мысли с вами»

- Слишком много? – спросила она, когда я взглянула на тонкие буквы «Чудеса Миры»,

напечатанные внизу карточки.

- Хм, нет. Просто я никогда не видела таких… открыток.

- Это новая волна, - легко отозвалась Мира, доставая ручку из пучка. – Специальная серия с

соболезнованиями. Ну, умершие бывшие, погибшие боссы, ушедшие почтальоны…

Я взглянула на нее.

- Я серьезно! – Мира крутанулась на стуле и подхватила со стола коробку, достала из нее открытку

и прокашлялась. – Вот, смотри. Снаружи написано: «Он был для меня другом…», а внутри:

«Иногда сфера услуг может стать большим, чем просто рутина – в ней есть место юмору и

сердечности, заботе и участию. Он был для меня другом, и я буду скучать по нашим ежедневным

встречам», - она с улыбкой взглянула на меня. – Понимаешь, что я имею в виду?

- И это нужно отдать почтальону?

- Вдове почтальона, - поправила она меня, кладя открытку обратно в коробку. – У меня есть такие

открытки для каждого. Для всех профессий. Это просто необходимо, ведь жизнь людей такая

разная, значит, и карточки должны быть специальные.

- Не думаю, что я купила бы такую для вдовы почтальона, - призналась я.

- Ты, может быть, и нет, - серьезно согласилась Мира, - но ты, должно быть, вообще не любитель

открыток. А вот некоторые люди обожают их. Это и дает мне возможность заниматься своим

делом, - она обвела взглядом свою мастерскую. Я тоже взглянула на стеллажи, расставленные

вдоль стен – на них коробки и коробки открыток.

- Все это ты сделала сама?

- Да. Я делаю две или три в неделю еще с тех пор, как закончила школу искусств, - она посмотрела

на свои творения. – Занимаюсь этим вот уже пятнадцать лет.

- И делаешь открытки на случай смерти?

- Конечно, начинала я с обычных, - Мира посмотрела на упаковку фломастеров, лежащих на столе.

– Дни рождения, Валентинов день, ну и так далее. Но потом сорвала куш с «Открытками Нонни».

- Подожди, - вдруг вспомнила я, - мне знакомо это имя!

Мира широко улыбнулась и взяла в руки еще одну открытку.

- Да, она крестная мать моего бизнеса. Подарила мне имя, можно сказать.

Карточку, что тетушка держала в руках, я узнала сразу же – маленькая девочка в костюме морячка

и высокие каблуки туфель ее матери. Это была открытка, которую нужно было дарить молодым

родителям. Я помнила ее, потому что видела такую на коробке с шикарной куклой от дизайнера

по имени Нонни.

- Боже мой, - покачала я головой, - а я и не знала, что она твоя!

- Ага, - кивнула Мира. – У Нонни целая сеть разных поздравительных штучек, а однажды она

заинтересовалась мной. В это до сих пор сложно поверить.

Я снова посмотрела на коробки. Ну и ну, сколько же поводов для поздравлений существует на

свете?

- И у тебя никогда не иссякают идеи?

- Не то что бы никогда, - пожала плечами Мира, - но ты удивишься, как много существует способов

выразить восхищение или, наоборот, соболезнования.

- Например, отправить открытку вдове почтальона, - кивнула я. Тетушка округлила глаза, а затем

вдруг расхохоталась, пристукнув ладонью по столу. Одна из ручек скатилась на пол, но она не

обратила на это внимания.

- Ха! – выдохнула она, отсмеявшись. – Да, например – так, - она снова улыбнулась и покачала

головой.

Кот Норман вальяжно прошелся по комнате и запрыгнул на подоконник. За окном я увидела

натянутую бечевку и висящие на ней кормушки – в каждой из них сидело по птице. Кот Норман

зевнул, взглянув на них, и свернулся клубочком на солнце.

- Итак, - Мира перевела взгляд на меня, - твой первый настоящий день здесь. Тебе стоило бы

прогуляться, изучить город или еще чем-нибудь таким заняться.

- Может быть, - сказала я. Входная дверь хлопнула.

- Это я! – крикнул кто-то.

- Норман Норман, - воскликнула тетушка. – Мы тут.

Из-за двери высунулась голова Нормана, секундой позже в мастерскую вошел и он сам. Он стоял

босиком, на нем были джинсы и зеленая футболка, а на макушке красовались красные очки.

Волосы, спускавшиеся до плеч, напоминали прическу хиппи.

- Ну, Норман, - Мира сняла с ручки колпачок и обвела дерево на листочке бумаги, лежавшем

перед ней, - какие интересные находки у тебя сегодня?

Тот просиял.

- Ох, это удачный денек, доложу я вам. Я добыл несколько пепельниц для скульптуры, кстати,

одна из них – сувенир с Ниагарского водопада, а еще мне попался блендер. И целая коробка

шестеренок для велосипеда.

