К концу двух недель все уже молили Бога, чтобы вечер поскорее прошел. К этому времени Шервин и Джин не выдержали и струсили, заявив, что они плохо себя чувствуют и не смогут присутствовать. Ян, осмелевший за время общения с Заком, сказал, что ни за что на свете не пропустит фейерверка. И кроме того, Фентон, будучи владельцем шахты, был для него воплощением дьявола. Он предвкушал, как на равных будет сидеть за одним столом со своим врагом.

Если бы к ним с визитом ехал сам президент, и то нельзя было бы подготовиться более тщательно, и невозможно было бы найти более обеспокоенных людей, чем в этом доме. Хьюстон боялась, как бы кто-то из прислуги не пролил суп на брюки Фентора, иначе Кейн мог вполне убить виновника прямо на месте.

Но ее руки дрожали не от этого, а оттого, что Кейн пообещал ей рассказать, что было между ним и Фентоном. Казалось бы, ей всегда хотелось это знать, но сейчас она чувствовала непреодолимую потребность сказать Кейну, что она больше этого не хочет.

Ее опасения подтвердились после вчерашнего телефонного звонка Памелы Фентон. Пам умоляла Хьюстон отменить обед, объясняя это тем, что у нее плохие предчувствия по поводу того, что будет сказано на этом обеде. Она заметила, что сердце ее отца может не выдержать и что она боится темперамента Кейна.

Хьюстон попробовала поговорить с Кейном, но он только заявил, что она ничего не понимает. Она ответила, что хотела бы его понять, если бы он ей все объяснил.

И именно тогда он пообещал, что расскажет ей все перед самым обедом.

Теперь, осматривая себя перед зеркалом, она обнаружила, что ее трясет.

Увидев Кейна у себя за спиной, она судорожно вздохнула.

– Повернись, – сказал он, – у меня для тебя кое-что есть.

Она повернулась обратно к зеркалу, и в этот момент Кейн опустил ей на шею каскад бриллиантов. Они лежали у нее на плечах, как высокий воротник, спадая с ключиц замысловатыми петлями.

Он отступил на шаг и посмотрел на нее.

– Хорошо, – сказал он и, взяв ее за руку, повел в свою спальню.

Не говоря ни слова и ощущая тяжесть бриллиантов вокруг горла, она села в синее парчовое кресло перед инкрустированным круглым столиком.

Кейн подошел к панели в стене, сдвинул вбок часть декоративной лепки и нащупал маленький рычаг. Панель въехала внутрь, открывая сейф, вделанный в стену.

– Очень немногие знают полностью историю, которую я хочу тебе рассказать. Некоторые знают ее частично и додумывают ее сами, но додумывают не правильно. Мне удалось собрать ее по кусочкам только после многих лет работы.

Из сейфа он достал кожаный портфель, открыл его и протянул Хьюстон маленькую фотографию.

– Это моя мать.

– Чарити Фентон, – прошептала она, разглядывая красивую женщину на снимке: очень молодую, темноволосую, с черными глазами.

Она заметила удивление на лице Кейна.

– Эден рассказал мне, кто она такая.

– Он рассказал тебе все, что знал.

Он дал ей фотографию четырех молодых людей – все четверо выглядели, как будто чувствовали себе не в своей тарелке в студии фотографа. Двое из них были похожи на Кейна.

– Это четверо братьев Таггертов. Самый младший – Лайл – отец Яна, следующий – Рейф, затем Шервин, а потом мой отец, Фрэнк.

– Ты похож на своего отца, – сказал она. Кейн не ответил, а выложил все оставшееся содержимое портфеля на столик.

– Это оригиналы или копии всех тех документов, которые я смог разыскать. Все они относятся либо к моим родителям, либо к моему рождению.

Она пробежала глазами по бумагам, отметив только копию родословного древа, из которого становилось ясно, что Натаниель Таггерт женился на двенадцатилетней французской графине. Но вскоре Хьюстон снова подняла глаза в ожидании продолжения истории, которая стояла за бумагами и могла бы пролить свет на причины ненависти, питаемой Кейном к семье своей матери.

Он подошел к окну и окинул взглядом сад.

– Я не думаю, что ты что-нибудь знаешь о Горасе Фентоне, ввиду того, что он умер задолго до твоего рождения. Он был отцом Джекоба. Или по меньшей мере Джекоб думал, что Горас был его отцом. Правда заключается в том, что Горас уже отчаялся иметь своих детей и усыновил новорожденного одних людей, ехавших в Калифорнию, но трагически погибших под копытами взбесившихся лошадей. Но всего через несколько лет после этого у Гораса родилась-таки дочь, и они назвали ее Чарити потому, что были безумно счастливы.

