Тилли Бэгшоу - Любимцы фортуны

Англия, 1998 год

Сиена собиралась вернуться в Голливуд любой ценой.

— Так вот, сестра Марк, — продолжала она, старательно изображая на лице покорность и надеясь, что выглядит достаточно убедительной, — я отдаю себе отчет в том, что совершила ужасный поступок. Я заслуживаю исключения из школы. Хочу, чтобы вы знали: я целиком беру на себя ответственность за свои действия.

Сиена с удовлетворением отметила, что ее голос дрожит от слез. Она считала себя отличной актрисой и полагала, что старая ведьма попадется на уловку.

— Даже не знаю, что заставило меня поступить так… некрасиво. — Она уставилась на собственные колени и сложенные на них руки, являя собой образец покаяния. Настоятельницы, все как одна, считали искреннее раскаяние единственным способом очиститься от грехов. — Но я понимаю, что своим ужасным поведением не оставила вам выбора. Я подвела вас и опозорила школу Святого Хавьера.

Отлично сказано, подумала Сиена. «Опозорила школу Святого Хавьера» — великолепная находка! Теперь у сестры Марк не будет иного выхода, как исключить ее из списков учеников.

Девушка с удовольствием представила себе, как мало вещей возьмет с собой в Голливуд. По сути, в ее крохотной комнатке, больше похожей на монашескую келью, не было ничего, чем бы она дорожила. Еще останется время, чтобы попрощаться с девчонками и вызвать такси до аэропорта. Возможно, она даже успеет на шестичасовой рейс до Лос-Анджелеса.

А если придется заполнять какие-то формуляры, забирать документы, общаться с настоятельницами? Впрочем, всегда можно взять билет на утренний рейс, а перед этим заехать в салон, чтобы сделать укладку или посидеть в каком-нибудь баре на Мелроз.

— Мисс Макмаон, — спокойно начала настоятельница.

Сиена всегда ненавидела то, как старая ирландка произносила ее фамилию — вроде «макмааан», словно пытаясь придать себе солидности. Для девушки подобное произношение казалось едва ли не пыткой. Она чуть заметно нахмурилась, пытаясь угадать, какую лекцию приготовила для нее сестра Марк.

Сиена исподлобья разглядывала кабинет настоятельницы, предвкушая, что видит его унылый интерьер в последний раз. Конечно, он не был столь аскетичным, как ее собственная комната, но мебель была такой же простой и непритязательной. Увядший букет чайных роз на столе, чей острый, словно предсмертный, запах витал в воздухе, щекоча ноздри. Скамья у окна, когда-то пестрые, но давно выцветшие занавески, забранные ленточками — напоминание о кружке рукоделия, который посещали все ученицы школы. На стене, покрытой побелкой, — огромное распятие, молитвенник на тумбочке, вторая стена увешана снимками лучших учениц и групповыми фотографиями прошлых выпусков. На некоторых снимках запечатлелись сценки драмкружка. Чуть поодаль — доска, обитая серой тканью, сюда прикалывались фотографии нарушительниц. Именно здесь почти бессменно висело фото Сиены, а также список прегрешений, в которых она была уличена.

Ее вызывали к главной настоятельнице уже в третий раз за семестр. По правде говоря, с того самого дня, как Сиена приехала в школу Святого Хавьера перепуганной десятилетней девочкой, сестра Марк сбилась со счета, пытаясь припомнить, как часто фотография мисс Макмаон появлялась на доске позора. Сиена была талантлива и удивительно красива, однако оказалась одной из самых проблемных учениц.

Всякий раз, вглядываясь в тонкие, изящные черты ее лица, сестра-настоятельница удивлялась фамильному сходству девушки с Дьюком Макмаоном, ее влиятельным дедом и основателем семейного бизнеса. В юности, будучи еще не сестрой Марк, а Эйлин Дайнин, она много знала о голливудском продюсере и восхищалась его талантом. Впрочем, кто в то время мог сказать о себе иное? «Рассвет на Капри», первый фильм Дьюка Макмаона с Морин О'Хара в главной роли, собрал все возможные награды и был признан шедевром киноиндустрии. Эйлин Дайнин и ее подруги видели ленту не менее десяти раз, они сходили с ума по темноволосому Дьюку, обладателю густого, вкрадчивого и какого-то бархатного голоса. Фильмы, в которых он снимался, мгновенно становились популярными, его имя гремело по всему миру, а сексуальный, греховный голос сводил с ума миллионы поклонниц.

