— Так вот, мисс Беркли, — продолжал Дьюк, — я считаю, что все вышесказанное — полная ерунда.

— В каком смысле? — пискнула Каролин, не зная, бежать ли прочь или выслушать этого странного самоуверенного человека.

— Я думаю, что тебе вовсе не плевать на все это. — Дьюк обвел свободной рукой покрывало. — На этих чудесных лобстеров, на это дорогое вино. А еще больше тебе не плевать на мой подарок, ведь так? Дорогая Каролин, мы оба знаем, по какой причине ты приняла мое приглашение. Нам обоим хорошо известно, чего ты ждала, соглашаясь поужинать в столь уединенном месте с богатым женатым мужчиной.

— Все совсем не так! — упрямо сказала Каролин.

Она и сама не заметила, как снова села на покрывало.

— Я не желал тебя обидеть, — мягко сказал Дьюк. — Но и разыгрывать святую невинность я не желаю. Я слишком давно живу на этом свете, чтобы играть в глупые игры. Думаю, мы оба сэкономим массу времени, если сразу выложим карты на стол. Это позволит нам расслабиться, расставить все точки над i и впоследствии наслаждаться друг другом еще много-много дней.

Каролин настороженно смотрела на него.

— Продолжай.

— Я купил это ожерелье не потому, что хотел купить твое тело, детка. Я купил его, потому что был уверен: оно сделает тебя неотразимой. Я знал, что оно тебе понравится.

— Оно мне действительно нравится, — призналась девушка, бессознательно коснувшись пальцами бриллианта. — Очень нравится.

— Это заметно. И это только первый подарок. Я могу дать тебе то, о чем ты мечтаешь, и сделаю это с удовольствием. — Дьюк усмехнулся, заметив, что Каролин ловит каждое его слово. — Но взамен я желаю получить тебя. Я жду ответного подарка.

При этих словах Каролин слегка побледнела и натянула на плечи кашемировую шаль.

— Не надо так на меня смотреть, детка. Мы оба знаем, что ты не невинная барышня, оберегающая свою честь. Не строй из себя Деву Марию.

Сама того не желая, Каролин рассмеялась.

— Так-то лучше. — Дьюк одобрительно кивнул. — Ты весьма умна, Каролин. Ты знаешь, чего хочешь от жизни, и мне это по душе. Я могу дать тебе желаемое, но не хочу тратить время понапрасну и привез тебя сюда не для пустых разговоров.

Без перехода Дьюк протянул руку и коснулся груди Каролин через ткань платья, затем осторожно сжал напрягшийся сосок. На мгновение девушка замерла, а затем расслабилась. Краем глаза она заметила, как бесшумно удалился Шеймус. Возможно, на самом деле он стоял где-то в тени пальм, наблюдая за ними, но почему-то эта мысль только подогрела возбуждение Каролин.

— А теперь, когда мы прояснили все важные моменты, я хочу, чтобы ты сняла платье…


Через две недели Дьюк сделал Каролин предложение, от которого отказалась бы только идиотка. Конечно, о браке не шло и речи. Пожилой киномагнат предлагал девушке стать его постоянной любовницей с приличным содержанием и упоминанием в завещании. Наконец-то Каролин достигла того, к чему так долго стремилась. Она получала пожизненную финансовую поддержку, единственным возможным препятствием могла стать лишь Минни Макмаон.

Каролин понимала, что борьба предстоит нелегкая, но ее грела мысль, что Дьюк Макмаон, сам о том не подозревая, находится целиком в ее власти. Все-таки он был пожилым мужчиной, тогда как она — красивой, полной энергии и сил молодой женщиной.

Глава 5

— Эй, мамаша, как делишки?

Минни обернулась, не веря собственным ушам. Поначалу ей показалось, что и зрение ее подводит, но, поморгав, сообразила, что не ошиблась. На ее любимом шезлонге из итальянской соломки вольготно раскинулся полуголый негр. Больше всего Минни поразило не то, что его чресла были едва прикрыты полотенцем, а над головой буквально колыхался огромный шар волос. Ее ужаснул тот факт, что в руке он держал толстенную самокрутку с марихуаной, пепел с которой незнакомец, очевидно, стряхивал прямо на пол, недалеко от того места, где развевался дорогой белоснежный тюль.

Минни передернулась от отвращения. Как этот бугай с манерами подзаборного бродяжки вообще осмелился с ней заговорить, да еще в столь панибратском тоне?

— А у вас тут клево, — продолжал излияния чернокожий гость. — Слышь, что я говорю, мамаша? — И он вновь, прямо на глазах возмущенной хозяйки, сбросил пепел на ковер.

