записками, приклеенными к моему шкафчику, меня называли жирдяйкой и толстозадой, шлюхой

и потаскушкой, а еще придумали специальное прозвище – Скважина, так что я не возражала

против того, чтобы меня игнорировали. Слишком долго я этого ждала, чтобы сейчас быть против.

Когда я работала утром, то, приходя домой, заставала Миру, дремлющей в кресле. Она любила

поспать днем, говоря, что без этого плохо себя чувствует. Я снимала обувь и на цыпочках

прокрадывалась в свою комнату, где могла заниматься своими делами.

Мира не была образцовой домохозяйкой, так что все кругом было покрыто слоями были, а

комочки шерсти Кота Нормана часто обнаруживались под стульями или под диваном. Как-то раз я

решила прибраться в своей комнате, вымыть окна и пропылесосить под кроватью. С окнами все

прошло удачно, но, когда я обнаружила в шкафу три пылесоса, оказалось, что все они

«СЛОМАНЫ», так что пришлось повозиться со шваброй.

Размахивая тряпкой, я размышляла о Мире. Она часто ездила по городу на велосипеде, по

вечерам ослепляя встречных водителей и прохожих ярчайшим светом фонарика, прикрепленного

к рулю. Тетушка обожала теплый салат с курицей, домашние пончики и кукурзные хлопья. Также

она была постоянно занята какими-то «проектами» - то есть чинила старые (и часто не

поддающиеся ремонту) вещи, добытые на гаражных распродажах. Ее мастерская была завалена

этими самыми проектами – фигурка свиньи на трех ногах, игрушечный поезд, недосчитавшийся

колес, складной стул с разломанным надвое сиденьем. Лишних вопросов я предпочитала не

задавать.

По вечерам тетушка устраивалась перед телевизором и вплотную занималась своими

«проектами». Ни один из них не был до конца закончен, всегда оставалось «еще немного» и

«совсем чуть-чуть», однако дело стояло на месте. Мира всегда гордилась собой, победоносно

объявляла, что «все готово», но затем обнаруживала пару-другую недоработок, и все начиналось

по новой. Иногда прошедшие через тетушкины руки вещи внешне казались вполне себе

исправными, но позже в них становились заметны изъяны, как, например, с будильником,

который она починила специально для меня. Красный круглый будильник выглядел прекрасно и

показывал правильное время, вот только вместо веселого звонка по утрам он издавал непонятное

урчание и дребезжание. Закончилось все тем, что я купила нормальный будильник в магазинчике

неподалеку и тайком пронесла его в свою комнату, где спрятала под кровать, словно он был

контрабандой.

Главная странность, на мой взгляд, заключалась в том, что у Миры было достаточно денег, чтобы

купить все, что только душе угодно (и чтобы это были работающие и целые вещи) – к этому

выводу я пришла, случайно обнаружив однажды пачку банкнот в одном из выдвижных ящиков.

Удивленно пожав плечами, я тогда спустилась вниз, где тетушка сидела у телевизора.

- Мира, - позвала я, - а почему не работает ни один из трех пылесосов, и почему ты не купишь

новый?

Но она меня не услышала – ее взгляд был прикован к экрану. Я подошла ближе и услышала

знакомый голос.

- Меня зовут Кики Спаркс, - говорила мама. Она стояла в явно постановочной гостиной в какой-то

телевизионной студии, на ней был очередной ее спортивный костюм – шорты и топ – а перед ней

лежал новенький коврик с логотипом Кики Спаркс. – Если у вас есть лишний вес, и вы считаете, что

потерпели поражение в этой борьбе, то послушайте меня. Вам не нужно бояться и опускать руки,

потому что я помогу вас.

Заиграла музыка, тот же самый трек, который я знала буквально наизусть. Фоновая мелодия Кики

Спаркс, официальный саундтрек, если угодно. Он сделал мою маму знаменитой.

- Мира? – тихо позвала я.

- То, что она сделала – потрясающе, - отозвалась тетушка, не сводя глаз с экрана, где мама

хлопала в ладоши и маршировала. Камера отъехала назад, и мы увидели женщин в спортивных

костюмах, повторяющих за ней движения. – Знаешь, я никогда не сомневалась, что твоя мама

может похудеть. Или завоевать мир.

