— Все в порядке, я нормально, — механически сказал Хантер, желая побыстрее увести подругу от камер и поболтать наедине. — Я уже подумывал, что ты не придешь.

— Так мы опоздали? — Сиена деланно глянула на свои часики «Картье», которые ослепительно засверкали в свете прожекторов сотней бриллиантов.

Хантер укоризненно глянул на подругу.

— Прости, — тихо шепнула Сиена. — Мы опоздали из-за Рэндалла. Ему никогда не нравится то, что я надеваю, поэтому приходится перетряхивать весь гардероб. — Она улыбнулась камерам и с чувством сжала ладонь подошедшего Стайна.

— Но что на тебе надето? — спросил Хантер, пожимая другую руку Рэндалла и принимая три билета, которые тот ему протянул. Он начал пробираться ко входу на стадион. — То есть я хотел сказать, что наряд тебе к лицу. Но почему ты в черном? Не из-за Минни же?

На мгновение Хантеру показалось, что щеки Сиены вот-вот вспыхнут румянцем, как бывало в детстве, если ее ловили на вранье. Уж он-то знал, что племянницу не тронула смерть Минни.

— Она была бабушкой Сиены, — пояснил Рэндалл, словно Хантер этого не знал. — Сиену потрясла смерть Минни. С Хэнкок-Парком у нее связано много воспоминаний. Сначала от бедняжки отказались родители, а теперь эта внезапная новость. Не так ли, милая? Хантер, я уверен, ты тоже скорбишь.

Хантер едва не ответил, что Рэндалл ошибается и что Сиене и ему плевать на всю семейку Макмаонов, но осекся, заметив, что девушка возвращается к журналистам. Она прижимала руку к груди, словно сердце разрывалось от невыносимых страданий.

— Идем, Хантер, — шепнула она, обернувшись к нему. — Хотя бы сделай вид, что ты раздавлен горем. Давай же! Мы должны действовать заодно. «Отверженные Макмаоны, объединенные общей трагедией», понимаешь?

Сиена вынула из кармана платочек и прижала его к сухим ресницам. Только после этого с глаз Хантера упала пелена.

Он был потрясен. Сиена использовала смерть Минни и, хуже того, самого Хантера, чтобы дать пищу журналистам и в очередной раз покрасоваться на страницах газет!

Рэндалл сделал шаг к нему, но остановился, наткнувшись на пылающий возмущением взгляд. Хантер нагнал племянницу, схватил за запястье и потащил прочь от журналистов. Рэндалл следовал за ними по пятам.

— Что за игру ты затеяла? — спросил Хантер. — Чего добиваешься?

— О чем ты говоришь? Отпусти меня, мне больно! — испуганно пискнула Сиена.

— Вот и хорошо. По крайней мере теперь твоя боль не фальшива, как все то, что ты тут изображала!

Сиена застыла на месте, взгляд ее метался от Хантера к Стайну.

— Это он тебя надоумил? А?! Стайн придумал это дурацкое амплуа?

— Что? — Теперь Сиена выглядела по-настоящему испуганной. До этого момента Хантер никогда не позволял себе кричать на нее. — Я не понимаю, о чем ты толкуешь. Какое еще амплуа?

— Да это! — Хантер поочередно ткнул пальцем в ее черный пиджак и платочек. — Весь этот наряд, эти притворные слезы по Минни, вопросы о моем самочувствии и прочая дешевка. Вы опоздали специально, чтобы журналисты сначала помариновали меня, а потом появилась ты, сверкая как бриллиант! Господи, Сиена, что с тобой происходит? Ты никогда не любила Минни, но не кажется ли тебе, что бедняга заслуживает большего уважения, нежели ваш глупый спектакль?

— Я так не думаю. — Теперь Сиену трясло. Обвинения и крики Хантера ужасали. Каждое его слово было правдой. Ей было стыдно и гадко, хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами, укрыв от телекамер и его гнева. Однако по своей давней привычке она пошла в наступление: — Я не думаю, что Минни заслуживала уважения. Она была злой, мстительной старой сукой, которой было плевать на нас обоих.

— Полная чушь! — выплюнул Хантер. Впервые в жизни ему не хотелось слушать Сиену. Неожиданно ему открылась та сторона подруги, о которой так давно твердила Тиффани и которую он отказывался видеть. И это было гадкое, уродливое существо, не вызвавшее ничего, кроме презрения. — Минни заботилась о тебе. Пусть не обо мне, но о тебе, Сиена. Ты постоянно твердишь о своем несчастном детстве, но это ложь. Тебя обожали. На тебя молились. Все, все до единого!