— Благодарю вас, — ледяным тоном откликнулась Минни. — Нам здесь тоже нравится. Может, вы будете столь любезны, молодой человек, чтобы представиться? Кто вы и что делаете в моей гостиной?

— Это мой гость.

Довольно привлекательный мужчина, возникший за спиной Минни, поспешил приложиться к ее руке. Женщина едва сдержалась, чтобы брезгливо не отдернуть ладонь.

— Эдвард Лайл, к вашим услугам, — представился мужчина с безупречным английским акцентом.

Ему, должно быть, совсем недавно стукнуло двадцать, максимум двадцать два, но стильный элегантный костюм придавал ему известной солидности, а манеры были выше всяких похвал. Самоуверенность Эдварда Лайла буквально била через край, как это часто бывает в случае с выпускниками престижных учебных заведений Англии. Минни не выносила этого в Каролин, а потому не собиралась делать поблажек для ее юного друга.

— Это Скинни. — Молодой человек указал на чернокожего парня. — Встань, приятель, выкажи уважение миссис Макмаон.

Негр недоверчиво глянул на друга, но все же встал, крайне неохотно. У него оказался просто невероятный рост и широченные плечи.

— Мы — друзья Каролин, — продолжал Эдвард. — Она разрешила нам поплескаться в бассейне и побродить по дому. — Он улыбнулся. — Радушная хозяйка.

Вежливая улыбка исчезла с лица Минни. Одно упоминание о сопернице вызывало у нее изжогу.

— Прошу вас, миссис Макмаон, — торопливо забормотал парень, заметив перемену в настроении Минни, — не надо беспокоиться на наш счет. Мы не доставим вам никаких хлопот и не станем путаться под ногами.

В этот момент в гостиную вошли две девицы в одинаковых красных купальниках от «Диор». Обе были босыми, мокрые после купания пятки оставляли на ковре следы. Одна из девиц направилась к холодильнику Дьюка (в который не решалась заглядывать даже Минни), достала банку оливок, стянула с полки пачку картофельных чипсов и принялась есть.

— Пробило на жрачку, — простодушно призналась она, глядя на Минни. — Ох уж эта травка! — Девушка с разбегу бросилась на розовое плюшевое кресло и радостно захихикала, возя мокрым задом по мягкой обивке.

Секундой позже ее подруга бросилась к Скинни, очевидно, желая подурачиться с ним на шезлонге. Раздался отвратительный хруст.

— Боже, нет! — воскликнула Минни, хватаясь за голову. Было слишком поздно.

Одна из ножек шезлонга надломилась, затем еще одна. Минни в ужасе смотрела, как хохочущая девица, сидящая верхом на чернокожем верзиле, заваливается на бок.

Минни хотелось закричать, начать топать ногами и ругаться, но годы самоконтроля не позволили ей повести себя недостойно. Вместо истерики она обратилась к Эдварду, как могла спокойно. Ей показалось, что он единственный из четверых чужаков хоть что-то соображает.

— Думаю, мистер Лайл, будет лучше, если вы и ваши друзья вернетесь к бассейну. Мне кажется, мистеру Макмаону — когда он приедет домой — будет неприятно узнать, что его любимая мебель разлетелась в щепки.

— О да, да, — залепетал парень. — Прошу прощения за моих приятелей. Мне… неловко…

Минни заметила, что Скинни тоже смущен, тогда как девицы продолжали, повизгивая, хохотать. Либо они выкурили слишком много травки, либо относились к той категории молодежи, которой вообще плевать на всех.

— Идите же уже! — не выдержала Минни.

Компания ретировалась. Едва они скрылись из виду, женщина опустилась на колени и уставилась на остатки роскошного шезлонга. Ей пришлось сильно закусить губу, чтобы не проронить ни слезинки. Утрата любимого шезлонга стала последней каплей: Минни решила высказать вечером мужу все, что думает о гулянках, происходящих в доме в его отсутствие. Для несчастной женщины и без того было нелегко терпеть любовницу мужа под одной крышей, но выносить ее пьяных, обкуренных, развратных друзей-хиппи было выше сил.

