Девушка пожала плечами и наклонилась, чтобы выжать юбку, рассеянно потерла спину — она пребольно шмякнулась. Незнакомец, конечно, не церемонился, чтобы отомстить за свое падение, но ведь и ему пришлось не сладко!

Она ухмыльнулась, вспоминая, как ловко уложила этого наглеца. Эдвард может ею гордиться.

Оставляя на тропинке грязные следы, она направилась к мостику, пересекла его и поспешила к дому вверх по холму, дрожа от ветра, прижимающего мокрую одежду к телу.

— Что с тобой стряслось, Тео? — На террасе появилась Кларисса. — Я видела, как ты выбиралась из речки.

— Я упала, если уж тебе обязательно надо это знать, — огрызнулась Тео, которой почему-то не хотелось распространяться о своей стычке. Ведь боевые действия против чужака не принесли ей славы, и к тому же, как она признавалась себе, сама была виновата в неверном впечатлении, которое произвела на незнакомца своим нелепым поведением.

— Упала? — не отставала Кларисса. — Но как? Тео вздохнула. Сестра не отстанет, пока не удовлетворит своего любопытства.

— Я наклонилась, пытаясь ухватить форель, и потеряла равновесие.

Она шагнула через открытые двери в гостиную.

— Тео! — воскликнула Эмили. — Ты закапаешь весь ковер.

— Ах, простите! — Тео посмотрела на пятна от своих ног.

— Тео, дорогая, я не собираюсь расспрашивать тебя, что произошло, — проговорила леди Илинор, откладывая вышивку, — но, думаю, тебе лучше пройти через боковую дверь. Этот ковер нам не принадлежит.

— Конечно… он принадлежит теперь одному из Джилбрайтов. Я и забыла. Прости меня.

Тео повернулась и вышла.

Леди Белмонт вздохнула. Что толку отмахиваться от действительности? Надо свыкнуться с теперешним положением вещей… и чем быстрее они примирятся с неизбежным, тем лучше. Но с Тео будет сложнее. И дом, и земля были у нее в крови, и сознание этого было главным духовным наследием, доставшимся от отца и деда ребенку, которого они обожали.

Глава 2

Вам письмо, миледи.

— Благодарю вас, Фостер. — Леди Белмонт рассеянно улыбнулась дворецкому и взяла конверт с серебряного подноса. Она не узнала почерка и нахмурилась, так как ожидала приглашения от одного из соседей на вечеринку. Воля покойного графа была известна всем, но в округе знали, что леди Илинор, втайне радуясь приглашениям, все же принимает их с большой осторожностью.

— Через полчаса позовите ко мне кухарку, Фостер. Мне надо дать ей указания относительно ужина.

Леди Илинор, взяв письмо, пошла в малую гостиную. Там она вскрыла конверт ножом для разрезания бумаги и развернула небольшой листок.

«Лорд Стоунридж имеет честь просить леди Белмонт принять его сегодня вечером. Если по каким-либо причинам это невозможно, то, может быть, ее сиятельство назначит другой день и час, о чем уведомит запиской в гостиницу „Заяц и гончие“.

Что ж, рано или поздно это должно было случиться.

Леди Илинор сложила письмо. Переезд займет день или два. Она ходила в тот дом сегодня утром и вновь осмотрела комнаты. Они достаточно приятно обставлены, но еще надо решить, какую из них займет она сама и где разместит дорогие ее сердцу вещи, которые она привезла в Стоунридж в день своей свадьбы…

Леди Илинор часто-часто заморгала и вся сжалась. Чувство потери всегда шло рядом с бессильным гневом на то, что она так мало прожила с мужем, что жизнь Кита оборвалась так безжалостно и так рано… Слишком рано! На руках у этого корсиканского чудовища кровь лучших сыновей Англии!

— Мама, мы идем к пастору. Ты ничего не хочешь передать миссис Хэвершем?

Это вошла Эмили. Она была свежа и элегантна в своем прогулочном наряде — веселенькой соломенной шляпке на блестящих каштановых кудряшках и полусапожках на изящных ногах.

— Я попрошу у кухарки холодец из телячьей ноги, который ты обещала миссис Хэвершем, — вставила Кларисса, выглядывая из-за плеча своей более рослой сестры.

Вдруг Кларисса насторожилась — она увидела лицо матери.

— В чем дело, мама? Тебя что-то расстроило?

Леди Илинор улыбнулась и отрицательно покачала головой. Кларисса была самой чувствительной из дочерей и быстро улавливала настроение матери.

— Ничего особенного, но, боюсь, сегодня нам предстоит трудная встреча. Лорд Стоунридж собирается нанести нам визит.

