Но была еще одна мысль, которая не оставляла Энджел в покое. С каждым шагом она все дальше и дальше удалялась от Мамы Киту и Мататы. В ее воображении то и дело возникали картины того, как они, потерянные, бродят по пустыне или — что еще хуже — как их нашли какие-то чужие люди. Не все хорошо обращаются с верблюдами. На рынках Энджел видела верблюдов, покрытых шрамами от постоянного битья, сгибающихся под непомерными тяжестями. Некоторых животных морили голодом, отчего под их шкурой были видны ребра. Когда Энджел думала о том, что ее верблюдов может постигнуть такая же участь, она была готова сию секунду сбежать от львицы и повернуть назад, по направлению к Горе Бога. Однако она знала, что если поступит таким образом, то просто умрет в пустыне от голода.

Энджел подтянула колени к груди и обхватила их руками. Она убеждала себя, что сейчас следует пойти и лечь спать рядом с львицей. Там тепло и уютно. Каждое утро, открыв глаза, Мдого начинал по-детски лизать ее руку. Но Энджел этого было мало. Ей хотелось с кем-то поговорить. Как будто все эти невысказанные слова накапливались внутри нее, образуя большой тяжелый ком. Энджел, конечно же, разговаривала с львятами, а иногда и с львицей, но при этом чувствовала, что они понимают лишь немногие вещи. В свою очередь, она вслушивалась в то, как они общаются между собой, и подмечала различные звуки, запоминая, каким образом они сочетаются с определенными действиями. Однако Энджел не покидало ощущение, что она находится в чужой стране и пытается понять незнакомый язык. Иногда ей это удавалось, но чаще она попадала впросак. Энджел видела, что своим незнанием их языка она порой даже обижает львицу или сеет ссору между львятами.

Она устала и страдала от одиночества.

Энджел опустила голову на колени и закрыла глаза, чувствуя себя слабой и опустошенной, как шелуха, счищенная с зерен. Она не такая сильная, как Зури. Она просто маленькая девочка с белой кожей. Ей не хватает ни мужества, ни физической силы продолжать этот путь. Энджел почувствовала, как слезы подкатывают к горлу и становится трудно дышать.

— Энджел.

Услышав знакомый голос, девочка моментально открыла глаза. Вскинув голову, она прислушалась к звукам ночи. Наверное, ей почудилось. Но затем она услышала его снова — на этот раз мягче и тише — почти легкое дыхание.

— Энджел…

Львица за ее спиной пошевелилась. Повернувшись, Энджел увидела, что та подняла свою рыжевато-коричневую голову и широко открыла глаза.

«Ты тоже это слышала, — подумала Энджел. — Ты слышала, как Лаура зовет меня по имени».

Львица тем временем вскочила, и львята попадали друг на друга, но при этом не проснулись. Застыв на месте, Энджел не сводила глаз с пустыни. Львица побрела мимо нее и вышла на залитую лунным светом равнину. Девочка последовала за ней и пригнулась, когда проходила сквозь низкий лаз в пещеру. Выйдя наружу, Энджел огляделась вокруг и в отчаянии закричала:

— Мама! — В тишине ночи ее голос звучал громко и резко, а сердце готово было выскочить из груди.

Львица стояла не шевелясь и только размахивала из стороны в сторону хвостом. Ее взгляд был прикован к чему-то посреди пустынной равнины. Но там не было решительным счетом ничего — и никого. Придвинувшись ближе к львице, Энджел наклонилась и посмотрела в ту же сторону, что и она. Впереди виднелся небольшой камень, а рядом с ним какая-то сломанная ветка и целый куст пустынных роз с цветами на голых безлистых стеблях.

По спине Энджел пробежал холодок. Прижавшись плотнее к телу львицы, она почувствовала, как напряглись мускулы животного. Как от огня веет теплом, так от львицы веяло скованным напряжением, готовым взорваться в любую минуту.

Энджел прислушивалась, пытаясь усилием воли воскресить голос, который она только что услышала. Но до нее доносились только учащенное дыхание львицы и стук ее собственного сердца, отдававшегося в ушах.

Львица глухо зарычала — Энджел уже знала, что это был вопрошающий звук, — а через некоторое время издала высокий приятный зов. Она топталась на месте, как будто желая приблизиться к тому, что сейчас предстало перед ее взглядом, но вместе с тем понимая, что ей нужно держаться в стороне. Глядя на львицу, на ее движения и напряженный взгляд, Энджел вспомнилась одна история из ее жизни. В деревне Валайты они с Лаурой как-то раз увидели святого человека. Он сидел напротив своей хижины и разговаривал с каким-то невидимым собеседником.

