– Пока вы спали во время поездки, леди Джервилл раздавала всем хлеб с сыром. Там осталось еще немного. Вам принести поесть?

– Да, Рунильда, спасибо, это было бы неплохо, – пробормотала Эвелин, доставая начатые накануне шоссы и садясь на постель. Приблизительно через час она их дошьет, затем, перед отходом ко сну, можно будет приступить к тунике. По ее подсчетам, все вместе будет готово через одну-две ночи.

Углубившись в работу, Эвелин лишь отметила, как вошла горничная, раздобыв для нее сыр, хлеб и яблоко. Девушка положила еду на постель, потом спросила что-то о багаже… может ли она помочь Сэли сделать то, это… Одобрительно кивнув, Эвелин сделала Рунильде знак удалиться и продолжила шить, каждые несколько минут откусывая понемножку от принесенной еды. Она увлеченно трудилась, когда через несколько часов пришла Диаманда с кубком.

– Бульон? – удивленно спросила Эвелин, взяв у девочки кубок.

– Да. Тетя Хелен воспользовалась большим черным чайником, который дала ваша мама. – Она замялась. – Но она велела Рунильде спросить у вас, не будете ли вы против.

– Ах да… – тихо ответила Эвелин, припоминая, о чем говорила горничная, принеся еду.

– Тетя Хелен решила помочь Пэну, чтобы он мог хотя бы пить из кубка.

Эвелин медленно кивнула, жалея, что эта мысль не пришла в голову именно ей. Она даже не удосужилась поинтересоваться, каким образом Пэн вообще ест! Она самая безответственная в мире жена.

– Рунильде также велели спросить, можно ли воспользоваться кубками, – сказала Диаманда, прерывая мысли Эвелин.

– Да, конечно, – моментально ответила она. Мама дала ей с собой шесть сделанных на заказ кубков, на каждом из которых были выгравированы инициалы ее и Пэна. Правда, их на всех не хватит – людей в лагере было гораздо больше. – А из чего едят остальные?

– Ну, слуги опять едят жареного кролика. Тетя Хелен приготовила бульон только для семьи, потому что на всех кубков не хватило бы, – объяснила Диаманда. – А Пэн предложил принести еду сюда, чтобы вам не пришлось вставать. Вы так устали сегодня…

– Я почти не спала прошлой ночью, – уклончиво ответила Эвелин, только чтобы удовлетворить любопытство девочки.

– А вы сможете выдержать завтрашнюю поездку? – с сомнением спросила Диаманда. – Просто Пэн все твердил, что вас тошнит и…

– Со мной все будет хорошо. Я и сейчас в полном порядке, просто чувствовала слабость от недосыпания. Сегодня я буду спать.

Диаманда вежливо кивнула, хотя, судя по взгляду, не очень верила ей.

– А что вы шьете? – спросила она, увидев черную ткань.

Эвелин посмотрела на постель и улыбнулась:

– Новые шоссы и тунику для Пэна. Его собственные в ужасном состоянии после пожара, поэтому-то я и ослабела сегодня. Мой желудок устроил вчера настоящее восстание, и я не смогла заснуть. Вот и занялась шитьем. Даже не заметила, как наступило утро. – Она взяла шоссы и показала их Диаманде. – Как думаешь, ему понравится?

– О… – восхищенно произнесла девочка и потрогала ткань. – Конечно, он просто влюбится в них!

Радуясь этим словам, Эвелин положила шоссы на колени.

– Надеюсь скоро их закончить.

– Да, но это очень вредно для зрения – вам нужно больше света для работы.

Эвелин бросила взгляд на свечу, стоявшую на сундуке. Она смутно припоминала, как Рунильда, зайдя в очередной раз, зажигала ее. Только вот как давно это было?..

– Ничего, мне хватит одной, – сказала Эвелин, тронутая заботой девочки.

– Что ж… тогда давайте хотя бы поставим ее ближе, чтобы не портить глаза. – Сказав это, Диаманда подошла к сундуку, сняла свечу и аккуратно переместила ее на пол, рядом с постелью. – Вот, так уже лучше. – Она выпрямилась, улыбаясь. – Мне пора ужинать. Я вернусь, когда допью бульон, и заберу ваш кубок помыть вместе со своим.

Затем она строго добавила:

– И я жду, чтобы вы съели все до последней капли. Диаманда вышла из палатки, и Эвелин с улыбкой смотрела ей вслед. Все-таки, несмотря на некоторую косноязычность в речи, она была очень милой девочкой, с которой хотелось бы подружиться.

Эвелин взглянула на бульон в кубке и понюхала его. Пахло очень аппетитно, но она не была голодна, так как уже успела перекусить. Эвелин не хотелось обижать свекровь и Диаманду, так что, когда девочка вернется за кубком, надо будет хотя бы сделать вид, что бульон выпит.