Первый год жизни Каролин в Хэнкок-Парке едва не выпил из Минни все соки. И дело было даже не в измене мужа, нет! Несчастную терзало то, что захватчица примерила на себя роль хозяйки дома и не собиралась с ней расставаться. Однако Минни знала, в какую стерву превращалась «английская леди» Каролин в отсутствие Дьюка. Буквально на прошлой неделе она слышала, как гадкая девица кричала в кухне на Кончиту, да такими словами, от которых у портового рабочего встали бы дыбом волосы. Минни вообще считала, что ее муж заблуждается насчет аристократического происхождения любовницы. День за днем в особняке прибывало гостей, каждый из которых был ужасен на свой манер. Они буквально выживали Минни из дома, прокуривали марихуаной каждую комнату, пачкали ковры и обивку, плевали в бассейн и, накурившись, совершали набеги на кухню. Чужаки никогда не ограничивались гостевыми комнатами, они шастали по спальням хозяев, кабинетам и навязчиво лезли под нос.

Минни неоднократно пыталась поговорить с мужем об этих гадких людях, но он словно ее не слышал. Дьюк ставил интересы любовницы выше нужд жены, а потому закрывал глаза на ее «чудачества». От этого Каролин начинала вести себя все менее тактично по отношению к Минни, а уж с остальными членами семьи вообще не считалась. Минни подозревала, что Дьюк сознательно поощрял любовницу на издевательства над ней. Ему доставляло удовольствие мучить жену чужими руками.

И все же Минни решилась на очередной разговор с Дьюком. Сегодня ей исполнялось пятьдесят пять, и по традиции Макмаонов готовился изысканный ужин. По случаю юбилея, подумала Минни, Дьюк может прислушаться к ее просьбе.

Она очень рассчитывала на это.


Дьюк вернулся домой раньше обычного и почувствовал огромное облегчение, не застав назойливых приятелей Каролин. В последнее время он все чаще задерживался в клубе с коллегами по работе или на «деловых встречах», потому что — наравне с женой — с трудом переносил толкущихся в его доме незнакомцев. Конечно, он никогда не признался бы Минни в том, что целиком разделяет ее мнение о друзьях Каролин. Не зная, что движет мужем, Минни втайне считала его долгие отлучки признаком того, что у Дьюка намечается новый роман. Это могло означать конец эры Каролин Беркли. Чем быстрее Дьюк устанет от своей любовницы, думала Минни, тем лучше будет для членов его семьи.

Сразу пройдя в свой кабинет, Дьюк налил себе на три пальца бурбона и устроился в кожаном кресле, прикрыв глаза и наслаждаясь редким моментом покоя и тишины. К его величайшему разочарованию, спустя уже три минуты в кабинет вошел его жалкий сын Пит.

— Думаю, нелепо ожидать от тебя, что ты помнишь о дне рождения мамы?

У самого Пита в руках было несколько нарядных свертков с бантами, на фоне которых сам он выглядел бледным измученным туберкулезником.

Больше всего на свете Дьюк ненавидел в своем сыне этот тон, в котором претензия сочеталась со страхом попасть под горячую руку. Слабак, подумал он с неприязнью.

Он приоткрыл один глаз, чтобы коротко глянуть на сына, и вновь закрыл.

— И тебе добрый вечер, Питер.

— Значит, снова забыл, да?

— Не забыл. — Дьюк с сожалением открыл оба глаза. — Я никогда не забываю о дне рождения жены. Иной раз я предпочитаю не праздновать его, но это не значит, что я о нем забываю.

Подбородок Пита дернулся, словно он с трудом удержался от едкого комментария. Дьюк некоторое время подождал, но так и не дождался отповеди. Как всегда.

Меж тем Пит разложил коробки и свертки на столе, борясь с желанием запустить одним из них отцу в лицо. Он и сам знал, что никогда не решился бы на подобный поступок.

— К твоему сведению, — лениво сказал Дьюк, — в этом году я даже купил жене подарок. — Он пошарил рукой в кармане пиджака и достал коробочку.

Пит сделал вид, что не смотрит на коробочку, хотя краем глаза успел отметить фирменные цвета «Тиффани».

— Да взгляни же, — усмехнулся Дьюк.

Он открыл коробочку и ткнул ею в направлении сына. Пит изумленно уставился на кольцо, украшенное россыпью бриллиантов, — не слишком броское и элегантное, как раз в стиле Минни.

— Обручальное кольцо, уже второе, — прокомментировал Дьюк насмешливо. — Как символ постоянства нашего союза. В болезни и здравии, в богатстве и бедности, вот так-то, парень. Как считаешь, миссис Макмаон одобрит мой выбор?

Пит прищурился. Он не понимал, какую игру ведет отец. Был ли его подарок основан на искреннем желании угодить несчастной жене, или это был очередной ход в партии, правила которой знает только сам Дьюк? Может ли быть так, что, раня и мучая Минни, Макмаон-старший все еще сохранил в сердце каплю любви к ней?