— Он в состоянии транса, — шепнула ей на ухо Лаура, когда они отошли от него на почтительное расстояние. — Говорят, что иногда лайбоны[3] могут видеть души умерших людей.

Энджел с благоговением смотрела на старика. Он не только разговаривал, но также использовал жесты. Она ни на секунду не усомнилась в реальности его незримого собеседника.

Вглядываясь в пустоту, приковавшую внимание львицы, Энджел была уверена, что та действительно видит нечто. Ведь сама она только что слышала мамин голос из ниоткуда.

Лаура была где-то рядом с ними.

— Мамочка, — прошептала Энджел. — Ты нас нашла.

Она попыталась усилием воли воскресить в памяти образ матери — ее высокую стройную фигуру или хотя бы общие очертания. Призрачную тень или пятно света, которое случайно падает на лицо в закатном зареве, чтобы тут же пропасть в сумраке ночи.

Но все, что она видела, — это легкое покачивание цветов пустынной розы, хотя вокруг царили тишина и безветрие. Возможно, тому виной было насекомое, ящерица или небольшая змея. Или кто-то все-таки там прошел, задев ногой растение…

Покачивание прекратилось, и голые ветки замерли в неподвижном ночном воздухе.

Энджел почувствовала, что напряжение в теле животного тоже спало. Львица тряхнула головой и устало фыркнула.

Но Энджел все равно не сводила глаз с пустыни. Сжав руки в кулаки, она стояла на цыпочках и тихо шептала:

— Не уходи.

Львица посмотрела Энджел в глаза и издала ласковое мурлыканье, каким она обычно успокаивала Мдого, когда он чего-то пугался.

Девочка медленно кивнула. У нее не было сомнений в том, что львица видела Лауру, а Лаура видела львицу. Произошло что-то очень важное, и в результате Энджел почувствовала, что ей больше ничего не стоит бояться. И с верблюдами все будет в порядке. Она скоро их увидит. И у нее хватит сил, чтобы пройти через выпавшие на ее долю испытания.

Львица повернулась, коснувшись усами руки Энджел, и пошла обратно внутрь уютной и безопасной пещеры.

Глава 10

Эмма вышла во двор, полностью одетая и готовая к предстоящей поездке, но все еще зевая и протирая спросонку глаза. Солнце пока не встало, и в воздухе стояла почти сверхъестественная тишина. Насекомые прекратили свое обычное ночное стрекотание. Смолкли и беспокойные мелкие животные, которые всю ночь бегали по крыше и шуршали в кустах. Вместе с тем для утренних звуков пробуждающейся природы было еще рано.

— Мама Киту, Матата, — ласково позвала Эмма верблюдов, которые были заперты в своем загоне.

Они оба лежали на земле, поджав под себя ноги, а их поднятые головы были похожи на часовых. В предрассветном сумраке они выглядели размытыми тенями. Мама Киту отозвалась на ее голос. Эмме очень не хотелось оставлять их одних, но она знала, что Дэниэл договорился с крестьянином из деревни, чтобы тот каждый день приходил сюда, давал им корм и промывал ногу Мамы Киту до тех пор, пока они не вернутся.

Эмма направилась к воротам. На ее плече висела зеленая сумка, набитая сменной одеждой. В руке она несла корзину, которую дал ей Дэниэл, чтобы она положила туда еду в дорогу. Уже перед самым выходом из дома Эмма бросила в нее еще несколько вещей Энджел: моток шерсти с неоконченным вязанием, тетрадь для рисования, кое-что из одежды и пару сандалий.

Дэниэл уже ждал ее возле «лендровера». На земле возле его ног стояла канистра, и в воздухе витал стойкий запах бензина. Он посмотрел на корзину и задержал взгляд на вещах Энджел. Эмма не могла понять, считает ли он правильным брать их с собой. Она сама не была в этом уверена. Стоя в коридоре над разложенными вещами, она колебалась — суеверный человек сказал бы, наверное, что она испытывает судьбу. Однако Дэниэл предпочел промолчать, и Эмма, поставив корзину между двумя спальными мешками и свернутыми москитными сетками, устроилась на переднем сиденье. За это время оно стало ей родным: она знала о сломанной пружине, которая слегка упиралась в ее левый бок, и о том, что виниловая обивка, порванная в одном месте, постоянно цеплялась за джинсы. Смешанный запах моторного масла, пыли и мешковины тоже был ей знаком.

