– Потрясающе! Спасибо, что привел меня сюда, – воскликнула Джулиана, поднимаясь с помощью Коула. – Этот жеребец великолепен. Ты когда-нибудь видел лошадь такого белого окраса?

– За долгие годы ни разу, – помолчав, ответил он.

Джулиану удивил тон, которым были сказаны эти слова, и она бросила на Коула вопросительный взгляд. Она не поняла, почему вдруг его губы сжались в тонкую полоску, и молча ждала.

– Когда-то я знал одного человека, у него была лошадь, очень похожая на эту. Белоснежная, без единого пятнышка. Мустанг, такой же отважный и дерзкий, хотя и кастрированный.

– Похоже, ты недолюбливал этого человека, – предположила Джулиана.

Коул взял ее под локоть и повел вниз, в лощину, где были привязаны лошади.

– О, он мне очень нравился до тех пор, пока он и его напарница, – в то время мне казалось, что я в нее влюблен, – не выстрелили мне в спину и не оставили умирать, – с деланным спокойствием ответил он.

Джулиана замерла и в ужасе уставилась на него.

– Кто этот человек? – спросила она.

– Сейчас это не имеет значения. Он мертв. И Лайза мертва. Их убил не я, – поспешно добавил Коул. – Хотя, встреть я их, прикончил бы голыми руками. Они погибли в Сан-Франциско, их убили из-за золота, которое они украли у меня и у бедного старого золотоискателя.

В его глазах опять появилось затравленное выражение, и Джулиана догадалась, что к мучительным воспоминаниям примешивается давняя ненависть. Очевидно, эти чувства проросли в его душе так же глубоко, как скорбь по близким, жестоко убитым в «Огненной горе».

– Почему они пытались расправиться с тобой?

Коул поднял руку, будто хотел отмахнуться от вопроса, но, заглянув в глаза Джулианы, увидел в них столько нежности и сострадания, что решил не уходить от этой темы, как намеревался. Двенадцать лет он ни с кем не говорил об этом. Так почему же сейчас заговорил, Джулиана?

Возможно, потому, что последняя ночь была первой ночью покоя, самого настоящего покоя и умиротворения. А возможно, потому, что поцелуи Джулианы, ее голос, ласковые объятия заставили тени отступить, прогнали прочь холодное, как камень, одиночество, с которым он уже свыкся и которым изредка даже наслаждался. Пусть ненадолго. Никто, кроме Солнечного Орла – тот нашел его на пустынном перевале и позволил некоторое время пожить среди народа, стать братом среди братьев – не знал истории предательства Джесса Берроуза. И вот сейчас он расскажет ее Джулиане, здесь, в этой тихой лощине.

Они сели на красный обломок скалы, спрятавшийся среди юкки и агавы. Ярко светило солнце, крохотная дикая герань, примостившаяся между двумя небольшими валунами, качала алыми головками. Коул, помолчав немного, заговорил.

Он познакомился с Джессом Берроузом в Калифорнии через месяц после того, как разделался с Барнабасом Слокумом. Берроуз, рослый, привлекательный парень, отличавшийся общительностью и великодушием, был так же беден, как Коул. Именно он познакомил Коула с Лайзой, которая в то время работала платной партнершей по танцам в одном из сотен салунов, выросших в городе на заре эры «золотой лихорадки». Именно Берроуз свел его с Эйбом Хенли, старым золотоискателем с суровым взглядом. Предполагалось, что Берроуз будет охранять Хенли, но тот убил его и украл золото.

Хенли нанял обоих, и Берроуза, и Коула, для работы на его участке недалеко от Юмы, в Аризоне. Он пообещал долю в добыче, если им посчастливится напасть на богатую жилу. Они нашли золото, россыпи золота, но Берроуз обманул старика. Он убил его, пока Коул был в отъезде. А Лайза, бросившая работу в салуне и отправившаяся с ними в путешествие по диким просторам Аризоны, сочинила байку о разбойниках, которые якобы изнасиловали ее, прежде чем убить Хенли. Ей удалось убедить Коула в том, что Берроуза уже не было в лагере, когда напали разбойники.

Коул хотел немедленно броситься в погоню, однако Лайза не отпустила его одного, уверяя, что боится нового нападения. А затем она призналась юному Коулу, что всегда любила только его, а не Джесса Берроуза.

– Я был так молод и глуп, что поверил ей, – усмехнулся Коул. Над их головами кружил луговой тетерев. – Только любила-то она не меня, а мое золото. Лайза заманила меня в ловушку, в засаду, которую Берроуз устроил у Медвежьего перевала. Он выстрелил мне в спину, забрал мою лошадь и оставил умирать в этом пустынном месте, где не было никакого жилья на пятьдесят миль вокруг. Я бы погиб, если бы не Солнечный Орел. Но это уже другая история.

