Линси Сэндс - Любимая жена

Пэн был не очень доволен такими велениями совести, но поспешил найти слова утешения для нижней части тела – мол, не надо расстраиваться, скоро все будет хорошо. А точнее – когда заживут руки.

– Милорд супруг?

Супруг! Вновь прозвучало это слово, и Пэн заулыбался. Супруг. Ее муж. Он, конечно, и сам понимал, кем является, но лишь ее обращение к нему помогало до конца осознать всю реальность происходящего. Теперь он тоже принадлежал кому-то, равно как его собственные родители друг другу. У него есть своя жена, и это вызывало самые… самые теплые, радостные чувства. А еще в голове проскользнула удивительная мысль – он сильно повзрослел. Да, он действительно наконец-то чувствовал себя взрослым!

– Супруг?

Отметая все мысли, Пэн повернулся к своей маленькой жене. – Да?

– Что мы здесь делаем?

– Ты сказала, что тебе нужно принять ванну и… сделать кое-что еще. Вот, кажется, вполне подходящее место.

Получив объяснение, Эвелин по-новому огляделась вокруг и вздохнула:

– О Боже… Пэн нахмурился:

– Здесь, конечно, не те условия, но это все, что я могу предложить тебе, пока мы в дороге. Ты ведь понимаешь, тут невозможно раздобыть ванну и…

– О да, конечно, супруг! Я вполне довольна имеющимся. Чудесное место! – поспешно заверила его Эвелин.

– Тогда к чему эти восклицания?

– А, это… понимаете, вам стоило сначала сказать мне, куда мы идем, тогда бы я взяла с собой что-нибудь, чтобы вытереться и… – Она замолчала на полуслове и расстроенно прикусила губу, услышав, как он ругнулся. Через секунду Пэн развернул ее и, придерживая за спину одной рукой, повел обратно той же дорогой.

К тому времени, как они пробрались через деревья к лагерю, Эвелин вспотела и совсем выдохлась. Поторапливая, Пэн вел ее к палатке.

– Возьми все, что требуется, я здесь подожду. – Дав указание, он занял позицию у входа, встав прямо и скрестив руки на груди.

Эвелин смотрела на него, пытаясь понять, раздражен ли он тем, что она причиняет ему столько хлопот, или нет, но потом подумала, что он еще больше выйдет из себя, если она станет тянуть время. Поэтому она быстро юркнула в палатку и через несколько минут вернулась с наполненной сумкой. Ноша была тут же отобрана у нее. Пэн подвесил сумку на руку и поспешил обратно к реке, предоставив Эвелин бежать следом. Угнаться за ним было не так-то просто, но она ни слова не обронила, хоть он, похоже, и забыл, что надо приноравливаться к ее шагу. Однако сама она не собиралась об этом напоминать.

Пэн привел ее обратно к выбранному месту, но на подступах к опушке неожиданно резко остановился. От неожиданности Эвелин врезалась в него, наступив ему на пятки и чуть не повалив на землю. Держась за его спину, она пробормотала «простите» и выпрямилась. Когда на ее извинения не последовало никакой реакции, она вышла вперед посмотреть, что привлекло внимание мужа, и с удивлением увидела целовавшихся на поляне лорда и леди Джервилл. До этого момента Эвелин считала, что чувства ее родителей друг к другу были величайшей редкостью, но, похоже, она ошибалась.

Буркнув: «Украли наше место», – Пэн развернулся и пошел дальше. Эвелин снова пришлось догонять его, но в этот раз, к счастью, чуть медленнее. Уже через пару минут он нашел новый, пригодный для нее участок берега.

– Если тебе что-нибудь понадобится, я буду вон за тем кустом, – сказал он, положил ее сумку на землю и ушел.

Наблюдая за местом среди деревьев, куда он исчез, Эвелин почувствовала, как трепещет ее сердце от благодарности за то, что он позволил ей остаться в одиночестве. Он, кажется, и не намеревался оставаться смотреть, но у него все же было на это полное право, поэтому она так сильно благодарила его за подаренное уединение… Пока ей не пришла в голову мысль, что ему просто не хотелось на нее смотреть.

Конечно! Кому вообще захочется видеть ее голой! Окончательно расстроив себя противоречивыми мыслями, Эвелин огорченно вздохнула и начала раздеваться, ничуть не стесняясь Пэна, находившегося всего лишь по ту сторону куста от нее. Она не боялась, что он станет смотреть, и чувствовала себя так же комфортно, как в своей спальне дома, с закрытой дверью. Пэн никогда и не подумает взглянуть на нее.

Он посмотрит. Нет, не надо. Да, давай… Нет, нельзя!