Теперь, спустя почти полвека, будучи уже сорок лет сестрой Господней, настоятельница пыталась разгадать загадку по имени Сиена, понять, что движет внучкой ее бывшего кумира.

Нервно поправив крестик на груди и одернув коричневую юбку — настоятельницы школы Святого Хавьера не носили монашеских платьев, но их наряды были не менее скучными, — сестра Марк подвинула свой стул поближе к столу и неподвижно уставилась в лицо Сиене Макмаон.

Ей казалось непонятным, как девушка ухитрилась остаться чужаком в школе, в которой проводила все свои дни, включая выходные. Одноклассницы обожали Сиену, и виной тому было не только ее происхождение из всемирно известного семейного клана. Конечно, ее безупречный стиль и сознание собственной исключительности подкупали более слабых созданий, стремившихся погреться в лучах ее славы. От нее так и веяло голливудским шиком и гламуром, и дочери достопочтимых англичан заглядывали ей в рот и ловили каждое слово. Сестра Марк давно поняла простую истину: люди тянутся к красивому. А, видит Бог, Сиена была хороша, словно редкий цветок, к которому так и хочется прикоснуться.

Пятнадцать лет работы в школе научили сестру-настоятельницу безошибочно определять среди учениц тех, кого ждет беззаботная жизнь. Как правило, это были девушки, наделенные, увы, не умом, а красотой. В современном мире привлекательная внешность открывает многие двери и является пропуском туда, куда иным путь заказан. Совсем не обязательно носить фамилию Макмаон, чтобы добиться успеха и стать популярной. Достаточно быть обладательницей смазливой мордашки и пары длинных ног.

И красотой, и умом Сиена была наделена в избытке. Возможно, именно поэтому она без проблем переходила из класса в класс с твердыми четверками в табелях, несмотря на патологическое нежелание учиться и отсутствие дисциплины.

И все же, грустно подумала настоятельница, не нужно быть Эйнштейном, чтобы догадаться: девушка несчастна в школе Святого Хавьера. Ее единственным желанием на протяжении всех лет учебы было желание вернуться домой. Сестра Марк находила эту навязчивую идею довольно странной, учитывая то, что Сиена терпеть не могла своих родителей. В их семье никогда не было взаимопонимания и любви, и поэтому Сиена даже зимние каникулы проводила в школе, когда почти все девушки разъезжались по домам. Похоже, Пит и Клэр Макмаон и в раннем детстве не уделяли Сиене внимания, а теперь и вовсе предпочли о ней позабыть. Они забирали дочь только летом, да и то на шесть недель, и всякий раз, привозя ее обратно в школу, явно вздыхали с облегчением. Выходные и праздники Сиена предпочитала проводить в лондонском Найтсбридже, в пустой квартире, принадлежавшей родителям. Там она жила вместе с домработницей, пожилой испанкой, которая постоянно проживала в Лондоне. Конечно, это была не лучшая жизнь для девочки, но Сиене, казалось, нравилась собственная самостоятельность. Возвращаясь после выходных в школу, она снова затаивалась, а в синих глазах поселялась тоска.

Сестра-настоятельница изучала девушку взглядом. Сиена кусала нижнюю губу — такая детская привычка для девушки пятнадцати лет! В прежние времена Сиену вряд ли назвали бы пухленькой, но нынешнее поколение, сделавшее культом моду на худобу и диеты, могло счесть ее толстухой. У нее была довольно крупная грудь, и голубая кофта большего, чем нужно, размера свисала с нее бесформенным куском трикотажа. Небольшой рот, светлая чистая кожа и каскад темных, густых, вьющихся волос принадлежали, казалось, другой эпохе, в которой правили женственность и чувственность. Только глаза — темно-синие, яркие — придавали лицу современный штрих, особую индивидуальность, столь модную в наши дни.

Сейчас эти глаза были чуть прищурены, что придавало покорному лицу настороженность.

Настоятельница чуть слышно вздохнула. Она была так же сильно утомлена этой бесконечной схваткой, как и сама Сиена. На этот раз девушку поймали за курением марихуаны прямо в коридоре общежития. Сказать по правде, «поймали» было не самым верным эпитетом для того, что случилось, потому что Сиена совсем не скрывала того, что делает, и не бросила косячок даже при появлении руководителей.

