Я рассказываю Эду то, что хотела бы рассказать Тени. Рассказываю про «Паруса воспоминаний» — мой проект для поступления в университет. Там много всего о маме и папе до того, как в их жизни возник непонятный сарай.
В бутылке номер два плавает глиняная рыбка. Она маленькая и пролезает в горлышко: не делать же складных рыбок. Она угодила в воспоминания из наших частых походов в национальном парке Уилсонз-Промонтори. Мама делала вид, что готовит рыбешек, пойманных папой, но из такой мелочи ничего бы не вышло, и она покупала обычные порции рыбы с картошкой в фаст-фуде, а за ужином мы втроем делали вид, что перед нами дары океана. Лучше всех притворялся папа, я так и не поняла, знал ли он правду.
В бутылке номер три ко дну из умного пластилина прилеплены страница маминой рукописи, крошечный сосудик из стекла и смешная реприза из папиного скетча. «Искусство важнее денег, Люси, — сказала мама, когда я примчалась с известием, что Ал берет меня в ученики. — Деньги мы как-нибудь найдем, не переживай».
Я рассказываю Эду про студию Ала и свисающие с потолка цветы. Я их тоже делала: вращала трубку, пока Ал тихонько дул в мундштук, и мы вместе смотрели, как из расплавленного стекла получаются лепестки.
Иногда я не хочу уходить из мастерской. Хочу остаться поближе к цветам, потому что льющийся сквозь них свет превращает студию в пастельное небо, а сарай, где живет папа, — убогая развалина. Папа заклеивает окна пластиковыми пакетами, чтоб дождь и насекомые не попали внутрь.
— Мой папаша тоже был фокусник, — говорит Эд с таким видом, словно это его не касается. — Сел в машину и испарился.
Мы бредем меж разрисованных вагонов все дальше и дальше, пока никакого дальше уже нет, есть только последняя картина. «Море расстроено», так назвал ее Поэт. И так же чувствую себя я, когда вижу по утрам папу выходящим из сарая в халате и тапочках с пакетом туалетных принадлежностей в руках.
— Ты когда-нибудь чувствуешь себя так? — спрашиваю. — Раздавленным?
Не знаю, какого ответа я ждала, но никак не перехода к «Веронике Марс», турецким сладостям и шоколадкам «Фреддо». Мне по душе, что он говорит об искусстве, шоколаде и сериалах, мне по душе, что неловкости больше нет. А потом я предлагаю научить его прятать корабль в бутылку, и он отмахивается: мол, зряшная трата времени. Я ведь говорю об искусстве, а оно зряшной тратой времени быть не может. «Не потеряв времени, ничего не добьешься», — любит повторять Ал.
Вот Тень наверняка это знает. Тень наверняка бы согласился, и мы уже мчались бы в мастерскую смотреть мой проект и делать складные корабли, плывущие по морю из умного пластилина. Я представляю, как парень в серебристом костюме склонился над корабликом и осторожно ставит паруса.
Мы возвращаемся к моему велику, и я говорю, застегивая шлем:
— Ты вовсе не обязан искать со мной Тень. Ступай, если хочешь. Могу, кстати, подвезти тебя к дому Бет.
Эд смотрит на меня дольше обыкновенного, и мне опять неловко. Он пожимает плечами и говорит:
— Если хочешь, я сойду на вокзале. — Он принимает позу бегуна на старте. — Ну, я готов.
— Издеваешься?
— Что ты! Я в восторге от предстоящего испытания.
Вид у него такой дурацкий, что в этом плане мы, пожалуй, квиты. Не могу отказать себе в удовольствии — стартую, он бежит и на третий раз заскакивает на подножку.
— Видишь, уже проще, — одобрительно замечаю я.
— В следующий раз ты побежишь. Тогда и сравним, что значит «просто».
Мама советует обходить парней, которые все превращают в шутку. Папа говорит, что здоровое чувство юмора помогает парням в любовных передрягах. А по мнению Джезз, папе, живущему в сарае, без чувства юмора в любовных передрягах — каюк.
— Кстати, кому еще ты успела сломать нос? — кричит Эд мне в ухо.
Я прикидываюсь, что подсчитываю. Не жажду сообщать, что после него свиданий у меня не было. Я искала Тень. Если верить Джезз, у некоторых это вызывает жалость.
— Что, так много? — хмыкает Эд.
— Ну, к примеру, Дэвид Грэхем приглашал меня, и я согласилась, но потом на уроке мисс Джей он заявил, что хрень, которую он видел на выставке Пикассо, может нарисовать кто угодно, — и я его послала. Всякий, кто так думает, — придурок.
— Придурок и есть. «Женщину с вороном» не каждый нарисует.
Мимо катится ночь: огни, дороги, деревья.
— Тебе нравится эта картина? — удивляюсь я. — Ты ее видел?
