— Только не говори, что ты не видел сегодняшних заголовков, — начала Клэр. Она ткнула пальцем в снимок «навигатора», который был сплющен на манер раздавленной жестяной банки и взрезан сверху, чтобы достать потерпевшую. — Взгляни сюда! Именно в этой машине она и ехала! Здесь написано, что машина принадлежит Хантеру.

— Хм, — только и произнес Пит, коротко глянув на фотографию. Он принялся выкладывать из портфеля бумаги. — Жаль, что за рулем не сидел сам Хантер.

— Питер! — шокированно воскликнула Клэр. Даже в бешенстве Пит никогда не позволял себе подобных высказываний. — Да и не в Хантере дело. Как насчет Сиены? Что же нам делать?

Спокойно, словно разговор шел о какой-нибудь ежедневной чепухе, Пит поставил портфель на пол, сел на кожаный диван и похлопал по сиденью рядом с собой.

Его кабинет представлял собой огромное помещение, стены которого были увешаны рабочими трофеями за последнюю декаду. Здесь были фотографии легенд Голливуда, с которыми Пит работал, афиши фильмов, которые он продюсировал, награды киноакадемии. Здесь были снимки почти всех звезд, которых знала Клэр: Дастина Хоффмана, Аль Пачино, Николь Кидман и многих других, все с автографами и словами благодарности Питу Макмаону, человеку, в которого не верил собственный отец, предвещая безвестность.

Фотографий самого Пита почти не было. Несмотря на свой небывалый успех, затмивший достижения Дьюка, он по-прежнему был чудовищно неуверенным в себе, своей внешности, запоминающейся только рыжиной жидких волос. Теперь, правда, редкая шевелюра Пита слегка поседела и еще больше выцвела, но он все еще злился, глядя в зеркало на свое отражение. Собственную голову Пит считал похожей на яичницу-глазунью и думал, что все его знакомые втайне над ним посмеиваются.

На полке у окна стояли две статуэтки «Оскара» и несколько призов с других кинофестивалей. Всякий посетитель, вошедший в кабинет, в первую очередь замечал именно «Оскаров» и восхищенно цокал языком.

Сейчас Питер подошел к полке, снял одну статуэтку и принялся перекидывать из руки в руку, словно оценивая вес. Полюбовавшись игрой света на золоченых боках «Оскара», Пит обернулся к встревоженной жене.

— Да ничего мы не будем делать. Ни-че-го! Какая разница, что случилось с Сиеной? Для нас ничего не изменилось. Дорогая, ты же знаешь, что я прав.

— Как это «ничего не изменилось»? — изумленно переспросила Клэр, забирая блестящую фигурку из рук мужа и ставя обратно на полку. Она старалась не замечать, каким обеспокоенным стало лицо мужа. — Конечно, изменилось! Пит, Сиена попала в ужасную автокатастрофу. Мы нужны ей!

Пит взял ее за руки и посмотрел в глаза.

— Клэр, — шепнул он, — сколько раз мы должны повторять этот разговор? Сиена уже давно не наша дочь. Она не часть нашей семьи и никогда уже не будет. Никогда, слышишь? Я думал, мы друг друга поняли.

— Но, Пит, — начала Клэр взволнованно, хотя и понимала уже, что только впустую сотрясает воздух. Глаза мужа стали непроницаемыми, холодными, как было всегда, если он занимал непреклонную позицию.

— Нет. И прошу тебя, Клэр, перестань. Ты со мной или против меня?

— О, ради Христа!

Она вырвала руки и стала ходить по кабинету туда-сюда.

Ну почему, почему Сиена всегда становилась камнем преткновения для нее и Пита? Почему всякий разговор о ней превращался в борьбу характеров, в битву, в которой Клэр не могла выиграть? Неужели муж не понимает, что она любит не только его, но и собственную дочь?

Остановившись у окна, Клэр прижалась лбом к безупречно чистому стеклу, глядя на крохотные машинки, снующие по Твентис-сенчури-бульвар далеко внизу. Настоящий Лос-Анджелес: никаких спешащих людей, никакой ежедневной суеты на улицах — только оживленный трафик, бесконечная вереница автомобилей, ручейки деловых муравьишек.

До бульвара было так далеко. Клэр показалось на секунду, что ее тянет вперед и вниз, навстречу трафику и разогретому асфальту. Словно прозрачное стекло внезапно исчезло без следа, позволяя быстро и легко проститься с однообразной пустой жизнью.

Содрогнувшись всем телом, Клэр торопливо сделала шаг назад.