За подобное поведение грозило исключение из школы — ничуть не меньше. Однако до экзаменов оставалось совсем немного, а у Сиены в дневнике были сплошные пятерки и четверки. К тому же, после семи лет мучений с маленькой упрямицей, сестра Марк поклялась, что не отправит девушку домой раньше, чем та окончит школу.

С трудом отбросив мысли об уютном пальтишке от Берберри, которое она купит в «дьюти-фри» аэропорта Хитроу, Сиена подняла глаза на настоятельницу и печально округлила глаза в ожидании вердикта.

— Мисс Макмаон, — строго сказала сестра Марк, — как вы верно заметили, ваш поступок ужасен и вы заслуживаете исключения из школы.

Сиена едва не захлопала в ладоши, но продолжала грустно смотреть на ненавистную ведьму. Наконец-то ее вытурят из постылой школы!

— Однако, — продолжала сестра Марк, и в глазах ее на мгновение мелькнул подозрительный огонек, — я боюсь совершить поспешный шаг. Такое наказание, как исключение из школы накануне экзаменов, кажется мне слишком суровым.

Сиена с трудом сглотнула комок в горле. Что за хреновина! Куда ведет эта полоумная старуха?

Она посмотрела в окно. По заснеженной дороге с трудом пробирался миниатюрный «жук», его заносило на поворотах даже на минимальной скорости. Скучные долины наконец занесло белым, кое-где образовались сугробы — удивительное для Англии зрелище. Девушки бегали по школьному двору, словно мальчишки, играя в снежки и хохоча, пара из них лепила снеговика, комья для которого содержали изрядное количество прелых листьев. У всех были такие счастливые, розовые от мороза и ветра лица, что у Сиены сжалось сердце от зависти. Ее удивляло то, что кто-то может быть счастлив в стенах школы Святого Хавьера.

— Я давно заметила, что вы мечтаете поскорей уехать отсюда. — Сиена едва не вздрогнула от колючего голоса сестры Марк. — Смею заверить вас: этому не бывать. Для меня странно ваше нежелание учиться в нашей школе. Что тому причиной?

Сиена едва сумела подавить вздох отчаяния. Что тому причиной, повторила она про себя вопрос настоятельницы. Неужели старуха не понимает, как пуста и бессмысленна ее ханжеская жизнь?! Подъем в семь тридцать, в десять тридцать вечера уже гаснут огни, глупые, жестокие правила, словно придуманные гестапо! Сиене порой казалось, что ученицам Святого Хавьера всем как одной сделали лоботомию, прежде чем отправить в школу. Они действительно с волнением ждали выпускных экзаменов, предвкушая дальнейшее обучение в колледже! Они учились для того, чтобы снова учиться! Если какая-то девушка сдавала экзамены на отлично, ей доставался в качестве подарка тостер, который она могла отнести себе в келью. Дуреха радовалась тому, что отныне сможет есть по утрам дурацкие жареные хлебцы. Сиене хотелось закричать на это: «Есть по утрам тосты — не привилегия, это обычное человеческое право!» В Лос-Анджелесе семнадцатилетние девушки уже обзаводились машинами, а не дурацкими тостерами, они носили дизайнерские шмотки, а не униформу, они могли ходить на вечеринки и тратить деньги!

Разве это жизнь — радоваться паршивому тостеру, который до этого много лет служил твоей предшественнице?

Сиена ненавидела школу Святого Хавьера всей душой. Она ненавидела проклятую Англию, серую, холодную и жалкую, и жила в ней, словно в бесконечном ночном кошмаре, не в силах вырваться.

— Я не собираюсь идти у вас на поводу, мисс Макмаон. Вам не удастся мной манипулировать.

Сиена взглянула на настоятельницу почти враждебно. От былой виноватой мины не осталось и следа. Притворяться дальше было бессмысленно.

— Я приготовила для вас иное наказание, — продолжала сестра Марк. — Вы будете лишены всех привилегий, которыми обладают ученицы шестого класса. До конца года, понятно?

Лицо девушки исказил ужас.

— До конца года? Вы не можете так поступить!

— Боюсь, что могу. — Монашка вяло улыбнулась. — Более того, ближайшие четыре недели вам запрещается покидать школу. Никаких выходных в городе, никаких дружеских встреч, никаких кружков по интересам. Впрочем, на мессу можете ходить.

Ах, месса, с горечью подумала Сиена. Гадость какая!

— Послушайте, милочка, — уже мягче сказала сестра Марк. — Дома вас никто не ждет, и вам это известно. Зачем вы туда рветесь?