Мы продолжаем идти, пока не останавливаемся перед могилой с мраморным памятником. Я приглядываюсь и различаю слова: «Лаура Мари Уотерс». Судя по датам под именем, это не может быть ее бабушка.

— Это моя сестра, — словно услышав мои мысли, спокойно произносит Нэд. У Нэд была сестра? Я поражен. Даже не представляю, что можно сказать в таком случае, поэтому решаю промолчать.

— Она умерла в семь лет. В этом году ей было бы двадцать три, — не глядя на меня, произносит Нэд. — Она утонула.

Я крепче сжимаю ее руку и впервые осознаю, что Нэд понимает, что такое потеря гораздо лучше, чем кто-либо еще.

— Мы играли на озере и бросали хлебные крошки уткам. Мама сказала мне приглядывать за ней — она была недалеко от нас. Она сказала, что мне теперь десять лет и я большая девочка, поэтому могу это делать. Я думала, что все идет хорошо, правда, но это произошло так быстро. Сестра исчезла под водой, и я не смогла найти ее. Мама наказала мне смотреть за ней, поэтому я не позвала на помощь, а вместо этого, не умея плавать, прыгнула в озеро. Помню, как отчаянно колотила руками и ногами, но это ничем не помогало, и я только быстрее тонула. А потом меня вытащила чья-то рука. Это оказался папа. Я была так рада его видеть, но у него было очень грустное лицо. Они не смогли найти Лауру, а когда все-таки обнаружили, она была… Она утонула. Я годами обвиняла себя за это. Хотя мама и папа никогда так не считали. Мама обвиняла себя за то, что оставила семилетнюю девочку на попечении десятилетней, а папа обвинял себя за то, что не мог плыть быстрее. Это продолжалось многие годы. Бывало, я часами наблюдала за тем, как мама просто сидит и смотрит в окно. Однажды я спросила ее, что она делает, и мама сказала, что представляет себе жизнь Лауры. Она сказала, что грустит не потому, что сестра умерла, а потому, что у нее не было шанса пожить. Что у нее не было возможности сделать то, что делают все молодые девушки. И тогда мама заставила меня пообещать ей, что я буду наслаждаться каждой секундой своей жизни. Что я сделаю все, что смогу и захочу. Вот, почему она так поддерживала меня, когда я переехала в Нью-Йорк.

— Вот, почему ты наняла меня.

— Мама думает, что я не могу умереть, не узнав, что такое любовь. Я не согласна, но сделаю все, чтобы уменьшить ее боль. Смерть Лауры оставила ее такой опустошенной. У нее не было шанса попросить ее о чем-то до того, как сестра умерла, но я могу дать ей это. Я могу дать ей надежду, чтобы она не сидела и не смотрела потом в окно, представляя, какой могла бы быть моя жизнь. Она будет знать, что я прожила свою жизнь по полной. Я сделаю все, чтобы она была счастлива, Коул. Все. Мама заслуживает этого. — Не уверен, знает ли Нэд, что по ее щекам текут слезы. Я прижимаю ее к груди и крепко обнимаю. — Я не смогла спасти Лауру, но могу дать маме надежду. Даже если все это неправда, я могу исполнить ее мечту, — шепчет она.

— Да, можешь. Мы исполним ее вместе. Я не подведу тебя, Нэд. Обещаю, — говорю я, отчаянно желая забрать ее боль. Она кажется сильной снаружи, но я знаю, что это не так. Меня удивляет то, что она не сломалась, когда узнала, что умирает, но плачет сейчас от страха, что не успеет сделать счастливой маму. Не думаю, что когда-либо встречу другую Нэд Уотерс. В этот момент, держа ее в объятиях, я клянусь, что никогда не отпущу ее. Не потому, что я ей нужен, а потому, что она нужна мне. Очень сильно.

Глава 19

Бреннан

— Я буду скучать по тебе, мам, — говорит Нэд, пока Нора обнимает ее. Они обе так крепко прижимаются друг к другу, будто не в силах расстаться.

— Горько, правда? — спрашивает Эд, стоящий позади меня.

— От чего?

— От понимания того, что ничего нельзя сделать, — грустно говорит он. Я сглатываю, но не произношу ни слова. — Я знаю тебя совсем недолго, Коул, но ты мне нравишься. Я доверю тебе приглядывать за моей девочкой.

— Я буду приглядывать, обещаю.

— Вот и хорошо. На. — С этими словами он вручает мне листок бумаги. Я смотрю на него и вижу список телефонов. — Это на случай, если тебе нужно будет связаться с нами… ну, ты сам знаешь… в срочном порядке. — Я не хочу этого слышать.

— Понятно, — бурчу я.

— Коул. — Наш разговор прерывает Нора. Я подхожу к ней, и она сразу же сжимает меня в крепчайшем объятии. — Спасибо, — шепчет она мне в ухо. — Спасибо. — Я целую ее в щеку и отступаю.