Чего, собственно, она ждала от сегодняшнего разговора? На что рассчитывала? Что Пит, увидев лицо Сиены на страницах криминальных сводок, очнется и поймет, какую ошибку совершил годы назад? Чушь!

Мысленно выругав себя за наивность, Клэр устало вздохнула. Никакие катастрофы и беды, свалившиеся на Сиену, никогда не заставят Пита пересмотреть свое давнее решение. Ему никогда не увидеть в самоуверенной, успешной модели и актрисе, которой стала его дочь, испуганную, потерянную маленькую девочку, которая нуждается в родительской любви.

Дверь без стука отворилась, впуская Тару с подносом. Помощница Пита все еще злилась из-за того, что ее заставили бегать со столь пустяковым заданием, да еще в присутствии Клэр Макмаон. Обычно Пит не позволял себе взваливать на нее столь низменные поручения.

— Поставь на стол, — бросил Пит, даже не обратив внимания на обиженно поджатые губы Тары.

Секретарша сделала, что ей велели, резко развернулась и вышла, едва не хлопнув дверью.

— Так что ты ответишь? — настойчиво спросил Пит у жены.

Он всегда добивался ответа на поставленный вопрос.

— Я с тобой, — вяло ответила Клэр.

Она почти по-матерински чмокнула мужа в щеку и вышла. Нетронутая чашка с горячим кофе осталась дымиться на столе.


Летом Лас-Вегас превращался в место настоящего паломничества туристов. Сюда стекались любители таращиться на цветные вывески и охать над иллюминацией, словно не знающие, что Вегас принимает гостей не только в раскаленную жару. Здесь же предпочитали отсиживаться обладатели разбитых сердец и поломанных судеб в надежде, что вместилище чужих пороков залечит их собственные раны. Бандиты и мошенники прятались здесь от своих демонов, азартные игроки спускали миллионы, обогащая карманы владельцев казино, несчастные зомби сидели за автоматами днями и ночами, надеясь выторговать у судьбы счастливый билет. Вегас казался живым организмом, жадной, адской машиной, гостеприимно распахивающей свои двери и высасывающей жизненные силы. И все-таки здесь, как нигде на свете, можно было остаться неузнанным, непобеспокоенным, наедине с самим собой.

Впервые Сиена побывала в Лас-Вегасе с дедом. Дьюк обожал этот город греха и частенько говорил, что он и Вегас созданы друг для друга. Сиена помнила, как следила за карточной игрой, не понимая ее правил, таращилась на вращающиеся барабаны слот-машины, восхищенно охала, когда гигантский светящийся ковбой махал ей рукой. Дьюку было плевать, сколько денег он проигрывал, он ездил в Вегас не для обогащения. Дед показал Сиене этот город таким, каким видел его сам — гламурным, ярким, потрясающим воображение.

Дьюк всегда играл по-крупному.

Сиена обещала себе, что однажды научится играть с такой же бесшабашностью, без оглядки, как он.

Сейчас она шла навстречу новым впечатлениям, надеясь, что они смогут перечеркнуть прошлое.

Однако стоило Сиене выйти в фойе, как изо всех углов понеслись выкрики, защелкали десятки, нет, сотни, вспышек. Ее собственное имя повторялось чаще всего, каждый папарацци пытался привлечь ее внимание.

— Сиена! Сиена! Ответьте на вопрос!

— Сиена! Как ваше самочувствие? Правда, что вы сломали все ребра?

— Сиена, вы разговаривали с Максом? Хотите передать ему пару крепких словечек?

Прежде чем она успела что-то сообразить, толпа окружила ее, смяла, понесла куда-то к дверям. Краем глаза Сиена видела, как служащие отеля пытаются пробиться к ней через толпу, оттеснить назойливых журналистов, чтобы спасти дорогую гостью, чей покой был нарушен по их недосмотру.

Сквозь плотный строй нахальных папарацци смог прорваться сам менеджер «Венецианца». Он ухватил Сиену под локоть и потащил к своему кабинету, дверь которого захлопнул перед самым носом разбушевавшейся толпы.

— Черт побери! — выдохнула девушка, падая в кресло. — Сколько же они тут торчали, поджидая шанса?

— Боюсь, эти ребята оккупировали отель еще вчера вечером, мисс Макмаон, — виновато сказал менеджер, разводя руки в стороны.

Это был низкорослый, кругленький итальянец с пухлым упругим брюшком и красной физиономией. Сиена подумала, что он весьма напоминает оживший помидор, полный энергии, и едва подавила смешок.