— Вот только не надо так удивляться.
— Я не удивляюсь, просто я думала...
— Что в тайном обществе «Искусство» состоят только двое: ты и Тень? — заканчивает вместо меня Эд.
— Да нет же. — А может, и да. Не знаю. Я действительно удивлена. Если он по-настоящему любит искусство, почему ни слова не сказал тогда, на свидании? Почему бросил школу в разгаре нашей работы над проектом по Джеффри Смарту? Почему оставил меня доделывать задание в одиночку?
— Ты был на той выставке? — спрашиваю я.
— Мы с Бертом специально ходили смотреть эту картину. Берту нравилось, что женщина на ней будто влюблена в недобрую птицу. Он говорил: «Влюблена в суровые времена».
— Кто это — Берт?
— Бывший хозяин магазина «Краски», где я работаю. Два месяца назад он умер. Сердечный приступ в третьем ряду.
— Какой ужас.
— Но это лучше, чем сердечный приступ в четвертом ряду, где лежат обои в цветочек. Самый прибыльный ряд, но Берт терпеть его не мог. Он умер, глядя на огненно-красные оттенки.
— Если уход неизбежен, уйти, остановив взгляд на чем-то прекрасном, наверное, лучшее.
— Наверное.
— Тебе его не хватает?
— Он был очень хороший. Платил мне больше, чем мог себе позволить, а я узнал об этом только на похоронах. Научил меня уйме всего. И рисовал потрясающие вещи. Останови на минутку.
— Тебе же снова придется запрыгивать.
— Знаю. Останови.
Торможу. Он достает из кармана блокнот с потемневшими загнутыми уголками. Мы встаем у ближайшей ограды, и Эд наклоняется ко мне.
— Смотри.
Он щелкает страницами, и нарисованный мальчишка весело подскакивает, дрыгая в воздухе ногами.
— Это самая классная серия, — говорит Эд и щелкает дальше.
Вот двое пьют пиво. Вот пес катается по траве и выполняет команду «Умри!». Мальчишка за конторкой обслуживает покупательницу. Мужчина, встав на одно колено, делает предложение избраннице.
— Это Берт нарисовал, как просил Валери выйти за него замуж, — смущенно улыбаясь, объясняет Эд, и мне нравится такая улыбка. Нравится, как он прижимает к себе блокнот. Как если бы эти рисунки стоили больше любых денег.
На последних картинках паренек за рулем машет из окна автомобиля, уезжая вдаль. Эд мнется, а потом говорит:
— Он нарисовал эту серию в день смерти. Она про меня. Как я получу права.
— Откуда ты знаешь, что про тебя?
Он приставляет страничку к лицу, чтоб можно было сравнить. Что-то общее, безусловно, есть. Во всяком случае, брови.
— К тому же Берт гонял меня по вопросам, чтоб я сдал тест, — добавляет Эд, снова щелкая страницами. Парень смеется из окна и размахивает правами. — В первый раз я завалил экзамен, но Берт рассчитывал, что я пересдам и смогу водить фургон.
— Хотя бы раз все заваливают.
— Ну да, — кивает он, и мы опять смотрим блокнот. Дойдя до картинки, где Берт солнечным днем пьет пиво, Эд щелкает страницами, и Берт несколько раз поднимает стакан. — Как ты думаешь, что там, в другом мире?
— Не знаю. Джезз говорит, мы возвращаемся, чтоб исправить то, что не вышло.
Он смотрит вокруг.
— Надеюсь, сюда я не вернусь.
— Тебе здесь не нравится?
— А тебе?
— Я люблю, как все меняется ночью. Люблю мост, люблю, как автомобильные огни бегут во тьме. Раньше мы с папой и мамой ездили кататься по мосту, потому что папе нравится вид с него.
— Как-то странно, — удивляется Эд.
Я киваю. В нашей семье еще не то бывает. Последнее время мы не ездим по мосту втроем, только я с папой. Как в тот раз, когда мы отправились в Южный Мельбурн за мороженым. Перед тем я застала его прибивающим табличку к сараю. «Что еще за 132А? — вырвалось у меня. — Мы все живем просто в 132». — И я показала на номер дома.
«Ну да, — протянул он, — только паренек, доставляющий пиццу, никак не запомнит, куда нести. Перестань хмуриться, Люс». Мы решили прокатиться по мосту, и мир, весь день казавшийся пыльным и грязным, разбежался огнями в полированной водной глади.
«Когда ты переедешь назад?» — спросила я. «Скоро». — «Джезз говорит, вы разведетесь». —«Джезз ошибается. Я бы предупредил ее, реши мы развестись. Стал бы я жить здесь и каждый день проводить с твоей мамой, если бы мы хотели развода?» «Не стал бы», — кивнула я, глядя на рекламные щиты, исчезавшие так быстро, что не было никакой возможности их прочесть.