Пэн яростно спорил с самим собой, прислушиваясь к шелесту юбок раздевавшейся неподалеку жены. Черт возьми, он действительно хотел посмотреть! И собирался. Она, в конце концов, его жена. Его собственность. И он имел на это полное право!

Да, но поступить так глупо, неблагородно… Это напоминало ему о том, как они с братом совсем мальчишками прибегали на реку и подглядывали из-за кустов за деревенскими девочками. Повторить сейчас эту детскую шалость с собственной женой определенно было ниже его достоинства.

Нечто мягкое упало на землю. Ее платье, быть может? Или же белье? И она стояла там, и заходящее солнце ласкало ее молочную кожу… Он представил, как ее каштановые волосы спадают на полную мягкую грудь и щекочут круглые бедра. Почти явственно увидев эту картину, Пэн облизал пересохшие губы. Нет, он должен был посмотреть, просто обязан! Ох, он ничуть не лучше озорного юнца, и эта мысль убивала его. Он…

Должен охранять ее. Следить, чтобы ее никто не похитил, не причинил вреда, чтобы она не утонула. До ушей его донесся всплеск, и Пэн замер на месте. Что это было? Она смывает дорожную пыль или уже тонет? Возможно, и то, и другое, подумал он, поворачиваясь лицом к кусту, отделявшему его от обнаженной мокрой жены.

Обнаженной и мокрой. Мысли вихрем пронеслись в его голове, и Пэн решил, что надо обязательно… только проверить, одним глазком взглянуть, убедиться, что с ней все в порядке. Ну, конечно, вмешалась совесть, а просто позвать, не глядя, и спросить, как у нее дела, нельзя? «Заткнись», – огрызнулся Пэн на вещавшего внутри противного человечка.

Осторожно раздвинув ветви, он просунул голову вперед.

– Ай-ай-ай… подсматриваешь, как шаловливое дитя. Услышав эти слова, Пэн настолько резко отпустил ветви, что ударил одной себя по лицу. Ругаясь, он выпрямился и повернулся. Перед ним стоял отец. С напускным возмущением Пэн проговорил:

– Что! Я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.

От такого заявления Уимарк Джервилл приподнял бровь и, усмехнувшись, присел рядом с сыном.

– И если это правда, значит, я неправильно тебя воспитал. Окажись на ее месте твоя мать, я обязательно посмотрел бы. Черт побери, да я бы уже вместе с ней там плескался!

Его недовольный тон вызвал улыбку на лице Пэна, затем – очевидный вопрос:

– Тогда почему же ты не в реке с мамой?

– Так вы же пришли! Я уже собирался, но вы нас прервали, и твоя мать решила, что, пока вы рядом, мы должны вести себя благопристойно. – Он чуть не кипел от негодования.

– Прости, – сказал Пэн, тщетно пытаясь быть искренним. Ему нравилось осознавать, что у него есть товарищ по несчастью. – Я и не знал, что ты нас заметил.

– Я – нет, это все мама. Ты же знаешь, у нее глаза на затылке вырастают, когда дело касается тебя или Адама. – Стоило лорду Джервиллу произнести это имя, как в его глазах тут же отразилась глубокая печаль.

Всякий раз при любом упоминании о покойном брате Пэна терзало сильнейшее чувство вины. Он считал себя виновным в том, что не смог спасти его, не сберег, а сам при этом выжил. Погрузившись в тяжелые раздумья, Пэн долго молчал, прежде чем его отец, откашлявшись, сменил тему:

– Так, и что там?

– Что? Где? – переспросил Пэн.

– Все ли в порядке с юной Эвелин?

– А… да, конечно. – Пэн вздохнул. – Она там, зашла в воду по шею.

Услышав печальный голос Пэна, Уимарк рассмеялся, понимая, что отнюдь не такую картину сын надеялся увидеть, выглядывая из-за кустов.

– Может быть, ты еще раз проверишь? А то там как-то подозрительно тихо.

Помедлив, Пэн все же опустился на колени и, раздвинув кустарник, вновь посмотрел и увидел свою жену… бледную, недвижно лежавшую на воде.

– Черт!

– Что случилось? – тревожно спросил Уимарк, но у Пэна не было времени объяснять – он уже бросился на помощь Эвелин.

Вода поначалу казалось прохладной, но Эвелин довольно быстро привыкла. Ей всегда нравилось плавать. В детстве они часто всей семьей отправлялись к реке на пикник, и Эвелин с нетерпением ждала каждой новой поездки… до тех пор, пока не появилась тетя Исидора со своими детьми. Их, конечно, теперь тоже приходилось брать с собой, и они портили Эвелин все удовольствие, обзывая ее неуклюжим китом, барахтающимся в воде. Шуточки произносились на безопасном расстоянии от взрослых так, чтобы никто не мог услышать и наказать кузенов. Эвелин же испытывала все меньше и меньше радости от воды, пока в конце концов совсем не отказалась плавать. Но по крайней мере она все еще помнила, как это делается.