Она посмотрела в сторону выхода. Полог не был закрыт до конца, и Эвелин могла видеть всех людей, собравшихся у костра в центре поляны. Отложив шитье, она взяла кубок и поднялась с постели.

За все это время Пэн так и не подошел к ней. Ладно, она сама способна дойти до кустиков, хоть он и велел ей всякий раз спрашивать разрешения. Слишком уж унизительно подходить сейчас и при всех просить его отправиться с ней в лес.

Эвелин вспомнила, как неловко ей было вчера, когда она «орошала» кусты, а Пэн стоял всего лишь в одном футе и все слышал. Нет, он не мог заставить ее отпрашиваться по такому поводу. Кроме того, какая разница – он все равно не узнает. Уж она наверняка сможет расположиться поблизости, не навредив своему здоровью.

Взяв кубок, Эвелин вышла и быстро обогнула палатку. Здесь, вдали от костра, было темно, и она – так как муж не счел должным проводить ее – понятия не имела, как добраться до реки. Поэтому она углубилась в лес, продираясь через цепкие ветви до тех пор, пока не отыскала достаточно отдаленное от палатки место. Там она перевернула кубок и хорошенько вытряхнула его, чтобы внутри не осталось ни одного кусочка. Поставив кубок на землю, Эвелин подняла юбку с обеих сторон и присела на корточки, но, взвизгнув, тут же вскочила. Крапива… надо же было сесть именно в эти кусты!

Морщась, она отошла чуть подальше, осторожно пощупала место, прежде чем садиться, затем продолжила начатое. На этот раз обошлось без осложнений.

Радуясь, Эвелин направилась к палатке, но на полпути остановилась. Она забыла кубок! Вокруг было так темно, что она подумала сначала вернуться утром, но побоялась, что не вспомнит, где искать. Вдобавок ко всему Диаманда обязательно вернется, и как тогда Эвелин объяснит пропажу кубка? Девочка все поймет и расстроится.

Смиренно вздохнув, Эвелин пошла туда, где, по предположению, остановилась изначально, и, опустившись на колени, начала ощупывать землю. Ворча, Эвелин вытерла руку о траву и, возобновив поиски, напоролась на крапиву. Определенно судьба испытывала ее на прочность, подумала она, потирая обожженные пальцы. К счастью, следующая попытка найти кубок увенчалась успехом.

Эвелин вернулась в палатку, даже не веря, что все получилось более или менее удачно. Остановившись за углом, она сначала выглянула и, убедившись, что никто не смотрит, быстро прошмыгнула внутрь.

Поставив кубок у постели, Эвелин снова взялась за шитье и только тогда вспомнила про сыпь на пальцах. Вздрогнув от неприятного покалывания, она переложила работу в другую руку и села… Этот опрометчивый поступок послужил хорошим напоминанием о том, что не только руки пострадали от крапивы.

Эвелин задрала сзади юбку, пытаясь рассмотреть размеры нанесенного ей крапивой ущерба. Но, естественно, как она ни крутилась, увидеть ничего толком не удалось. Потрогав кожу пальцами, она все же нащупала мелкие рубцы.

С горестным вздохом Эвелин опустила юбку. Муж, по всей видимости, прав – ее нельзя оставлять одну. О, еще и бульон разлила. Эвелин легла на постель. Сыпь от крапивы исчезнет не раньше, чем через час, так что про шитье можно было пока забыть. Хотя это и к лучшему – она все равно собиралась поспать немного.

– Ну? – спросил Пэн, когда Диаманда вернулась.

– Она спит, – ответила девочка извиняющимся тоном. – Я не знала, стоит ли будить ее, но…

– Нет. – Он вздохнул.

Пэн просил Диаманду пригласить Эвелин к костру, если ей уже лучше, но этого, похоже, не произойдет. Покачав головой, он подтолкнул ногой полено в огонь.

– Она что-нибудь съела? – послышался голос его матери, и Пэн взглянул на кубок, принесенный Диамандой.

– Да, выпила бульон.

– Что ж, я уверена, это всего лишь усталость от дороги, – сказала леди Джервилл.

– Она проспала весь день и сейчас опять спит, – недовольно отметил Пэн. – Мне кажется, она больна.

– А я считаю, что с ней все в порядке, – возразила его мать. Но Пэна трудно было провести – он отчетливо видел беспокойство на ее лице.

Тем не менее он решил пока оставить все как есть, вернее, сделать вид. Сам он, не переставая, думал о том, что у него невероятно слабая и беспомощная жена, и ему придется с особым усердием заботиться о ней, чтобы в целости и сохранности довезти до дома. А там уже в приличных условиях ей, дай Бог, станет лучше!