— Да, а потом я сделала всем гадость, когда выросла, не так ли? Когда кончилось детство, кончилась и всеобщая любовь, — горько сказала Сиена.

— Не обманывай саму себя. — Хантер не желал, чтобы она начала себя жалеть. — Ты так и не выросла. Взрослые люди не ведут себя, словно избалованные дети. Даже если тебе совершенно все равно, жива Минни или мертва, ты могла бы не изображать тут убитую горем внучку, хотя бы ради меня. Ты использовала меня! Ты совершенно меня не уважаешь.

— Неправда! Я уважаю тебя, — потрясенно сказала Сиена.

Рэндалл влез между ними и обнял девушку, словно защищая от нападок Хантера.

— Перестань, парень. Не видишь, она расстроена?

Хантер раздраженно скинул его руку с плеча Сиены, словно отгоняя назойливую муху. Он хотел высказать все, что думает.

— Ты выражаешь свое уважение в довольно странной манере, подружка. Мы не виделись несколько месяцев. Я старательно наговариваю тебе послания на автоответчик, но ты не перезваниваешь.

— Извини, Хантер, но ты должен понять, что жизнь твой племянницы сильно изменилась, — снова вступил Стайн. — У нее тяжелое расписание и множество встреч. Ее дни расписаны под завязку. Не может же она встречаться с тобой, плюнув на все?

— Да пошел ты, ублюдок! — бросил Хантер. — С тобой никто не разговаривает.

Рэндалл поднял брови и насмешливо, как-то снисходительно оглядел его, словно показывая, что связываться с Хантером считает ниже своего достоинства.

— Итак, сегодня ты все-таки появилась. — Хантер вновь смотрел на Сиену. Ему было плевать на ужимки продюсера. — Знаешь, а ведь я был счастлив слышать твой голос в телефонной трубке! Каким же наивным и глупым я был!

— Нет, не глупым! — умоляюще воскликнула Сиена. — Хантер, прошу тебя, успокойся. Я тоже была счастлива с тобой говорить. И я действительно была очень расстроена, я ничуть тебя не обманула. Конечно, причиной была не смерть бабушки, а фотографии родителей в газете, снимки Хэнкок-Парка! Мне было так тяжело. Я очень хотела тебя увидеть и пообщаться!

— Вранье! — бросил Хантер. Теперь он смотрел на нее холодно, изучающе, гнев улетучился из голоса. — Отныне я не верю ни одному слову, слетающему с твоего языка. Забавно, — задумчиво добавил он, снова окидывая взглядом наряд Сиены, которая жалобно глянула на Стайна. — Когда ты вышла из лимузина, я не узнал тебя. И теперь понял почему.

— Почему? — эхом повторила Сиена, дрожа от ужаса.

— Потому что ты напомнила мне моего отца. Вот кем ты наконец стала, Сиена. Ты теперь точно такая же, как Дьюк.

Хантер отвернулся и пошел прочь.

Глава 40

Макс лежал ничком на ярко-розовом мате и пытался очистить сознание, пока молодая кореянка опытными движениями ладоней разминала ему спину.

Он приходил в этот салон в корейском райончике с того самого дня, как перебрался в Лос-Анджелес. Таскаться в такую даль было не слишком удобно, но получать полноценный сеанс массажа за каких-то двадцать пять долларов было крайне выгодно. Здесь не было вонючих запахов лаванды или опиума, зато работали опытные массажистки, после крепких рук которых буквально порхаешь на крыльях.

После разрыва с Сиеной еженедельные визиты в салон «Шангри» стали для Макса чем-то вроде спасательного круга. Даже теперь, когда минуло несколько месяцев, любимая снилась ему по ночам, а днем всюду преследовал ее запах.

— Неправильно дышать, — заметила массажистка между делом, надавив ребром ладони куда-то в районе правой лопатки. В спине что-то хрустнуло. — И сидеть криво, — поставила девушка диагноз.

— Может быть, — пробормотал Макс. — Хотя это наименьшая из моих нынешних бед.

Массажистка продолжила надавливания и пощипывания. Должно быть, она не поняла ни слова из сказанного Максом, да оно и к лучшему. Ему не хотелось обсуждать свои проблемы с посторонними, да еще лежа лицом вниз и расплющивая нос об искусственную кожу мата. Хотелось только тишины и покоя.

Последнее время он все больше беспокоился за свою бывшую девушку. И без того он постоянно о ней думал, а боль и тоска стали его непременными спутниками, однако после того, как Хантер побывал в лапах журналистов по вине Стайна и Сиены, беспокойство Макса выросло до предела. Теперь он не столько переживал за свою личную жизнь, сколько тревожился за жизнь любимой.

