— Девочка. И тут тебя Бог наказал. Нет наследника.


Боль прошла. Она хотела взять на руки свою малышку, но они ей не дали. Что-то теплое все время текло под нее, она провела рукой, поднесла к глазам. Кровь. Вокруг было тихо, лишь в голове шумело, она уже не слышала плач ребенка. Перед глазами было лицо Нади. «Только бы успеть, только бы сказать ей. Только бы хватило сил».

— Надя, — непослушными губами прошептала Тамара, — передай Саше, что ее зовут Люба. Прости…


Больше она ничего не смогла сказать. Наде стало страшно. На нее все еще смотрели черные глаза сестры. Надя, подошла к Ракитину и спросила:

— Можно, я оставлю ее себе?

— Нет, как мы будем перебираться через границу? В документах нет ребенка. Избавься от нее. Боже, начались женские глупости!

Надя не возразила, завернула новорожденную малышку в одеяло, написала записку с именем и фамилией и отнесла девочку к церкви. Она положила ее на порог под самую дверь. Дело было двадцать пятого декабря в Саратове.

***

Каждую неделю Корецкий относил новые документы в камеру хранения и получал фотографию, но в один день все изменилось. Никитин приехал в клинику и сказал:

— Мы нашли ее. Простите. Мы опоздали. Они держали ее в Саратове, в подвале частного дома. Ракитина и его жену мы взяли в аэропорту Шереметьево при попытке покинуть страну. Они сознались в похищении Тамары и сказали, где ее искать. Она мертва, они не убивали ее, она просто истекла кровью. Ребенка нет. Мы раздали ориентировки, но надежды почти нет, такие морозы.

На могиле Тамары Корецкий поставил памятник. На невысоком постаменте в полный рост стояла фигура необыкновенно красивой женщины из мрамора, она смотрела на всех гордо и свысока.

Два месяца Александр Валерьевич объезжал все дома малютки, заходил во все церкви, пока в Саратове уборщица в пригородной церквушке не дала ему записочку: «Девочка. 25 декабря. Корецкая Любовь Александровна. Так хотела мать». Она рассказала, что когда девочку кормили и перепелёнывали, записочка и выпала. Малышку же отвезли в дом малютки.

Оформление документов заняло две недели. А еще через две недели в квартире Корецкого появилась Люба.

3


Люба


Корецкий принес трехмесячную девочку в клинику. Позади была бессонная ночь. Даже когда ребенок не плакал, Александр Валерьевич боялся, что он уснет и не услышит дочь, или она перевернется и соскользнет с кровати, или уткнется в подушку и задохнется — да мало ли что могло случиться с грудничком! Он так и просидел рядом с ребенком не смыкая глаз. Несмотря на выпитый кофе, веки слипались, и о работе не могло быть и речи. Отдав девочку в детское отделение, попросил внимательно осмотреть, сделать все анализы и определить, насколько его дочь здорова. «Надо найти няню, сегодня, сейчас. Как это сделать?» Корецкий решил попросить помощи у секретарши и пригласил её в кабинет.

— Галя, мне срочно нужна няня и, желательно, круглосуточная. Где можно такую найти? Я никогда этим не занимался. Все так сложно. И как мне определить, порядочный ли человек и можно ли с ним оставить ребенка?

— Александр Валерьевич, попробуйте поговорить с Машей, медсестрой из терапии. Она вчера говорила, что не знает, как ей работать с сентября. Дочка у нее идет в школу, девочка непоседливая, такую одну дома не оставишь, а у Маши никого нет — сама её воспитывает. Остаться дома — жить не на что, работать — как ребенок будет?

— Подожди, Маша — высокая такая, русая?

— Ну да. А вы ее откуда знаете?

— Так она живёт в соседнем подъезде, дочка у нее Женя, оторва-девка. Спасибо, Галя, пригласи-ка ты ее ко мне и сделай кофе покрепче.

Маша вошла в кабинет директора.

— Маша, у меня к вам серьезное предложение. Я предлагаю работу. Зарплата будет гораздо выше, чем вы здесь получаете. Ваш ребенок будет при вас, я могу предоставить отдельную комнату со всеми удобствами, вашу квартиру можете сдавать. Тоже деньги. Работать будете няней и домработницей. Подумайте, только быстро.

— Александр Валерьевич, а что за ребенок?

— Девочка, три месяца, тощая какая-то. Сейчас ее наши педиатры обследуют. Что нужно ребенку, вы знаете лучше, чем я. На одежду, питание и все остальные расходы я буду давать денег столько, сколько потребуется, еще вам придётся готовить для меня.

