Я улыбнулась:

– Именно. Кроме мальчиков.

Она явно растерялась:

– Не знаю. Тебе действительно что-то нравилось в школе больше всего?

– Да. Психология.

– Почему же ты работаешь в библиотеке?

Мне еще нужно научиться отвечать на подобные вопросы. Но правды она не узнает. Нужно разработать легенду. Женщины в тюрьме говорили, что необходимо как-то объяснить свое долгое отсутствие в реальном мире. Любимое объяснение: «Я была в Ираке», что уж точно вызовет сочувствие. Другие были более изобретательны, вроде женщины, которая собиралась сказать людям, что ее тренировали на космонавта, пока не возникли проблемы со средним ухом. Вторая утверждала, что она работала в цирке на трапеции, пока не упала с большой высоты. Но до этого утра я не особенно задумывалась над легендой.

– Я тоже отдыхаю перед колледжем, – сказала я. – Я, возможно, буду поступать через год.

– Но почему? Ты, похоже, так вписываешься…

Она показала на монитор.

– Во всю историю с колледжем.

– Ну… просто, – замялась я, – с меня пока что хватит школ.

– Да, понимаю.

– Давай вернемся к тебе.

Я уставилась в экран, чтобы избежать ее взгляда.

– Поговорим серьезно насчет твоих интересов. Возможно, юридическая контора? Тебе ведь нравилось там работать?

– Только потому, что это было легко. Адвокатом я быть не хочу.

– И «Олд Нэви» тоже тебе нравился. Как насчет розничной торговли? Может быть, маркетинг?

Она снова наморщила нос.

– Мне нравилась ОДЕЖДА. Я хотела быть модельером. Люблю помогать людям подбирать вещи. Я сразу могу сказать, что им следует носить.

Я вдруг застыдилась помятых коричневых капри и синей блузки, оставшихся еще со школы. Я никогда не увлекалась тряпками, как большинство моих ровесниц. Но при этом довольно хорошо разбиралась в моде.

– Видела по телевизору шоу «Проект Подиум»? – спросила я.

Ее глаза загорелись:

– Еще бы! О господи, как я люблю это шоу! Моя мечта – попасть во что-то подобное.

– Что ж, детка, – заговорила я с интонациями Летиши. – Вот она, твоя страсть. Нужно найти колледжи, где изучают моделирование одежды.

– Есть такие колледжи?

Может, она не была самой яркой лампой в люстре, но мне нравилась.

– Конечно. Есть специальные школы и колледжи, где ты сможешь специализироваться по моделированию одежды.

Я кликнула на экран и включила поисковик.

– Можешь начать отсюда. Но беда в том, что во многие такие колледжи трудно попасть. Лучше выбрать местный колледж и записаться на курсы по искусству. Возможно, во многих даже есть курсы модельеров.

Подняв глаза, я увидела Гэри, стоявшего в конце компьютерного ряда и смотревшего на меня.

– Как по-твоему, справишься сама? – спросила я, поднимаясь.

– Да, спасибо. Здорово!

Я подошла к Гэри.

– Я помогаю девушке найти подходящий колледж. Это можно?

– Конечно, – довольно кивнул он. – Я просто хотел убедиться, что вы в порядке.

Мать, возможно, просила его немного понянчить меня.

– Главное – не впускать сюда репортеров. Остальное неважно, – сказала я.


Час спустя я снова принялась расставлять книги. Но девушка нашла меня снова.

– Мне пора уходить, – сказала она. – Я получила тонну информации, но, возможно, снова вернусь в пятницу.

– У тебя дома нет компьютера?

– Есть ноутбук, но в коттедже только коммутируемый доступ, а подключаться к Интернету таким способом – это мучение.

– О да.

– Меня зовут Джен Паркер.

– Я – Мэгги.

– Ты будешь здесь в пятницу?

Я кивнула. Следующие триста часов я буду жить в библиотеке.

– Класс! – воскликнула она. – Возможно, увидимся.

Я смотрела ей вслед. Смотрела, как в волосах играют отблески света от флуоресцентных ламп, и спрашивала себя, уж не обзавелась ли я случайно подругой?

20. Кит

Я проснулся около одиннадцати утра от невыносимой боли в левой руке, которую мгновенно захотелось отрезать. Пузырек с перкосетом стоял на тумбочке, и я, не вставая с постели, принял две таблетки и запил водой. В трейлере было темно. Окно находилось прямо над кроватью, но я не мог даже подумать о том, чтобы вытянуть руку и открыть жалюзи.

В нашем трейлере всегда было темно. Я ненавидел эту ржавую консервную банку. Я жил в ней практически всю жизнь.