Я улыбнулась.

- Не думаю, что она на это способна.

- Она всегда была очень уверенной в себе, - Мира посмотрела на меня, свет от экрана упал на ее

щеку. – Даже когда вы переезжали из города в город она верила в лучше. У наших родителей она

не взяла ни цента, все хотела доказать, что может добиться всего сама. Вот и доказала, - Мира

кивнула на экран. – Для нее это очень важно.

Я вспомнила, как однажды ночью, когда мы ночевали в машине, я проснулась и услышала, как

мама тихо плачет, закрыв лицо руками, думая, что я сплю. Мама всегда была сильной, это правда.

Но никто не может быть идеальным.

Тренировка продолжалась – шаг, мах рукой, шаг, прыжок. Мама сияла улыбкой, ее мышцы

отчетливо выделялись на загорелых ногах и руках.

- Вы можете сделать это! Я знаю – вы можете! – восклицала она, хлопая в ладоши.

- Мне нравится эта программа, -сказала Мира задумчиво. – У нас с твоей мамой разное

отношение к фигуре и весу, но мне очень нравится смотреть, на что она способна. Я рада за нее и

горжусь ею, потому всегда и смотрю.

- И я, - я опустилась на пол у ее ног и подтянула колени к груди. Вместе мы смотрели, как мама

делает прыжки, приседания и отжимания, качает пресс и поддерживает веселыми возгласами

каждого, кто идет вместе с ней к своей цели.

Глава 5

Почта в Колби представляла собой маленькое строение, где был всего один зал – вдоль одной

стены тянулись почтовые ящики тех, кто не получал письма на дом, а с другой стороны было окно

операторов, где можно было отправлять и получать посылки и корреспонденцию. После работы я

обычно пересекала поле и выходила прямо к зданию почты – настолько близко все здесь

находилось.

Вообще почту можно было назвать неким культурным центром – здесь частенько узнавали

последние сплетни и делились новостями все жители города, поэтому, если вам не хотелось,

чтобы о ваших делах знали посторонние, говорить тут следовало тише, а еще лучше –

повременить с рассказами совсем. В Колби я была всего несколько недель, но уже поняла, как

делать не стоит.

Однажды я в очередной раз пришла на почту, чтобы по просьбе Миры забрать счета, и, пока

возилась с бесконечно заедавшим замком на нашем ящичке, невольно прислушалась к разговору

двух женщин, стоявших в очереди к окну оператора.

- Ну, ты же слышала, что о ней говорят, - сказала одна их них. Краем глаза я увидела женщину

средних лет, она стояла, прислонившись к стене.

- Мне передали пару слухов, - ответила другая, явно желая, чтобы собеседница продолжала свой

рассказ. Ее лица я не видела, она стояла спиной ко мне.

- Это никакой не секрет,- заявила первая, листая почтовый каталог. – В смысле, все тут в курсе.

Я опустила голову, коснувшись лбом холодного почтового ящика. Мое лицо залилось краской, мне

казалось, что я снова в школе, невольно слышу, как в раздевалке Кэролайн Давейс рассказывает

всем девчонкам, что моя мама пообещала заплатить Чейзу Мерсеру, чтобы он согласился быть

моим парнем. Ужасное ощущение – и вот теперь оно снова нахлынуло на меня, накрыв волной

стыда с головы до ног. А ведь говорят даже не обо мне.

- Она была такой, еще когда сюда переехала, - произнесла первая женщина, - но сейчас все стало

еще хуже. С этим ее великом, а еще одежда, которую она носит… - по голову было ясно, что она

презрительно поморщилась. – Не говоря уже обо всем том мусоре, что она без конца таскает себе

домой. Можно подумать, она там строит город для таких же чудиков, как сама. Да она просто

позорит нас всех!

- Может, кому-нибудь стоит поговорить с ней об этом? – предположила вторая.

- Думаешь, я не пыталась? – сокрушенно вздохнула первая. – Но толку никакого! Она чокнутая, это

же ясно.