— Мы видели, как журналисты осаждают ближайшие закоулки и старались следить за каждым, но большинство прошло прямо в отель под видом обычных посетителей, — продолжал «помидор». — Боюсь, стоит вам выйти, как они…

— Знаю, знаю, меня пустят под пресс, — отмахнулась Сиена.

— Простите? — переспросил изумленный менеджер.

— Не обращайте внимания, — скривилась Сиена. — Это чисто английский юмор. Одна из шуточек, которым я обучилась в школе.

«Помидор» усердно покивал. Он изо всех сил старался не пялиться на сидевшую перед ним актрису, особенно на голые ноги в разрезе платья. Обычно его не привлекали модели, даже пробившиеся в киноиндустрию, но в данном случае сделать исключение было нелегко. Мисс Макмаон обладала весьма незаурядной внешностью.

— Рано или поздно мне придется с ними столкнуться, — досадливо сказала Сиена. — Например, мне нужно купить кое-какие вещи в магазинах вашего отеля. Ребята точно захотят сделать пару фоток, это будет неприятно, но не смертельно. Но так не хочется натыкаться на журналюг в холле! Боюсь, персоналу вашего отеля придется хорошенько постараться, чтобы отвадить папарацци из вашего фойе.

Менеджер уже не мог упомнить всех знаменитостей, которые обращались к нему с подобной просьбой. Скромная улыбка гостей при этом выражала только одно: «Оставьте меня наедине с моими неприятностями, мне не нужна публичность». Кому, как не менеджеру, было знать, насколько часто подобные просьбы произносятся в надежде, что прессы станет только больше. Каждая знаменитость любит внимание журналистов. В сущности, никто из звезд не приезжал в Вегас в поисках уединения.

Но Сиена Макмаон, как он уже знал, попала в нелегкую ситуацию, и, пожалуй, искренне ей сочувствовал.

— Я понимаю, что вам нужен покой, мисс Макмаон. — Менеджер улыбнулся хорошо отрепетированной улыбкой сочувствия. — Если хотите, я выделю вам пару охранников, которые будут сопровождать вас во время выходов. Это обеспечит вашу безопасность, если не уединение.

— Спасибо, но не нужно. — Девушка встала и протянула руку для пожатия. — У меня действительно нелегкий период, благодарю за понимание. Но пожалуй, охрана — это лишнее. Я вполне могу справиться с журналистами сама.

— Не сомневаюсь в этом, мисс Макмаон, — подхватил менеджер, с обожанием глядя на зад Сиены, которая направилась к двери. — Нисколько не сомневаюсь.


Поначалу все шло не так уж и плохо. Сиена пообещала журналистам, что ответит на пару вопросов, если ей не будут слишком надоедать.

Теперь она двигалась вдоль искусственных каналов в венецианском стиле, заходила в магазины, выходя, отвечала на самые простые вопросы и снова ныряла в какой-нибудь бутик «Гуччи» или «Прада». Репортеры таращились на нее снаружи, прижимаясь лицами к витринам и пытаясь сделать снимки, которые выходили не слишком удачными из-за бликов стекол.

Сиена словно плыла в какой-то странной, нереальной атмосфере этой прогулки. По искусственным каналам шныряли гондолы с гондольерами, у которых были накладные усы и которые перекрикивались с фальшивым итальянским акцентом. Нарисованное на потолке голубое небо казалось глупым, а кудрявые облачка — какими-то ватными и слишком ярко подсвеченными неоном. На настоящую Венецию холл не походил ни капли.

Уже через двадцать минут Сиена начала понимать, почему журналистов называют прессой. Люди шныряли вокруг, бесцеремонно задевая локтями и фотоаппаратами, оттесняли в нужном им направлении, стремясь сделать удачные снимки, давили, словно пресс. Постепенно из скучающей дивы на отдыхе Сиена превращалась в загнанную мышь.

Вопросы, до этого момента невинные, становились все более личными.

— Вы не созванивались с Камилл Эндрюс? — спросила жилистая испанка, которая почти налетела на Сиену, обдавая ее несвежим дыханием.

— Даже если бы я это сделала, вас это не касается, — не сдержалась девушка. Вежливая улыбка исчезла с ее лица, раздражение разрушило образ милой общительной актрисы.

Камеры защелкали чаще.

— Вы простите Макса? — фальцетом выкрикнул какой-то мужчина.

Сиена проигнорировала вопрос, сворачивая к бутику «Феррагамо». За поворотом ее ждал сюрприз — целая стена из журналистов с блокнотами и диктофонами. Девушка тотчас пожалела, что не воспользовалась любезным предложением менеджера «Венецианца». Теперь ей стало по-настоящему жутко.