— Так это ваш ребенок? — удивилась Маша. Немного подумав, ответила на предложение: — Я всё поняла и согласна. Когда надо приступать к работе?"

— Сейчас! Спасительница вы моя! Я сегодня всю ночь не спал. Нет, она не капризничала, просто я боялся… Ест она очень мало, не знаю почему. Обезьяны в этом возрасте едят втрое больше. Еще надо купить кроватку и все остальное. Тамара не успела, а я не знаю, что нужно. Короче, пишите заявление на увольнение и и мы с вами едем в магазин.


Маша с трепетом смотрела на Корецкого. «Значит, он нашел ребенка. Жалко девочку, без матери, и отец у нее никакой». Быстро уладив все формальности (по поводу увольнения), Корецкий с Машей поехали за покупками. В таком магазине женщине ещё бывать не приходилось. Какие тут красивые вещи, белье, обувь! Они купили манеж, постельное детское белье, одеяло, пеленки с кружевами, чепчики. Корецкий записал Машу в книге посетителей и уточнил, что она теперь постоянная клиентка и сама будет покупать всё, что нужно для ребёнка. Еще он выбрал платье и туфли для Женьки.

Все купленное они с Машей сгрузили в квартире Корецкого. Показав ей ее комнату рядом с детской, Александр отправился на работу.

Жизнь налаживалась.

Первым делом Корецкий пошел в педиатрию.

— Ну, что? Как она? — спросил у заведующего отделением.

— Хорошая здоровая девочка, только дефицит веса. Развивается нормально, уже улыбается, голову держит, рост согласно возрасту. Я написал рекомендации по питанию. Вы няню нашли?

— Бог меня спас, а может, ее. Няня уже комнату оформляет. Ладно, давайте я ее домой отвезу.

***

Маша привязалась к Любе, её дочка тоже полюбила девочку, она играла с ней, что-то все время рассказывала. Сама Женька стала немного спокойней, более ответственной, что ли. Вместо того чтобы бежать на улицу, играть в футбол (что она очень любила), Женя помогала матери по дому или присматривала за Любой. К девяти месяцам девочка показывала буквы, которые называла Женя. Женя радовалась, читала ей свой букварь, потом другие книжки. Иногда Люба начинала стучать ручками по книге, прося, чтобы ей читали. Когда домой приходил Корецкий, Маша выносила из комнаты девочку и обязательно говорила: «Смотри, Любонька, твой папа пришел». Александр Валерьевич был вынужден брать дочь на руки, целовать ее в щечку и что-то ей говорить. Сам он инициативу не проявлял. Весь его интерес ограничивался ежевечерними расспросами Маши о том как у Любы дела, как ела, как развивается; получив информацию, уходил в свой кабинет и там работал. Раз в месяц он привозил домой заведующего педиатрией, тот осматривал ребенка, делал необходимые замеры, вновь и вновь сообщал о дефиците веса и что все остальное в норме и уходил.

Как ни пытались откормить Любу, она все равно оставалась худышкой. Время летело незаметно, Люба росла.

Двадцать пятого декабря Корецкий приехал домой рано, около обеда. На работе он не был. С утра поехал на кладбище, положил две черные розы на могилу жены, просидел там около часа. Затем решил вернуться домой. Он вошел в холл своей квартиры, снял пальто, ботинки. Из комнаты на цыпочках выбежала Люба. Качаясь, подбежала к нему, протянула ручки и сказала:

— Папа, на Бубу.

Корецкий поднял на руки дочку и расплакался. Люба очень серьезно посмотрела ему в глаза и ладошками стала вытирать слезы.

— Какая ты у меня хорошая, — сказал Александр Валерьевич, прижимая к себе ребенка.

— Буба, — услышал он в ответ.

— Маша, вы слышали, она говорит!

Маша вышла из-за двери, платочком вытирая слёзы.

— Александр Валерьевич, сегодня Любе годик. Смотрите, какой она вам подарок сделала, говорить начала.

— Мы не будем праздновать ее день рождения, извините, Маша. Я знаю, что ей год, но радоваться не могу. Сегодня год со дня смерти моей жены.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Корецкий отдал Любу няне и ушел к себе в комнату. Через час в дверь постучали.

— Кто? Маша, это вы?

— Нет, Александр Валерьевич, это Женя. Можно я с вами поговорю?

— Заходи. Что у тебя случилось?