До Харгроува они должны добраться завтра вечером. Там Пэн заберет оруженосца, затем еще два дня – и они будут дома. На самом деле дорога от Стротона до Джервилла в целом занимала два дня, но крюк к Харгроуву удлинил путь в два раза. Пэн, конечно, предлагал родителям поехать сразу домой и оставить им с Эвелин только пару слуг для сопровождения, но мама и слышать об этом не хотела, сказав, что должна быть рядом – перевязывать ему руки и следить, чтобы он ничего больше себе не повредил.

Посмотрев в сторону палатки, Пэн решил, что весь остаток пути Эвелин проделает с ним, на его лошади, чтобы сберечь хотя бы имеющиеся силы.

Снаружи послышалось пение птиц, и Эвелин, выпрямившись, выглянула на улицу. Рассвет – она опять работала всю ночь.

После встречи с крапивой она ненадолго прилегла. Достаточно для того, чтобы обожженные места перестали болеть. Проспав до этого целый день и совершенно не чувствуя усталости, она снова взялась за шитье, обещая себе, что поработает немного, потом будет спать. Не тут-то было: работа пошла так хорошо, что Эвелин увлеклась и снова засиделась до утра.

Она понимала, что позже пожалеет об этом, но на данный момент была слишком довольна своими трудами. Эвелин успела закончить шоссы, затем весьма удачно начала тунику, которая, возможно, будет готова уже через одну ночь.

Предвкушая радость мужа от такого подарка, Эвелин распрямила спину, затем медленно и болезненно поднялась на ноги. Стоило бы устраивать перерывы и разминаться в течение ночи, но Эвелин об этом не подумала и теперь расплачивалась за многочасовое сидение в одной позе.

Эвелин аккуратно складывала вещи в сундук, говоря себе, что ничуть не расстроена тем, что муж опять оставил ее одну на ночь. Но, к сожалению, убедительно лгать она не умела. Эвелин всегда представляла себе супружескую жизнь не такой одинокой. Хотя, может быть, это только ей так повезло…

Она подошла к пологу и с надеждой выглянула наружу. Ее организм срочно требовал освобождения от лишнего груза, но, к сожалению, все до единого, как показал беглый осмотр, еще спали.

Тогда Эвелин посмотрела в сторону леса и увидела тропу на противоположной стороне лагеря. Видимо, это и была дорога к реке. Она еще раз в нерешительности взглянула на тела, лежавшие вокруг костра.

Вчера ночью, выбравшись в лес, она столкнулась с небольшими трудностями, но это было в полной темноте. Сейчас гораздо светлее, подумала Эвелин, и все должно получиться. Но как же приказ мужа не уходить никуда без его ведома?..

Эвелин принялась размышлять над последствиями неповиновения супругу, но организм настойчиво напоминал о себе.

Бормоча ругательства, Эвелин вышла из палатки и, крадучись, направилась к тропе. Пройдя по ней несколько футов, она вышла на маленькую поляну и растерянно огляделась. Реки нигде не было видно, однако дорога здесь не заканчивалась. Пожав плечами, Эвелин пошла дальше, но тропа лишь сужалась и в конце концов совсем пропала.

После недолгих раздумий она, не сходя с места, справила нужду, затем пошла обратно. Дойдя до полянки, попавшейся ей ранее на пути, Эвелин остановилась на распутье – перед ней лежали две дороги. Но она не помнила, по какой из них пришла сюда. Более того, они лежали довольно близко друг к другу, поэтому принять решение было трудно. Выбрав все-таки правую, Эвелин пошла, рассуждая так, что если это неверный путь, то она просто через несколько минут вернется и пойдет по левой. Позднее она действительно повернула, но шла почему-то очень долго, прежде чем вышла на поляну… которая оказалась уже меньше той, что была в начале.

Внушая себе, что это лишь игра воображения, Эвелин пошла по левой тропе и… через десять минут наконец признала, что заблудилась. Вдобавок солнце уже поднялось высоко – значит, ей не удастся проскользнуть в палатку незамеченной.

Эвелин уже готова была сесть и хорошенько выплакаться, согласившись с тем, что эта свадьба проклята. Однако судьбы она не очень боялась и считала ее совсем глупой, раз та бросается знаками не до женитьбы, а после.

Смахнув несвоевременные слезы, Эвелин глубоко вдохнула, оглядела поляну и, выбрав тропу наугад, решила снова попытать счастья.

Не успела она пройти и ста футов, как вдруг натолкнулась на кого-то. Радость от встречи с другим человеком длилась недолго – пока Эвелин не поняла, кого она толкнула и чем он в этот момент занимался. Мужчиной, выругавшимся за то, что его прервали, оказался лорд Джервилл.