Дэниэл вел машину с включенными фарами, свет от которых, по мере того как отступал ночной сумрак, становился все более блеклым и тусклым. Они выехали на дорогу, которая вела в Малангу, но очень скоро свернули, держась противоположного направления, как будто возвращались назад. Миновав станцию с другой стороны, они поехали прямо.

— Мы едем прямо к горе? — спросила Эмма.

— Нет. Малангу, станция и питомник расположены почти на одной линии, но эта линия идет по кругу, — ответил Дэниэл, очертив рукой полукруг. — Посередине находится пустыня и гора Ол Доиньо Ленгаи, а дорога к питомнику огибает справа этот длинный холм. — Он указал на возвышение впереди. — Поэтому нам предстоит такой долгий путь.

— Вы точно знаете, как туда ехать? — Эмма все еще не могла привыкнуть к тому, что Дэниэл никогда не пользовался картой.

— Я ездил по этой дороге с Ндугу. Мы ставили здесь ловушки для грызунов. Но в питомник мы не заезжали.

— Разве вам не хотелось познакомиться с его хозяином?

— Тут есть одна проблема, — осторожно начал Дэниэл. — Тот смотритель, Магома, не единственный человек, кому не нравится хозяин питомника. Многие настроены против него.

— Что он такого сделал? — вскинула брови Эмма.

— Он ничего не сделал, но многие его боятся. Говорят, что человек, который живет вместе со львами, не может быть человеком. Или же он обладает какой-то особой силой, которой наделили его львы.

— Какой еще силой?

— Например, ходит слух, что люди, работающие в питомнике, никогда не болеют.

— Вы в это верите? — спросила Эмма, вспомнив, как Дэниэл не хотел прикасаться к телу мертвой женщины.

Дэниэл на какое-то время задумался.

— Как человек, получивший образование, — наконец произнес он, — я не верю в то, что он может защитить своих работников таким образом. Но, будучи представителем масаи, я уверен, что в этом что-то есть… Я своими глазами видел, как вполне здоровые люди умирали от проклятия. А больные выздоравливали после благословения лайбона. Поэтому я не знаю, что и думать. — Он указал на возвышающуюся вдалеке гору. — Когда произошло извержение Ол Доиньо Ленгаи, я видел вырывающиеся наружу столбы дыма и вспышки огня. Я слышал страшный рев, доносящийся из-под земли. Я чувствовал, как земля содрогается под моими ногами. Мне прекрасно известно научное объяснение этого феномена, но в то же время я не могу не верить своим родственникам, которые говорили, что чувствуют силу Ленгаи.

Эмма посмотрела в ту сторону, где был вулкан. В предрассветном полумраке она могла различить только расплывчатые очертания белой вершины, которая, словно призрак, парила над горизонтом. По спине Эммы прошла невольная дрожь.

— То есть… вы боитесь хозяина питомника?

Дэниэл покачал головой.

— Мы с Ндугу никогда не заезжали в питомник по причине, связанной с нашей работой. Людям сложно понять, что такое вирус. Его нельзя ни увидеть, ни потрогать. Поэтому, когда так внезапно умирают сильные и здоровые люди, причем такой ужасной смертью, все думают, что здесь не обошлось без нечистой силы.

Эмма понимающе кивнула. Даже такие ученые, как она, которые знали о вирусах четвертого уровня практически все, с трудом сохраняли рациональную точку зрения, когда смотрели через микроскоп на кровь, зараженную вирусами Ласса, Эбола и Оламбо. При мысли о том, какую трагедию несут в себе эти крошечные организмы, ученые невольно начинали приписывать им зловещие черты. Обычно образцы рассматривались в темноте и были подкрашены флюоресцентом, отчего контуры вируса светились на фоне темной жидкости.

— Мы много лет потратили на то, чтобы изменить представления людей и чтобы они наконец-то поняли механизм распространения вируса, — продолжал Дэниэл. — Если мы заведем дружбу с хозяином питомника, то люди перестанут нам доверять.

— Но сейчас мы как раз туда направляемся, — сказала Эмма. — Вам удастся скрыть этот факт?

— Нет, это скоро станет известно всем. Но у нас, по крайней мере, есть веская причина — пропал ребенок. Я надеюсь, что это не помешает нашей работе.

Эмма посмотрела вперед. На горизонте виднелись невысокие холмы, за которыми начинал заниматься рассвет. Серое небо над ним понемногу бледнело, принимая мерцающий зеленоватый оттенок.