— Случилось не у меня, а у вас. Вы не любите Любу. Почему? Она очень хорошая. Знаете, как с ней интересно играть! Она все буквы знает, а читать никак не может. Я ее прошу хотя бы слоги, а она ни в какую. Люба вам сегодня первые слова сказала. Она сейчас плачет, тихо плачет.

— Женя, ты не права, я люблю дочь, просто я не умею играть с детьми. Тебя мама послала?

— Нет, что вы, она меня к вам не пускает. Она говорит, что вы серьезный человек, и чтобы я со своими глупостями не лезла. Она меня заругает, когда узнает, что я к вам ходила. Но я думаю, что я должна была сказать про Любу. Извините.


Девочка выскочила в коридор, торопливо прикрыв за собой дверь.

Корецкий улыбался: «Смелая девочка, как она свою подружку защищает, добра ей хочет. Интересно, а правда ли Люба показывает буквы? Может, пойти посмотреть? Нет позже, а то еще Женька вообразит, что я ее послушал». Но любопытство взяло верх, и он пошел в детскую. На полу посередине ковра сидела Люба, а рядом с ней Женька читала сказку про колобка. Периодически Женя переставала читать и спрашивала: «Люба, где колобок? — малышка пальчиком тыкала в картинку. — Где Лиса?» — и Люба показывала лису. Корецкий тоже сел на ковер. «Люба, а где медведь?» Медведя на этой странице не было. Девочка повернула к себе книжку, перелистнула страницу и показала на медведя. Потом снова посмотрела в глаза отцу и сказала:

— Папа, на Бубу.

Она протянула к нему свои ручки. Корецкий поднял дочку и произнес:

— Пойдем в мою комнату, мы с тобой поиграем.

Он принес девочку в кабинет, показывал ей разные предметы и называл их несколько раз, пока Люба не начинала повторять слова и показывать пальцем.

— Дочка, так с тобой уже можно языки учить. Какая ты способная девочка получилась.

Он вышел на кухню с Любой на руках. Маша месила тесто.

— Боже мой, Александр Валерьевич, что случилось, неужели Женька ее обидела? Или она ушиблась?

— Да не причитайте вы, я сам взял дочь, мы с ней разные предметы учили. Я думаю, что с ней уже можно заниматься языками.

— А она не малая? — У Маши чуть глаза не выскочили от удивления.

— Она очень способная, — с гордостью произнёс Корецкий, — я сам буду с ней заниматься. В игровой форме можно. А она понимает, честное слово.

— Вот и хорошо, вот и славно. Люба будет с папой играть, наконец-то. Александр Валерьевич, я уж совсем отчаялась, думала, вы никогда дочку не полюбите. Вы посмотрите, какая красавица черноглазая, а как любит, чтоб ей читали. Мы ей все Женины книжки перечитали.

— А в библиотеке? — Корецкий удивился: при такой-то библиотеке ребёнку почитать нечего?!

— Я же не могу без спроса.

— Маша, единственная комната, которую я закрываю на ключ, это мой кабинет. Там документы, а библиотека нужна, чтобы ей пользовались. Маша, я прошу не выносить книги из квартиры, но читать вы можете все, что вам захочется. А завтра давайте съездим в книжный и купим детские книжки. Пусть Женя Любе читает — обеим польза.

***

Прошел еще один год. Корецкий каждый день занимался с Любой, она уже свободно говорила на русском и английском языках, знала ноты и пробовала играть на рояле, пусть совсем простые вещи, но ей это нравилось. Со следующего месяца Корецкий собирался добавить изучение французского. Маша была рада тому, что отец два-три часа каждый день проводит с дочерью.

Девочка же развивалась не по годам. Она на лету схватывала информацию и тут же училась ей пользоваться.

Как-то раз Маша возилась на кухне, к ней подошла Люба.

— Маша, я болею. Пожалей меня.

Маша взяла на руки ребёнка, Люба просто горела. Померила температуру — тридцать девять и три. Уложив девочку в постель, она позвонила Корецкому на работу. Секретарь ответила, что он очень занят и она ему передаст все, что просила Маша.

Девочке становилось совсем плохо, а Корецкий все не шел домой.

Маша растирала крохотное тельце ребёнка водкой, влажным полотенцем, уксусом. Снова звонила в клинику, но там уже никого не было. Отчаявшаяся женщина решила вызвать скорую, когда услышала поворот ключа в замке. Корецкий вошел в холл в сопровождении дамы лет тридцати.