Джулиана подумала, что дядя Эдвард и тетя Катарина тоже предали ее, продав в жены человеку, которого она терпеть не могла. Она вспомнила, какие боль и разочарование охватили ее, когда она поняла, что их мало заботит ее счастье. Они готовы были отдать ее любому, кто предложит более высокую цену. Однако выпавшие на ее долю страдания не шли ни в какое сравнение с тем, что испытал Коул. Удивительно, что после предательства друга и возлюбленной, уготовивших ему ужасную смерть, он не озлобился на весь свет, и особенно на женщин. Какая она была, эта Лайза? И сильно ли он любил ее, спрашивала себя Джулиана, но не решалась задать эти вопросы Коулу.

В нем всегда будет нечто недоступное ее пониманию. Его прошлое слишком трагично, он слишком часто сталкивался с проявлениями жестокости и темной стороной человеческой натуры. Возможно, со временем она узнает больше, но даже спустя годы этот человек останется для нее загадкой. Но сейчас единственное, о чем она мечтает, – это быть рядом с ним и облегчить его боль. Настала пора, чтобы и к нему пришло счастье. Он заслужил это. Джулиана нежно взяла Коула за руку:

– Нет ничего плохого в том, что ты полюбил ту женщину. А вот то, что она сделала, ужасно. Ты не должен винить себя или… или бояться любви.

Коул накрыл ее руку своей. Его лицо осветилось улыбкой, и он стал похож на мальчишку.

– Откуда у тебя такие познания, ангел мой? Такое впечатление, будто ты влюблялась сотни раз.

– Нет. Никогда. Мужчины преследовали меня, ухаживали за мной, возили на пикники и приемы, флиртовали во время прогулок в парке, на чаепитиях и ужинах при свечах. Но все они были мне безразличны, – равнодушно сказала Джулиана и, робко коснувшись его щеки, совсем другим тоном добавила: – Раньше.

Коул повернулся к ней. От ее красоты у него захватило дух. Только озорная россыпь веснушек разрушала образ ледяного совершенства и придавала ей особое, чувственное очарование. Но Коула заворожила отнюдь не ее внешность. Что она подразумевала под словом «раньше»?

Джулиана сглотнула и, преодолевая столь свойственную ей робость, открыла Коулу, что было у нее на сердце.

– Я люблю тебя, Коул, – просто сказала Джулиана. – Клянусь всем, что мне дорого: я никогда не причиню тебе боли.

Коул отпустил ее руку и встал.

– Ты должна понять кое-что. Я не похож на тех мужчин, которые гонялись за тобой по бальным залам.

– Я знаю…

– Я скорее похож на того жеребца, которого мы видели у речки, дикого, Джулиана, помышляющего только о свободе. Я не умею говорить любезности при свечах, вальсировать по роскошным бальным залам. Я не могу давать обещания. Никакие. Ты понимаешь?

«Потому что тоже не хочу причинить тебе боль». Но об этом он решил умолчать.

– Понимаю, Коул, – ответила Джулиана, но в ее живых зеленых глазах невольно зажглась надежда. – Я не говорю об обещаниях. Я говорю о любви.

Любовь. Она принесла ему больший вред, чем апачи, степные пожары или загнанные в угол преступники. Он бы предпочел оказаться в эпицентре урагана в Техасе, чем видеть надежду в глазах Джулианы. Имеет ли он право любить эту красивую, мягкосердечную девушку?

– Сегодня мне нужно съездить к хозяину «Огненной горы», Джозефу Уэллсу, и поговорить с ним, – заявил Коул так, будто и не было признания Джулианы. – Пора возвращаться.

Опасаясь, что сейчас сожмет ее в объятиях, он поспешно двинулся вниз, даже не оглянувшись. Джулиана следовала за ним, молчаливая, обиженная. Но пусть лучше она будет мучиться душевной болью, чем закончит свой жизненный путь так, как все, кто был дорог ему.

Коул передал Джулиане повод и помог сесть в седло, а потом вскочил на Стрелу. Они поехали к хижине. Напряженное молчание между ними нарушалось лишь шелестом ветра и жужжанием насекомых.


– Я вернусь до заката. Не выходи из хижины.

Щурясь от проникавшего в окна яркого полуденного солнца, Джулиана обернулась к Коулу:

– Почему ты не сказал, что там, внизу, есть ручей? Дальше него я не пойду.

– Об этом не может быть и речи! Говорю тебе, оставайся в хижине!

– Ты больше здесь не командуешь, я свободная женщина и делаю то, что мне нравится.