На обратном пути я попросила высадить меня у студии Ала. Так в «Парусах воспоминаний» появилась четвертая бутылка. В ход пошли спички и зубочистки. Я накрошила в черный пластилин толченое стекло для эффекта ночных огней. Купила игрушечную машинку и сделала трех крошечных человечков, посадила их в машину. Эту бутылку я делала дольше всех. Ал глазам не верил, когда я закончила. Сказал: «Ты словно уменьшила мир и спрятала под стекло».
***
Эд прячет блокнот, и перед нами снова ночная улица.
— Твой отец дает о себе знать? — спрашиваю я.
— Не-а. Мама говорила, он устроил страшный скандал напоследок. Ей было шестнадцать. Она сообщила ему, что буду я, — только отцовскую тень и видели.
Я хихикаю, но тут же обрываю смех.
— Вообще-то ничего смешного.
— Мама, похоже, не расстроилась. Говорит, она этого ожидала.
— Я бы расстроилась. Если б любила парня настолько, чтоб с ним спать, а он бы взял и бросил меня, узнав о беременности.
— Чтоб заниматься сексом, любить не обязательно.
— Я в курсе, — огрызаюсь я и чувствую, что лицо вспыхивает, как сверхновая звезда. — Но ведь здорово было бы. Чтоб все случалось по любви. И чтоб люди потом не расставались.
— Загляни на днях к родителям Лео. Они не расстались, но это не здорово.
— Дэйзи говорила, он живет у бабушки.
— Я смотрю, вы многое успели обсудить в туалете.
— Можно подумать, вы не говорили о нас, когда пошли туда же.
— Говорили. Что встречаться с вами небезопасно. — Его слова звучат довольно правдоподобно.
— Не поверишь, но мы говорили практически о том же, — парирую я, и мои слова звучат не менее правдоподобно. — Дэйзи сказала, что у Лео были неприятности с полицией.
— Обвинение не предъявили. И вообще, Лео хороший парень.
— Но с плохими родителями?
— Пьют они изрядно. Он уже несколько лет с ними не живет. — И все. Надо понимать, больше Эд ничего не скажет. И правильно. Пусть я считаю, что родители у меня с причудами, но папу я вижу каждый день. И каждый день хочу видеть. Однажды пришлось прочесть ему лекцию о нормах гигиены в общественных местах, чтоб не путал по утрам лужайку с ванной комнатой, но это простительный недостаток.
Недолгое молчание прерывает нежданный, как порыв ветра, смех Эда.
— Ты чего?
— Ничего. До меня вдруг дошло. Ты ударила меня за то, что я оказался не мистером Дарси!
— Ты знаешь, кто такой мистер Дарси?
— Я существую, следовательно, знаю о мистере Дарси. В этом году Бет проходила «Гордость и предубеждение». Пришлось сто раз смотреть с ней фильм. И роман она знала от корки до корки, как, впрочем, и другие книжки.
— Должно быть, она умная.
Нелепость какая-то: хочу говорить в будничном тоне, но любая фраза о Бет выходит облаченной в длинное бальное платье.
Взгляд Эда красноречиво доказывает, что неестественность в моем голосе он заметил, но не знает, чему ее приписать.
— Она действительно умная. — Эд опять щелкает страничками в блокноте, то подгоняя, то задерживая нарисованных персонажей. — Умнее меня.
Я смотрю на щелкающие страничками руки.
— Ты умный.
Его брови опять ползут вверх.
— Ты-то откуда знаешь?
Задумываюсь. Я почему-то точно знаю, что он умный.
— Вот видишь, — опережает меня Эд. — Не знаешь.
— У тебя есть чувство юмора, а у глупых его не бывает. Папа говорит, что рассмешить людей сложнее, чем довести до слез.
— Конечно. Чтоб довести до слез, надо лишь звездануть хорошенько.
— В том-то и дело.
— Слушай, может, я бывал на выступлениях твоего отца?
— Вряд ли. Если только ты не завсегдатай ночных клубов, где проводят вечера в формате «свободный микрофон». — Я смотрю на его старые джинсы, на рабочие ботинки с металлической вставкой, вспоминаю, как Эд с другими «сачками» пропускал школу. — Или ты как раз тамошний завсегдатай?
— Я рано ложусь. Магазин открывается к семи тридцати, когда рабочие приезжают за материалами и поставщики доставляют товар. Берт раньше половины девятого обычно не приходил, так что вся ответственность лежала на мне. — Он похлопывает руками по блокноту. — И я ни разу не опоздал, — прибавляет он вполголоса, словно говорит не со мной.
"Лунное граффити" отзывы
Отзывы читателей о книге "Лунное граффити". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Лунное граффити" друзьям в соцсетях.