— О! Почему он не оставит нас в покое? — вскричала Кларисса. — С какой стати ему наносить нам визит? Он мог просто сообщить, что собирается здесь поселиться, и мы бы выехали… и никогда бы не виделись друг с другом.

— Не говори глупостей, Кларисса, — резко ответила леди Илинор. — Понятно, что ему надо осмотреть свои будущие владения. Мы будем соседями и должны соблюдать хотя бы внешние приличия. Тебе ясно?

— Да, мама.

Но в глазах у Клариссы по-прежнему читался протест, а губы вытянулись в жесткую линию.

— Не думаю, что он здесь долго пробудет, — проговорила всегда практичная Эмили со свойственным ей спокойствием. — Ему надо быть в Лондоне во время сезона. И, я уверена, он проводит много времени на охоте и в Шотландии. Лалуорт слишком тихое место для такого задаваки.

— Эмили, что за выражение! — запротестовала леди Илинор, но тут же рассмеялась. — Откуда ты знаешь, что его светлость задавака, как ты весьма изящно выразилась?

— А я и не знаю, но готова биться об заклад, что это так. И по всей видимости, щеголь, как этот ужасный кузен Сесил.

— Все Джилбрайты ужасны, как кузен Сесил, — пропищала Рози.

Леди Илинор не увидела девочку за сестрами.

— Ну вот… вы подаете Рози дурной пример. Иди сюда, детка.

Рози вышла из-за юбки Эмили, и леди Илинор пристально ее оглядела.

— У тебя чулки в морщинах, а блузка смята и измазана джемом. Ты уже достаточно большая девочка и не должна ходить как пугало. Просто не знаю, что подумает миссис Хэвершем.

Рози потерла липкое пятно, от усердия прикусив нижнюю губку.

— Я не собираюсь встречаться с миссис Хэвершем. Робби обещал мне показать засоленного паука. Он говорит, что у паука десять ног, но я знаю, что этого не может быть. У пауков их только восемь.

— Если ты пойдешь к пастору, то так или иначе увидишься с миссис Хэвершем, — сказала Эмили и нагнулась, чтобы поправить Рози чулки.

— Тео идет с вами? — спросила леди Илинор.

— Нет, она с Бомонтом объезжает поместье. Им нужно решить, какие поля оставить под пар для осеннего сева.

— И что-то решить относительно сквайра Гринхэма, — добавила Кларисса.

— Ах да, он жаловался насчет того, в каком состоянии мы содержим наши леса, — вспомнила Эмили. — Он кричал, что мы никогда не прокормимся охотой, если не будем расчищать дорожки должным образом. А егери не помечают норы и подземные ходы лис… А как в таком случае охотники смогут заблокировать их?

— Это жестоко! — воскликнула Рози. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестели из-за очков. — Это ужасно, что они блокируют входы и выходы в норы и подземные переходы так, что лисы не могут ускользнуть, когда на них охотятся. Тео рассказывала, что однажды, когда она была на охоте, видела, как лиса пыталась найти входы в свою нору, и все они были закрыты… а потом ее поймали гончие и разорвали. Противно и нечестно!

Голос у нее задрожал. Мать и сестры знали, что это верный признак приближающейся истерики.

— До открытия охотничьего сезона еще четыре месяца, — быстро проговорила Кларисса. — И я тебе обещаю, что перед этим мы с тобой пойдем и ночью откроем все входы.

«У лорда Стоунриджа может быть другое мнение по этому поводу, — подумала леди Илинор. — Ведь теперь это его земли. Но это не повод, чтобы расстраивать Рози еще больше». Поэтому она только мягко сказала:

— Вы должны быть здесь к приходу лорда Стоунриджа. Хорошо?

Старшие дочери посмотрели на нее, и леди Илинор поняла, что они прочли ее мысли.

— Конечно, мама. Пошли, Рози, нам надо торопиться. Переодеваться некогда. Робби и засоленный паук не заметят, а миссис Хэвершем притворится, что ничего не видела.

Эмили взяла девочку за руку, Кларисса последовала за ними.

Леди Илинор устало провела рукой по глазам. В ближайшие дни и часы им предстоят серьезные испытания, но как только они обоснуются на новом месте, то постараются держаться подальше от нового графа. А нехитрые развлечения, которые предоставляет деревенская жизнь, вряд ли будут ему интересны.

Она позвонила в колокольчик и, когда Фостер явился на ее зов, сказала:

— Когда появится леди Тео, попросите ее прийти ко мне.

— Хорошо, миледи, — поклонился Фостер. — Кухарка ждет.

— Ах да… Сегодня у нас будет лорд Стоунридж. Я приму его в гостиной. Принесите туда бутылку… хм-м…

— Я думаю, леди Тео предложила бы кларет восемьдесят девятого года, миледи.