— Не забудь позвонить, как приземлитесь, — говорит Нора Нэд.

— Не забуду.

— А теперь уезжайте, пока не опоздали на рейс. — У Норы дрожит голос, но она отчаянно пытается сдержать слезы.

— Не плачь, мам. Помни, что ты обещала. — Нэд подмигивает ей и мне сразу становится любопытно, о каком обещании идет речь.

Эд и Нора дают мне надежду. Они уже потеряли одну дочь, а сейчас могут лишиться второй, но, тем не менее, это самые добрые и милые люди из всех, что я встречал. Благодаря им я понимаю, что то, что произошло с моим отцом, не оправдывает его поведения.

— Поехали, — говорит Эд, и мы, загрузив сумки в пикап, направляемся в аэропорт. — Что вы планируете делать, когда вернетесь в Нью-Йорк?

— Мы составили список дел и по возвращении начнем заниматься ими. Ведь так? — спрашиваю я Нэд. Она тепло улыбается мне. Нэд понимает, что речь идет о списке желаний, который мы составили до того, как отправиться в Огайо.

— Ага, будем, как обычно, выпрыгивать из самолетов, — смеется она.

Ее отец тоже смеется, думая, что это шутка. А вот мне становится не по себе. Даже при мысли об этом меня начинает подташнивать. Я толкаю Нэд локтем в бок, отчего улыбка на ее лице становится шире. Остаток нашей поездки проходит в тишине и сосредоточенности на собственных мыслях.

***

— Мы даже не зашли в квартиру, Коул, — стонет Нэд, а я ухмыляюсь.

— Наплевать, в Огайо я был идеальным «парнем», но Нью-Йорк вернул миру гадкого, испорченного Коула, — смеюсь я, заталкивая ее в пентхаус. Закрываю дверь ногой и, ловко обходя сброшенные на полу сумки, веду Нэд в спальню, ни на секунду не отрываясь от ее губ.

— Гадкому Коулу нельзя появляться, когда вздумается, — произносит она между поцелуями.

— И кто это говорит? — Мои губы прокладывают дорожку поцелуев по ее шее, отчего она с трудом находит в себе силы, чтобы ответить.

— Это говорит та, чье имя я уже забыла. Ты отвлекаешь меня.

— Знаешь, я два дня представлял, как смотрятся твои стринги под одеждой и теперь определенно должен увидеть это воочию.

— Ты такой придурок, — хихикает Нэд.

— Тебе это нравится.

— Мечтай.

— Нэд?

— Ммм?

— Заткнись и давай целоваться.

Нэд собирается возразить, но я накрываю ее губы своими и чувствую, как она расплывается в улыбке. Это так сексуально.

— Ты сводишь меня с ума.

— Вот и хорошо, — говорит она, отступая.

— Ты куда?

— Проверить сообщения, некоторым из присутствующих, знаешь ли, нужно работать.

— Сейчас моя работа — это ты, и на твоем теле есть пара мест, над которыми хотели бы потрудиться эти руки.

— Это было так пошло.

— Знаю, но ты улыбнулась. — Нэд закатывает глаза.

— Разве тебе не нужно проверить телефон. Твои подружки, наверное, соскучились по тебе, — говорит она, направляясь в комнату, а я следую за ней.

— Я отдыхаю от них. В данный момент меня интересует только одна девушка, — отвечаю я, притягивая ее в свои объятия, как только она берет с комода наши телефоны, которые мы отключили и оставили на нем перед поездкой.

Я медленно целую Нэд, наслаждаясь ощущениями. Голова переполнена грязными мыслями о том, что мне хотелось бы сделать с ней сейчас. Я отстраняюсь и пытаюсь прийти в себя.

Она смотрит на меня и прикладывает телефон к уху.

— Ты набирала номер, пока я целовал тебя? — удивленно спрашиваю я. Она кивает. — Нельзя совмещать бизнес и удовольствие, детка.

— Привет, как дела? — спрашивает Нэд у человека на другом конце трубки. Она протягивает мне мой телефон, и я раздраженно выхватываю его, не переставая прокладывать дорожку нежных влажных поцелуев по ее шее. Нэд отталкивает меня и, предостерегающе посмотрев, уходит в другую комнату, чтобы закончить разговор. Так нечестно.

Я включаю телефон и жду, когда он загрузится, одновременно пытаясь прислушаться к тому, что говорит Нэд, но она слишком далеко. Странно, но на моем телефоне оказывается тридцать три пропущенных звонка, семь эсэмэс и три голосовых сообщения.

Сначала я просматриваю текстовые сообщения. Бобби и Джейми интересуются где я и просят срочно перезвонить. Джейми никогда не шлет мне сообщения. У меня внутри все опускается. Нажимаю на кнопку воспроизведения голосового сообщения и прикладываю телефон к уху. В трубке раздается голос Бобби:

— Брен, ты где? Срочно перезвони мне.