Он уже смирился с тем фактом, что потерял Сиену навсегда. Но его любовь лишь крепла, а печаль множилась с каждым днем. Лицо Сиены мелькало в журналах и газетах, телевидение запускало все новые и новые шоу с ее участием, и Макс не мог запретить себе жадно вглядываться в дорогие черты. Девушка казалась счастливой и довольной, вылезая из лимузинов, болтая с журналистами, давая интервью и улыбаясь фанатам. К Максу эти улыбки уже не относились.

Однако ему чудилось, что под этим безмятежным выражением лица скрывается боль, какой-то чудовищный разлад с внутренним «я». Ощущение это усилилось после возвращения Хантера со встречи с Сиеной.

Макс знал Хантера с раннего детства, знал, пожалуй, лучше, чем любой другой человек, исключая разве что Тиффани. Он был изумлен переменой, произошедшей с лучшим другом после упомянутой встречи. Макс и представить не мог ситуации, в которой Хантер повернулся бы к племяннице спиной. Вывод напрашивался один: Рэндалл Стайн сильно изменил Сиену, подмял под себя и отравил своим воздействием.

Поначалу Макс пытался разобраться в себе, убежденный, что в нем говорит обычная ревность к более удачливому сопернику. Он обвинял себя в необъективности. Вместо того чтобы порадоваться счастью дорогого человека, он ищет в новом романе Сиены червоточину!

Однако время шло, и Максу становилось все труднее объяснить в ключе обычной ревности очевидные изменения, происходившие с Сиеной. Она в самом деле стала почти неузнаваемой. И дело было не только в новом имидже, другой косметике и манере одеваться, а во всем ее образе примадонны, который так воспевали журналисты и который Сиена горделиво несла, словно королевскую тиару.

Макс мог принять тот факт, что девушка отказывалась от общения с ним, униженная и потрясенная его предательством. Но как объяснить разрыв с Инес, которая несколько недель назад позвонила ему, плача навзрыд? Бедняжка неоднократно пыталась связаться с подругой, оставила десятки сообщений, ни одно из которых не получило ответа. Все точно так же, как с Хантером! До злополучной игры «Доджерс» Сиена виделась с другом всего дважды за много месяцев, да и то мельком, на премьере фильма и на студии, причем в обоих случаях они пересеклись случайно.

Поведение Сиены на публике было и того кошмарнее. Конечно, она всегда была избалованной вниманием и крайне заносчивой с журналистами, но с этим можно было как-то мириться. Лично Макс считал, что Сиена унаследовала дурной характер от Дьюка и отца, а потому делал скидку на ее королевские замашки. Уж он-то знал, что под маской дивы Сиена прячет ранимое сердце. Но такого размаха ее наглость еще никогда не достигала! Складывалось ощущение, что Стайн открыл в ней доселе невиданные запасы спеси и поощрял их выплеск на публику.

Сиена стала презрительно относиться к своим поклонникам, никогда не давая автографов. Как-то раз она довела до слез маленького ребенка, который пытался схватить ее за руку. Нахалка просто вырвала руку из цепкой хватки и велела охранникам убрать «нарушителя» подальше. В интервью Сиена часто чернила Дирка Мюллера, человека, который дал старт ее карьере, называя его второсортным режиссером. Теперь, когда она снималась в новом высокобюджетном проекте Стайна под названием «Вторая мировая», со студии постоянно просачивались сплетни об отвратительном характере примадонны, которая ухитрилась перессорить всю съемочную группу. Поговаривали, что Сиена выдвинула какие-то нереальные требования, начиная с троих личных массажистов, выписанных специально из ОАЭ, скандалах с режиссером, операторами и стилистами, частых истериках по поводу недостаточно горячего кофе или отсутствия на съемочной площадке шеф-повара, выписанного из Франции.

Макс винил себя за то, что невольно подтолкнул Сиену к этим изменениям. Если бы он не поступил так необдуманно, так эгоистично и гадко, любимая и теперь была бы с ним, нежная, ранимая и добрая, какой была все время, пока они были вместе.

Он считал, что обязан как-то исправить свой грех. Уж если даже Хантер не желает общаться с Сиеной, дела совсем плохи. Необходимо было пробудить Сиену от кошмара, в котором она теперь жила. Пробудить раньше, чем Стайн окончательно разрушит ее внутренний мир.


Примерно дней десять спустя, в необычно жаркий для декабря день, Сиена прохаживалась по кабинету в особняке Рэндалла. Она была в дурном настроении и совершенно утратила чувство юмора.