И вот сейчас, поплавав немного и чувствуя себя совершенно счастливой, она улеглась на воду и расслабилась, так как знала, что муж никому не даст потревожить ее.

Не успела она даже подумать об этом, как вдруг кто-то схватил ее под руки и вытащил из воды. Она чуть не закричала, но, разглядев под мышками пару перевязанных рук, поняла, что это муж. Через долю секунды он подхватил ее, и она оказалась прижатой к его груди. Пытаясь понять, что происходит, она лишь слышала, как он, быстро вынося ее на руках из воды, неразборчиво кричит про каких-то чертей, про потопление…

Эвелин никак не могла разобрать, что он хотел сообщить ей. Утонул кто-то из его родителей? Или на них напали неизвестные черти, пока она с удовольствием отдыхала на воде?

С ужасом осознав, что с ее новыми любимыми родственниками могло произойти любое из этих несчастий, Эвелин тихо лежала на руках мужа, прижавшись к его груди. Он выскочил из воды и начал бешено продираться через деревья. Она чувствовала, как напряженно он держит ее – очевидно, им овладела сильнейшая паника. Зная, что Пэн Джервилл никогда не станет волноваться попусту, Эвелин была уверена, что произошло нечто совершенно ужасное.

Он даже не остановился, не дал ей забрать платье – еще одно свидетельство того, что ситуация куда более чем серьезная. Скорее всего они подверглись неожиданному нападению, ведь, если бы тонули его родители, вряд ли он бросился бы напролом через лес с толстой голой женой на руках.

Эвелин хотела спросить его, что же случилось, но Пэн молчал, с тех пор как вытащил ее из воды, и она решила, что, возможно, если это и вправду нападение, он не хочет, чтобы их обнаружили… Тогда ни в коем случае нельзя на ходу отвлекать его, пустыми разговорами. А посему Эвелин приказала себе лежать спокойно и не дергаться.

Только когда они добрались до лагеря, она с ужасом вспомнила про свою наготу. Замечая пораженные лица мужчин, видевших, как Пэн мчится с тяжелым грузом на руках, Эвелин поняла, что они ничего не знают о происходящем. Когда он наконец замедлил ход, она решила все-таки узнать, что же случилось, но не успела даже рта открыть. Пэн быстро поднял ее, и она плюхнулась животом поперек лошадиной спины, тяжело выдохнув. Через секунду ее муж сам вскочил на лошадь и, пришпоривая животное, одним коленом задел ягодицы Эвелин, вторым чуть не попал ей в лицо.

Лошадь понеслась галопом, и никакой надежды восстановить дыхание уже не было – Эвелин постоянно ударялась и подскакивала от сильной тряски. Тут что-то твердое прижало ее к спине лошади – это была рука Пэна, помогавшая ей удержаться, пока они не добрались до укрытия.

Вскоре Эвелин застонала, понимая, что муж возит ее кругами, а она лежит на лошади голым задом кверху, и все это видят. Что ж, подумала она, если их люди не успели перебить загадочных нападавших, то сейчас они сами скончаются, увидев ее.

Через несколько минут Пэн снова что-то заговорил. Хотя голова Эвелин находилась ближе к копытам лошади, нежели к его губам, некоторые слова можно было разобрать. Они звучали как нечто среднее между ругательством, мольбой и требованием. Упоминая какого-то Адама, Пэн в своем обращении к неизвестному лицу говорил, что тот не имеет права отобрать и Эвелин. Он начал угрожать ему страшными последствиями, и она уже подумала, что ее муж сходит с ума, как вдруг расслышала слово «Бог» и поняла, что Пэн общается не с кем иным, как с Создателем.

Тут мозаика начала медленно складываться. Она вспомнила, что возить кого-то кругами на лошади, положив человека поперек седла, – общепринятый метод приведения в чувство утопленника. Возможно, Эвелин что-то перепутала?.. Что, если Пэн, вытащив ее из воды, кричал не о своих родителях, а думал, что она…

Боже правый! Муж решил, что она тонет! И хотел спасти ей жизнь… О, как это мило! Тут мысль оборвалась – лошадь перепрыгнула через что-то, и Эвелин сильно ударилась животом об ее спину. Пэн, очевидно, услышал, как из ее легких вырвался целый поток воздуха. Он сильнее надавил ей на крестец, другой рукой похлопал по щеке и начал замедлять ход.