Сердце начинает стучать как сумасшедшее. Проигрываю следующее сообщение. Услышав в трубке голос отца, я холодею.

— Ты в своем репертуаре. Такая ситуация, а тебя нет. Некоторые вещи никогда не меняются.

Мое лицо искажается от злости. Отец никогда не звонит мне, а уж тем более не оставляет сообщений. И что, черт возьми, означает «такая ситуация»? Все разъясняет Джейми.

— Бреннан, это Джейми. Мы пытались дозвониться до тебя весь день. Не хочу рассказывать тебе по телефону, но у меня нет выбора. Лайла и дети попали в автомобильную аварию. Мы находимся на седьмом этаже в Миллвэйской больнице.

Я замираю, чувствуя, как от лица отливает кровь. В голове раздается назойливый голос. Только не снова. Только не снова. Этого не может произойти. В комнату заходит Нэд, но даже при виде ее я не могу прийти в себя.

Я нахожусь в оцепенении.

— Не могу поверить, что ты пытался отвле… Коул? Что случилось?

Я не в состоянии ответить вслух, но мысленно кричу: «Что-то случилось с Лайлой и детьми. Что-то случилось с единственной семьей, которая у меня осталась. Что-то случилось с единственным человеком, который все еще верит в меня. Так не должно было случиться. Я должен был быть здесь. Мне не следовало уезжать в Огайо».

— Коул, что случилось? Ты меня пугаешь.

Я перевожу взгляд на ее обеспокоенное лицо.

— Это Лайла… она… они в больнице…

Я слышу, как она вскрикивает. На ее лице появляется выражение ужаса, но через несколько секунд оно исчезает. Нэд берет себя в руки.

— В какой больнице, Коул?

— Миллвэйской, — шепчу я, не в силах пошевелиться.

— Хорошо, поехали. Живее, я поведу. Нам нужно ехать, Коул.

Я не шевелюсь, пока она не берет меня за руку. Я не помню, как мы спустились в гараж и проходили ли мы при этом мимо Джеймисона или воспользовались черным входом. Я не знаю, кто пристегнул меня ремнем безопасности и не уверен, было ли мое лицо мокрым от слез или я просто вспотел. Все, что я помню — это руку Нэд, которая не отпускала меня всю дорогу. Она была моим спасательным якорем. Ее пульс, бьющийся под моими пальцами, был единственной вещью, на которой я сосредоточил свое внимание.

— Коул, — шепчет Нэд.

Я поворачиваю голову.

— Мы приехали, выходи.

Я делаю, что она говорит и, как зомби, выбираюсь из машины. Помню, как Нэд спрашивает меня, на каком этаже лежит Лайла, а потом тащит в нужном направлении.

Бум. Бум. Бум. Теперь, когда я здесь, каждый удар сердца кажется таким необходимым. Просто удивительно, насколько важной становится жизнь, когда ты встречаешься лицом к лицу со смертью.

— Где, черт возьми, тебя носило? — слышу я, как только мы оказываемся на седьмом этаже. Я поднимаю голову и вижу Бобби, который неверяще смотрит на меня. Но его злость мгновенно сменяется пониманием, когда мы встречаемся взглядами.

— Где они? — безжизненно спрашиваю я.

— С детьми все в порядке, они дома с матерью Джейми. Лайла…

— Что с ней?

— Ей делают операцию, — шепчет он.

— Что случилось?

— В них въехала машина, и их автомобиль перевернулся в воздухе. Алексу и Софи повезло, у них всего несколько царапин, а Лайла… когда ее вытащили, она была без сознания. Ее сразу же отправили на операцию.

— Это произошло сегодня? — Бобби кивает. Я должен был быть здесь. Нэд сжимает мою руку, но я вырываю ее. Я вижу грусть в глазах Нэд, но у меня нет времени, чтобы переживать об этом.

— А где Джейми? — спрашиваю я.

— Он в зале ожидания… с твоим отцом. Я сказал, что подожду здесь, на случай, если ты появишься.

— Веди меня.

Ненавижу больничные запахи. От них несет болезнью и смертью. Каждый коридор — это проход в персональный ад. В каждом уголке, за каждым поворотом скрывается шепот смерти и неизлечимые болезни. Я хочу убраться отсюда, но мне нужно увидеть Лайлу. Мы поворачиваем направо, к комнате с двойными желтыми дверями. В обеих створках вставлены стекла, поэтому мне видно отца и Джейми. Джейми сидит, опустив голову на руки, а отец, как и всегда, ходит из угла в угол. Он никогда не мог просто сидеть на месте. Отец выглядит таким уставшим. Он никогда не признает этого, но, полагаю, смерть старит людей. Он приглаживает руками седые волосы, а в глазах не отражается ни одна эмоция. Отец продолжает ходить туда-сюда и, как мне кажется, считает минуты, когда он сможет выкурить следующую сигарету.