Я глубоко вдохнула. Да, они говорили не обо мне, но от этого легче не становилось, ведь они

обсуждали Миру! Я вспомнила, как она ехала на велосипеде, а волосы развевались у нее за

плечами, и снова покраснела.

- Не знаю, как Норм Карсвел мирится с тем, что его сын постоянно ошивается у ее дома. Одному

богу известно, что там происходит, я даже думать об этом не хочу.

- Сын Норма? Который футболист? Или баскетболист, его еще приглашали в сборную?

- Не-ет, - протянула первая, - я про самого младшего. Совсем от рук отбился, родители ума не

приложат, что с ним делать – парень ни во что не играет, отрастил волосы, мне вообще кажется,

что он наркоман.

- А, этот. Он выглядит довольно милым. Недавно приходил на мою гаражную распродажу, купил

все очки, какие там были, сказал, что собирает их.

- У него куча проблем, - уверенно заявила первая. – Хотя у Миры Спаркс дела не лучше. Я уже

поняла, что она так и закончит свои дни в этом своем доме на отшибе, будет сходить с ума все

больше и больше и становиться толще и толще…

Вторая собеседница не удержалась от смеха, а, отсмеявшись, подхватила:

-…и все это – в доме, заваленном старым барахлом. Ох, боже, - она снова фыркнула, - это так

печально.

- Ну, это ее выбор, – философски изрекла первая.

Даже не глядя на этих женщин и не зная их лично, я уже возненавидела их обеих. Всю жизнь я

терпеть не могла тех, кто говорит о других за спиной. Я привыкла к оскорблениям в лицо и к

разным обидным прозвищам, но сплетничать, когда человек не слышит тебя – это самая большая

низость, на какую только можно быть способным.

Я отвернулась от ящика, справившись, наконец, с замком и достав почту, сунула счета в сумку и

уже собралась уходить, как вдруг услышала чьи-то приближающиеся шаги. Опустив взгляд, я

впервые увидела Большеголового ребенка.

Эту девочку я узнала с первого взгляда – невозможно было спутать ее с кем-то еще. Ей было года

два, на ней были белые сандалии и розовое платье, отделанное оборками. Светлые кудрявые

волосы были забраны в хвостик на макушке и завязаны розовой резинкой, и эта прическа делала

ее голову еще больше, если, конечно, такое вообще было возможно. Девочка стояла, вытаращив

на меня большие голубые глаза и приоткрыв рот, и комкала в ладонях край своей юбки.

Боже милостивый, подумала я. Мира была права – вот уж голова, так голова! Череп напоминал по

форме яйцо, а бледная кожа была так натянута, что казалась полупрозрачной. По сравнению с

огромной головой тело ребенка казалось неправдоподобно маленьким, почти кукольным.

Девочка пялилась на меня, как обычно делают маленькие дети, пока никто не объяснит им, что

это неприлично, а затем подняла руку и прикоснулась пухлым пальчиком к губам в том же месте,

где у меня был пирсинг. Мы стояли, разглядывая друг друга, словно были не в силах отвернуться.

Несколько мгновений спустя она сделала шаг назад, затем еще один – и вот уже побежала к

женщинам, стоявшим у окна оператора. Они уже собирались уходить, и та, что была выше, взяла

девочку за руку. У нее были те же голубые глаза и пышные кудрявые светлые волосы. Вот так я и

увидела ту самую Беа Уильямсон и ее дочь.

Беа продолжала разговаривать со своей подругой, темноволосой дамой в летней шляпке. Теперь

они обсуждали кого-то еще – какую-то соседку, которая разводилась с мужем и теперь судилась

за имущество.

Неважно, сколько вам лет и где вы живете. Сплетницы вроде Кэролайн Давейс есть везде.

- Ну как там дела? – с улыбкой поинтересовалась Мира, открывая письма со счетами. – Что

слышно на улицах?

У меня в голове снова зазвучали голоса женщин, услышанные на почте, и в горле пересохло.

- Ничего особенного, - пожала я плечами. Тетушка кивнула, поверив мне, и включила телевизор.