Так я и знала – помешанный на искусстве чудик.

- Ого, - Мира вернула ручку обратно в пучок. – А очки?

- Три пары. Одна даже с розовыми стеклами.

- Удачно, - подтвердила она, а для меня пояснила: - Мы с Норманом любители гаражных

распродаж. Я готова заполонить весь дом вещами из секонд-хенда.

- Да? – я уставилась на аквариум с разбитым стеклом, стоящий в углу мастерской.

- Ну, конечно, - Мира не заметила моего взгляда. – Ты удивишься, узнав, сколько всего люди

выбрасывают, ну а у меня есть время, чтобы что-то привести в порядок.

Норман взял со стола карандашный набросок, покрутил в руках и положил обратно.

- Кстати, я встретил Беа Уильямсон, - сказал он, понизив голос. – Она рыскала в поисках

хрустальной посуды.

- Ох, разумеется, - вздохнула Мира. – А у нее с собой был?..

Норман сокрушенно кивнул.

- Да, и, клянусь, с каждым разом все больше.

Мира покачала головой.

- Это невозможно.

- Я серьезно. С каждым разом!

Я ждала хоть каких-то пояснений, но в мастерской повисло мрачное молчание.

- О чем вы говорите? – спросила я, наконец. Они переглянулись, и Мира сделала глубокий вдох.

- У ребенка Беа Уильямсон, - тихо заговорила она, точно нас кто-то мог подслушать, - самая

большая голова, какую только можно представить.

Норман кивнул, подтверждая ее слова.

- У ребенка?

- Да. Это такой большеголовый ребенок, - хихикнула Мира. – Тебе стоило бы видеть это. Мозг,

должно быть, огромный.

- Малышка станет очень умной, - заметил Норман.

- Она же Уильямсон, - снова вздохнула Мира, словно это все объясняло. – Они – важные шишки

здесь, в Колби, эти Уильямсоны.

- Грубияны, - перевел Норман. Тетушка отмахнулась.

- Ладно, неважно. Так, Норман. Я вот только что говорила Коли, что ей следует прогуляться по

городу. Кстати, ты знаешь, что она познакомилась с Изабель и Морган вчера вечером?

- Да, - Норман засиял улыбкой, - я слышал.

- Очень милые девушки, - с одобрением сказала тетушка. – Хотя Изабель иногда бывает прямо как

Беа Уильямсон. Но у нее доброе сердце.

- Точно, - согласился Норман. – В этом у нее ничего общего с Беа.

- У каждого человека доброе сердце, - покачала головой Мира, посылая мне странный взгляд. –

Это правда, - добавила она, словно я не согласилась с ней. Что она имеет в виду и почему так

смотрит на меня?

- Я собираюсь в библиотеку, - заговорил Норман. – Тебе нужно что-нибудь вернуть?

- Ох, Норман, ты просто мой ангел! – весело пропела Мира, указывая на стопку книг, лежащих на

подоконнике. – Без него я бы забыла и потеряла все, что только можно, - добавила она для меня.

- Неправда, - возразил ангел.

- Да я просто не представляю, что буду делать, если ты вдруг меня бросишь! Дорога в библиотеку

такая страшная, столько ям… - тетушка с притворным ужасом покачала головой.

- Не такая уж и страшная. Коли, - Норман взглянул на меня, - не хочешь поехать со мной?

Мира уже вернулась к своим наброскам, что-то мурлыкая себе под нос.

- Да, пожалуй, - согласилась я. – Только еще минутку, я переоденусь.

- Не спеши, - Норман кивнул и взял книги с подоконника. – Я буду на улице.

Я поднялась наверх, умылась, завязала волосы в хвост и надела другую футболку. Из окна я

заметила Нормана, который опустил свои очки в красной оправе на глаза и стоял, опершись на

капот своего автомобиля. Его можно было назвать симпатичным, если, конечно, вам нравятся

поклонники группы "Grateful Dead". Мне они не нравились.

Волосы, забранные наверх и назад, превращали меня в двенадцатилетку, так что я распустила

хвост. Собрала еще раз. Снова взглянула в зеркало и решила надеть другую футболку. Затем

выглянула в окно, где Норман, кажется, задремал на солнышке.

Остановившись на третьей футболке, я взяла плеер и спустилась вниз.

- Готова? – спросил он, стоило мне выйти на улицу. Видимо, не спал.

- Конечно, - я села на нагретое солнцем сиденье. Норман сел рядом и открыл ящичек на

приборной панели, откуда немедленно вывалились шесть пар солнцезащитных очков – и все

разные: «RayBan», старые женские очки в розовой оправе, еще какая-то пара, попавшая сюда

явно из семидесятых…

- Ой, - он подхватил падающие очки, - извини, - он снял те, что были на нем, и заменил их на