Может, сегодня я позанимаюсь виндсёрфингом. Как только подействуют лекарства. Именно это я и сделаю. Там можно будет забыть о проблемах. Но сначала нужно поехать в Снидз-Ферри и попросить моего приятеля наполнить бензобак, а потом я уговорю его купить пива. Больше я ни единого дня не собираюсь жить без пива. Впервые в жизни я буду пить пиво в собственном доме и когда хочу. Черт, если мать пропала, нужно извлечь из этого хоть какую-то выгоду.

Но, когда я сел в машину, стрелка датчика топливного бака упала еще немного. Так низко она еще не падала. А я много раз оставался без бензина. Снидз-Ферри недалеко отсюда, и, может, я доберусь туда. А если нет? Конец сентября. Середина недели. Машин на дороге не слишком много, и если я застряну, буду просить подвезти меня. С рожей, которая отпугнет кого угодно, особенно того, кто сбросит скорость настолько, чтобы пристально взглянуть на меня.

Меньше чем в миле от трейлерного парка есть автозаправка. Придется решиться. «Миллиарды людей каждый день наполняют бензобаки, и еще никто не загорелся, – думал я, выезжая на шоссе. – Миллиарды».

На заправке не было других машин, но я уже чувствовал запах бензина, хотя еще даже не открыл дверь машины. Это не игра воображения. Может, где-то произошла утечка бензина? Или какая-то машина немного сдвинула бензоколонку с основания и пока что никто об этом не знает?

Как бы там ни было. Как бы там ни было, мать вашу. Лишь бы поскорее покончить с этим и убраться отсюда.

Я вышел из машины и тут же понял, что бензобак с другого бока. Пришлось снова сесть и повернуть машину. Не забыть снять крышку с бензобака.

Я глянул на насос. К нему была прикреплена маленькая картонка.

«Если у вас только наличные, платите в магазине». Черт. Я не хотел заходить внутрь и говорить с кем-то. Об этом всегда заботилась мать.

Я сунул руку в карман и вытащил две последние двадцатки, пятерку и три бумажки по одному доллару. Возьму бензина на десять долларов. Далеко не уедешь, но пока этого достаточно.

Блондинчик за стойкой маленького маркета говорил по мобильнику. И даже не поднял глаз, когда я положил на прилавок двадцатку.

– Бензина на десятку, – потребовал я.

Он рассмеялся в телефон и открыл кассу.

– Она была никакая, – пояснил он, кладя двадцатку в ящичек и вынимая десятку. – Да нет, не шучу. Я не позволил ей сесть в мою машину в этом состоянии. Она бы облевала все… – Спасибо, – сказал он, отдавая мне десятку. Только тогда он глянул мне в лицо, и его глаза едва не выкатились из орбит. – Вау! Что стряслось с твоей физиономией, парень?

– Иди к черту, – бросил я, направляясь к двери.

Открыл и успел услышать, как он сказал в телефон:

– Не знаю. Парень выглядит так, будто попал в пропеллер.

Я подошел к бензоколонке и прислонился к машине, пытаясь взять себя в руки. Наконец, я отвинтил крышку бензобака. Рука дергалась так, словно я был припадочным. Попал в пропеллер?

Я нажал кнопку над табличкой с названием самого дешевого бензина. Вынул насос и сунул «пистолет» в бак. Теперь оставалось нажать на курок, или как там он назывался.

Я положил на него палец.

«Просто потяни вверх. Потяни вверх»…

Шли секунды. Тридцать. Сорок. Я не мог этого сделать. Бензин вырвется из «пистолета», и для меня все будет кончено. Именно так Мэгги устроила пожар. Бензин и дизельное топливо. Бензин и дизельное топливо. Одна искорка – и всё.

– Какие-то затруднения?

Я оглянулся на дверь мини-маркета, откуда высунулся блондин.

– Нужна помощь?

– Нет, все в порядке, – сказал я и, зажмурившись, потянул. Сейчас я погибну.


Я был окончательно вымотан и трясся, как в ознобе, когда вернулся в трейлер. Идти заниматься сёрфингом не хотелось. Хотелось лечь, что я и сделал. Забрался в постель. Подтянул одеяло до подбородка.

«Парень выглядит так, словно попал в пропеллер».

Поганый сукин сын.

Я сбросил одеяло и пошел в комнату матери. Порылся в шкафу, где она держала коробку с фотографиями. По большей части моими. Она всегда раздражала меня, делая снимки дешевой, подаренной кем-то камерой.

– Мой красавчик сын, – повторяла она. – Давай, симпатяга, улыбнись мамочке.

Я скалился или отворачивался. Почему я так поступал? Почему обращался с ней, как последнее дерьмо?