Несмотря на дурное расположение духа, леди Илинор улыбнулась:

— О, Тео, конечно, знает. Дед. водил ее по своему погребу до тех пор, пока она не научилась различать нужную бутылку даже с закрытыми глазами.

Взгляд Фостсра при воспоминании о старом графе чуточку затуманился, но он сказал только:

— Я принесу кларет, миледи.

Он повернулся к двери, но на полпути остановился и откашлялся.

— Простите, миледи, я полагаю, что прибытие лорда Стоунриджа означает, что вы и молодые леди скоро переберетесь на новое место?

— Да, это так.

Дворецкий кашлянул еще раз.

— Надеюсь, ваша светлость не захочет расставаться со старым слугой?

Леди Илинор покачала головой:

— Конечно же, нет, но мне кажется, что вам лучше остаться здесь. Я уверена, что лорду Стоунриджу понадобятся ваши знания и опыт.

— Я бы предпочел переехать с вами, миледи. Так же, как кухарка и миссис Грейвз.

Он поклонился и вышел.

Леди Илинор вздохнула, постукивая пальцами по столешнице. С дворецким, домоправительницей и кухаркой, которые верой и правдой служили ей и старому графу двадцать лет, жизнь на новом месте была бы намного легче и спокойнее. Но будет ли порядочно так поступить по отношению к новому хозяину?

Она стиснула зубы. Новый владелец был одним из Джилбрайтов. В конце концов, она ему ничем не обязана, а прислуга, сохранявшая верность Киту и его отцу, и подавно не испытывает чувства долга по отношению к новому господину.

Вошла кухарка, и леди Белмонт сосредоточилась на меню, оставив на время мысли о том, что она еще не поговорила с Тео о визите графа Стоунриджа.

Тео явилась домой около полудня. Она была голодна, так как с семи утра не слезала с лошади, но мать и сестры, как только она вошла в столовую, сразу же увидели, что она в отличном настроении.

— Я чувствую запах яичницы, — проговорила она. — Хорошо ли вы провели утро? Бомонт подал отличную идею насчет Лонг-Мидоу. Он полагает, что мы должны обработать его, как рекомендует Коук, и посадить…

Она остановилась и обвела комнату глазами. На всех лицах, за исключением Рози, которая расчленяла цыпленка с искусством хирурга, делающего сложную операцию, было написано напряжение.

— Что случилось?

— Ничего особенного, Тео, — ровным голосом ответила леди Илинор, беря себе ломтик ветчины. — Сегодня нас посетит лорд Стоунридж.

— Понимаю.

Тео потянулась к яичнице, но остановилась. Она сидела на своем обычном месте и крутила пальцами хлебный мякиш. Невидящим взглядом она уставилась на дубовый стол.

— Он нас сегодня выселит?

— Разумеется, нет. Мы просто должны обсудить кое-какие дела…

— И Джилбрайт, конечно же, готов обсуждать их, как подобает джентльмену, — кисло заметила Тео. — Дедушка полагал иначе.

Леди Илинор сочла момент неподходящим для дискуссий и быстро проговорила:

— Я надеюсь, ты будешь присутствовать, Тео.

Тео отодвинула стул. Аппетит у нее пропал окончательно.

— Извини, мама, но я обещала посетить Гарднеров. У Джо все еще болит рука, а у его жены приближаются сроки родов.

— Я все же надеюсь, что ты будешь дома, когда прибудет лорд Стоунридж, — спокойно повторила леди Илинор, твердо глядя в глаза дочери.

— Хорошо, — проговорила Тео, бросая салфетку на стол.

Затем, не сказав больше ни слова, она вышла из комнаты. Она не может и не желает видеть какого-то Джилбрайта. Он собирается отобрать ее дом, ее землю, все, что ей дорого, все, что составляет память о ее отце и деде… Все, над чем она трудилась последние три года, с тех пор как взяла бразды правления имением в свои руки. Земля была плодородной, арендаторы трудолюбивы и честны. Это все принадлежало ей, а он хочет прибрать все это к своим рукам. Она знала всех арендаторов, их нужды и заботы, знала их детей, и все они знали ее.

Тео стряхнула оцепенение и увидела себя стоящей у лестницы. Руки ее сжимали перила так, что побелели костяшки пальцев. Холл был пуст, массивная дубовая дверь на улицу открыта. Она оглядела комнату, останавливаясь на каждом предмете: скамейке у двери, на которую садился отец, чтобы снять сапоги, длинном столе времен Якова I и медной чаше, полной лепестков роз. Отец любил посидеть возле камина, в котором зимой никогда не угасал огонь. Гостей всегда встречали подогретым вином, а в канун Рождества здесь собирались арендаторы.