– Из того, что мне удалось разузнать, не было ребенка, более избалованного, чем мисс Чарити Фентон. Мать брала ее в "путешествия по всему миру, а отец покупал ей все, о чем она могла только подумать.

– А как же обращались с Джекобом? – спросила Хьюстон.

– Неплохо. Старик Горас избаловал свою дочь, зато он научил своего сына, как выжить в этом мире, – может быть, для того, чтобы он мог помочь Чарити после его смерти. Джекоба научили управлять империей, которую создал Горас. ..Я точно знаю, как они встретились. Я думаю, Фрэнка Таггерта уполномочили подать Фентону очередные жалобы по поводу лесопилки – это было еще до того, как открылись угольные шахты, – и он встретил Чарити. Как бы то ни было, они сошлись очень быстро, и она решила, что хочет выйти замуж за Фрэнка. Я не думаю, что когда-нибудь приходила в ее маленькую испорченную головку мысль, что ее отец посмеет ей в чем-либо отказать.

Но Горас не только запретил ей выходить замуж за Таггерта, но и запер ее в комнате. Каким-то образом ей удалось бежать, и она провела с Фрэнком два дня. Когда люди ее отца нашли их, она как раз была с ним в постели и заявила своему отцу, что не расстанется с Фрэнком, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.

– Как это ужасно, – прошептала Хьюстон. Кейн достал сигару из тумбочки около кровати и закурил.

– Она-таки его получила: через два месяца она сообщила родителям, что беременна.

– Тобой, – мягко сказала Хьюстон.

– Мной. Горас выкинул дочь из дома и сказал ей, что она ему больше не дочь. Его жена слегла в постель и оставалась там до тех пор, пока не умерла четырьмя месяцами позже.

– И ты ненавидишь Фентонов, потому что ты по закону такой же наследник, как и Джекоб, но тебя сослали в конюшни.

– Такой же, черт побери! – взорвался Кейн. – Ты еще и половины истории не слышала. Чарити переехала в трущобы, где жили Таггерты – единственное жилье, которое они могли себе позволить на ту зарплату, – что платил им Фентон, и возненавидела их. Конечно, никто не хотел с ней говорить: ведь она была одна из Фентонов, да и из того, что я слышал, никто и не собирался сбивать с нее спесь'. ..Через два месяца после того, как она вышла замуж за Фрэнка Таггерта – у меня тут есть свидетельство о браке, – он погиб под рухнувшими штабелями.

– И Чарити вынуждена была вернуться в дом отца.

– Он был сволочью, каких свет не видывал. Чарити попыталась обойтись без него, но чуть не умерла с голода. Я разговаривал со служанкой, которая работала тогда у Фентонов, и она рассказала, что, когда Чарити вернулась, она была грязной, исхудавшей и на последнем месяце беременности. Горас только бросил на нее взгляд и сказал, что она убьет свою мать, и что она сможет остаться только в качестве служанки. Он послал ее мыть посуду на кухню.

Хьюстон поднялась и встала около мужа, положив руку на его плечо. Она чувствовала, как он дрожал от переполнявших его чувств. Голос Кейна сделался тише.

– После того как моя мать четырнадцать часов скребла тарелки Фентона, она поднялась наверх, родила меня и после этого хладнокровно повесилась.

Хьюстон в изумлении смотрела на него.

– Никто не спас ее?

– Никто. Фентон поместил ее в самую дальнюю комнату на чердаке, и, даже если она и кричала, никто не мог ее услышать.

– И что сделал Горас Фентон?

– Он ее и нашел. Кто знает, может быть, его заела совесть, и он шел, чтобы исправить дело, но было поздно. Она уже умерла.

Немногие могли рассказать мне, что случилось потом, так что мне пришлось все собирать по кусочкам. Горас нанял для меня кормилицу, потом провел день, заперевшись с целой армией адвокатов, и через двадцать четыре часа после того, как Чарити повесилась, он приставил пистолет к виску и выстрелил.

Хьюстон села. Ей было нечего сказать. Она думала о том, как Кейну пришлось жить с этой трагедией всю свою жизнь.

– Так что тебя растили Фентоны.

– Меня никто, черт побери, не «растил», – закричал он. – Когда через два дня после самоубийства Гораса Фентона было оглашено его завещание, оказалось, что вся его собственность завещалась сыну Чарити.

– Тебе?

– Мне. Джекобу не принадлежало и цента. Он назначался опекуном Кейна Джекоба Таггерта, трех дней отроду.