Я стал перебирать снимки, иногда вытаскивая свои. Старые школьные фотографии, когда я был малышом. Куча снимков с Энди и Мэгги на берегу перед Си-Тендер. Мы с Мэгги точно выглядели как брат и сестра. Энди походил на нас меньше. У нас с Мэгги были одинаковые огромные карие глаза и темные вьющиеся волосы. Кроме того, за школьные годы скопилось немало фотографий. Я хорошо помнил, как снимался в восьмом классе. Тогда мы поехали к настоящему фотографу. И я смотрел на фото почти час, думая, что могу считаться крутым чуваком. Был здесь и мой снимок с Линдси Шелкросс. Мы стояли вместе перед каким-то танцевальным вечером в первый год средней школы. А вот и я, позирую рядом с доской для сёрфинга, в мокром гидрокостюме. Глаза прищурены, лицо кислое: гримаса, которую я всегда приберегал для матери.

Я взял ножницы с письменного стола матери и стал резать снимки на мелкие кусочки. Пока рука не устала. Я хотел бы сжечь их, но не зажигал спички с ночи пожара. Вместо этого я выбросил конфетти из обрезков в унитаз и смыл. Почти половина кусочков исчезла. Я смыл еще раз. Еще раз. Но кусочки крутились в унитазе, и я понял, что сделал глупость.

У нас были вантуз и специальная металлическая «змейка» для прочистки раковин и унитаза, поскольку мать не хотела тратиться на сантехника. Поэтому остаток дня я провел у чертова унитаза. К концу дня унитаз снова работал. Я принял душ, подумав, что, может, стоит поехать в Снидз-Ферри, попросить приятеля купить мне пива. Но если он не работал, я только зря потрачу бензин. Однако и пережить этот вечер без пива я тоже не мог. После всех моих усилий по прочистке унитаза плечо и левая рука разрывались от боли. Я подумал, что перкосет подействует лучше, если выпить его на пустой желудок. Тогда лекарство сразу пойдет в кровь. Я сунул в рот две таблетки и оказался прав. Заснул на диване и не просыпался до утра.


Я надел гидрокостюм, как только встал. Пойду займусь сёрфингом. Что бы там ни было. Плевать, даже если начнется гроза. Я иду туда, где не придется ни с кем общаться. Не придется слышать, как люди говорят о моем лице. Рука почти не болела. Эти таблетки действуют прекрасно.

Я открыл входную дверь и едва не споткнулся о кувшин с цветами. Черт! Какая-то старая леди посылает мне цветы, словно мать уже мертва. Я принес их в кухню.

Цветы были в помятом старом алюминиевом кофейнике и вовсе не казались дорогими. Похоже, что кто-то нарвал их в поле и сунул в первую попавшуюся посудину, которая могла сойти за кувшин.

Я увидел сложенный листок бумаги, засунутый среди стеблей, и вытащил его.


«Я много думала о тебе. Прости, если слишком давила на тебя в магазине. Я действительно хотела бы приготовить тебе ужин. И что-нибудь шоколадное на десерт. Сегодня вечером?

Джен».


Она снова записала номер телефона, на случай если я потерял тот клочок бумаги, который она оставила мне в магазине. Я не потерял его. Он по-прежнему лежал в кармане джинсов, хотя я не собирался звонить и был уверен, что она тоже не позвонит.

Я прислонился к стойке, вспоминая ее классное тело и красивые синие глаза. Она сказала, что ее ранили. Неужели это так? Неужели она понимала?

Я глянул на номер. Взял мобильник.

Может, по крайней мере, удастся переспать с ней?

21. Мэгги

Вечером в пятницу ма, Энди, дядя Маркус и я обедали за садовым столиком на крыльце. Свиные отбивные и сладкий картофель мы поджарили на гриле, а листовую капусту ма купила у старушки на трассе 17. Ма была единственной, умевшей готовить ее так, как я любила. Боже. Как приятно сидеть в нашем прекрасном дворе, перед прекрасным заливом! Новостные фургоны исчезли. Наконец. Последний убрался сегодня днем. Может, это потому, что был уик-энд и они не заморачивались подобными новостями, но какова бы ни была причина, я могла выйти из дома, не прячась в тени.

Сидя за садовым столиком, я была по-настоящему счастлива, впервые за целую вечность. Господи, как я скучала по своей семье!

Я жевала свиную отбивную, улыбаясь про себя, пока Энди трещал о Кимми, Кимми, Кимми…

– У кого-то в голове нет ничего, кроме Кимми, – сказала ма после того, как он непрерывно распространялся о Кимми добрых десять минут.