Установившаяся было между ними близость исчезла, а с ней и все нежные чувства. В глазах Джулианы полыхал гнев. Будь она проклята, если после того, что произошло сегодня утром, позволит ему командовать собой. Он не единственный, кто стремится к свободе. Пусть он провел с ней прошлую ночь, это еще не дает ему права запирать ее в хижине, причем на весь день. Она не служанка, не салунная шлюха, не пленница. Она отдалась ему по собственной воле, движимая любовью, но он оттолкнул ее, чтобы она не путалась у него под ногами. Если Коул Роудон считает, будто он имеет право прогонять ее, когда ему заблагорассудится, и одновременно управлять ее жизнью, когда ему это удобно, то он скоро убедится в своей ошибке.

– Возможно, ты забыла, что Нож и его подонки прочесывают горы, разыскивая тебя. – Коул так сильно сжал ее предплечье, что Джулиана вскрикнула. – Лайн Маккрей прикажет обшарить каждый дюйм до самого Нью-Мексико. Не говоря уже о том, что всюду шныряют апачи. А ты не сможешь выстрелить.

Джулиана гордо вскинула подбородок.

– Если понадобится, я выстрелю.

– Да ты промахнешься даже на расстоянии двух шагов!

– Тогда возьми меня с собой.

Коул со стоном отпустил ее. Он понимал, что если немедленно не отойдет от Джулианы, то последствия будут весьма предсказуемы: эта женщина притягивала к себе как магнитом.

– Я уже сказал тебе: ты не должна вмешиваться в мои дела. Не выходи из хижины. Дай мне слово, и, возможно, я привезу тебе подарок за это.

– Сегодня я тоже не могу давать каких-либо обещаний! – отрезала Джулиана и поздравила себя, увидев, как Коул прищурился.

– Ты дашь мне обещание, иначе я свяжу тебе руки и ноги!

«Ведь он так и сделает», – подумала Джулиана. От ярости ее пальцы сжались в кулаки. Он разговаривает с ней, как с ребенком! Склонив голову набок, она устремила на него холодный взгляд.

– Какой подарок? – со всем достоинством, на которое была способна, поинтересовалась она.

Но Коул не попался на удочку:

– Дай мне слово, ангел мой.

– Хорошо. – Джулиана спрятала руки за спину и скрестила пальцы. – Поцелуешь меня на прощание? – ласково спросила она.

Она увидела, как он встревожен, и ее злость на него тут же развеялась. Его глаза потемнели, под ними залегли тени, ставшие заметными в ярком солнечном свете. Его беспокойство за нее тронуло Джулиану до глубины души, и она устыдилась собственной бесчестности.

Реакция Коула удивила ее. Неужели она ему небезразлична? Может ли такое быть? Или он просто хочет защитить ее, как стремился бы защитить любую женщину, с которой переспал, возможно, не в последний раз? Или это нечто большее, нечто сродни тому, что чувствует она, когда он рядом?

По его виду не скажешь, будто он поражен безумием, тем самым безумием, которое, как была убеждена Джулиана, уготовано ей. Сегодня утром он само хладнокровие и рассудительность, не так ли?

Но вот прошлой ночью…

Коул взял ее за руку, на этот раз нежно, и так же нежно поцеловал.

– Веди себя хорошо, если сможешь, – попросил он. – Не забывай, что ты не в Сент-Луисе.

Мудрые слова, но Джулиана пропустила их мимо ушей. Она находилась под впечатлением поцелуя, она была опьянена сладким вкусом его губ и нежностью рук, которые скользили по ее спине. Холодный и равнодушный человек не может так обнимать.

Не подозревая о том, как на него подействовал ее затуманенный взгляд, она счастливо улыбнулась. Возможно, Коул Роудон не такой уж свободный, как ему хочется считать. Возможно, ей следует более тщательно проанализировать его реакцию на ее слова.

– Возвращайся скорее, – попросила Джулиана.

– Я постараюсь.

Коул торопливо вскочил на Стрелу и поскакал прочь. Когда он исчез из виду, Джулиана закрыла за собой дверь хижины и отправилась на поиски прохладного ручья. Ей хотелось искупаться и разобраться в собственных чувствах.


«Любит. Не любит. Любит. Не…»

Джулиана сосредоточенно обрывала лепестки маргаритки, и они, как жемчужины, падали на ее колени.

«Не любит».

Она нахмурилась, сжав в пальцах голый стебелек. Лепестков больше нет. Ей дан ответ. Не любит.

Джулиана смахнула оборванные лепестки с колен и встала. Солнце уже давно начало клониться к западу. Напоенный ароматом сосны воздух стал прохладным. Неужели день прошел так быстро?