– Но я не понимаю… – сказала Хьюстон, – я думала…

– Ты думала, что я родился без цента в кармане.

Джекоб не выходил из комнаты несколько часов после оглашения завещания, но ему удалось подкупить всех до одного адвокатов и состряпать новое завещание, по которому все отходило ему.

– А ты?

– Людям говорили, что ребенок Чарити умер при рождении, и первые шесть лет меня перевозили с одной фермы на другую. Джекоб боялся, что если я надолго задержусь на одной ферме, то смогу узнать правду о своем рождении.

– Или Таггерты могли узнать о том, что ты жив. Я не могу представить, чтобы Рейф мог позволить, чтобы его племянника так обвели вокруг пальца с его наследством.

– Деньги – это власть, а ни у кого из Таггертов никогда их не было.

Хьюстон пересекла комнату.

– А Джекоб не хотел бросать всего того, над чем он работал все эти годы. Он, наверное, считал Гораса своим отцом, но в последнюю минуту у него отобрали все, как будто он ничего не значил. И все отдали какому-то младенцу.

– Ты что, на его стороне?!

– Конечно нет. Я просто стараюсь понять, почему он совершил такой ужасный поступок. Что, если бы он управлял всеми делами, доверяя тебе, а ты, когда стал совершеннолетним, решил бы выкинуть его на улицу?

– Я бы не мог так поступить.

– Но он об этом никак не мог знать. Ну и что теперь? Ты хочешь возмездия?

– Какого черта, нет. Я знал об этом все эти роды.

– Ты не собираешься отнять у него деньги обратно? Сейчас твой собственный сын живет у Фентонов, и ты не выбросишь его из дома, не так ли?

– Подожди хоть одну чертову минуту, прежде чем ты соберешься во всем этом деле занять сторону Фентона. Все, что я когда-либо хотел, так это чтобы Фентон однажды оказался за моим столом, который был бы больше его стола, и во главе которого была бы первоклассная леди.

Хьюстон долго не отводила от него взгляда.

– Полагаю, тебе следует рассказать мне остальную часть истории. Зачем ты пригласил мистера Фентона на обед и какую в этом роль играю я? – тихо спросила она. По какой-то причине она чувствовала, как страх сковывал ее тело.

Кейн повернулся к ней спиной.

– Все эти годы, что я работал у Фентона в конюшне, каждый раз, когда я чистил его ботинки, я думал, что возвышаюсь сам над собой, воображая себя в его огромном доме. Пам и я начали валять дурака, а следующей вещью, которую я узнал, было то, что она вдруг уехала и оставила мне пятьсот долларов и «прощай-дорогой-мне-было-очень-приятно». Старина Джекоб впихнул меня в свой кабинет и заорал, что мне никогда не удастся заполучить то, на что он всю жизнь работал. В тот момент я думал, что он имел в виду Пам.

Я взял деньги и уехал в Калифорнию, и через несколько лет, когда я сколотил небольшое состояние, мне стало интересно, что же имел в виду Фентон, когда выгонял меня из своего дома. Я нанял нескольких человек, чтобы они что-нибудь разузнали. Это заняло порядочное время, но в конце концов я узнал правду.

– И ты задумал отомстить мистеру Фентону, – прошептала Хьюстон. – И я была частью твоего плана.

– Можно сказать и так. Сначала мне просто нужно было достаточно денег, чтобы не беспокоиться насчет того, что я опять могу стать конюхом. Но после того как я узнал, что меня обокрали, я начал мечтать о том, как приглашу Фентона на обед в свой собственный дом, и мой дом будет в пять раз больше, чем его. И в конце стола будет сидеть Пам, его дочь, для которой я был недостаточно достойной партией, как он мне сказал.

– Но ты не смог получить Пам.

– Я выяснил, что она уже была замужем и имела ребенка – я не знал, что ребенок мой – так что мне пришлось расстаться с мыслью жениться на ней. Естественно, я должен был построить дом в Чандлере, потому что иначе никто бы не узнал, что у конюха дела пошли в гору. И я хотел, чтобы Фентон мог видеть мой дом каждый день. Поэтому я стал думать, кто бы мог занять место Пам за столом, и я знал, что единственными настоящими леди в этом городе были близняшки Чандлер. ..Я нанял кое-кого разузнать о вас двоих и с самого начала понял, что Блейр не подойдет. Фентон мог бы посмеяться, что все, что я смог достать, была женщина, которую бы никто больше не взял.

– Тебе нужна была настоящая, истинная леди до мозга костей, – прошептала Хьюстон.