Эльмира Нетесова - Любимые не умирают

  Вот уже все белье переглажено. Внушительная стопка получилась. Теперь разложить все по местам и можно прилечь отдохнуть,— думает баба.

  —   Катя! У вас еще много дел? — слышит баба совсем рядом.

  —   На сегодня все! Хочу отдохнуть.

  —   А у меня предложение!

  —   Какое? — сжалась от страха.

  —   Пойдем на балкон дышать свежим воздухом!

  —   Александр Степанович! Я лишь на пять минут дверь балкона открыла, чтобы зал проветрить, а мне все заново убирать пришлось, пылюки ворох налетело. Да разве в городе есть свежий воздух? Вот то ли дело в деревне! Ни тебе машин, ни автобусов! Самое страшное — стадо коров пройдет. А вечерами девки поют на лавках...

  —   А зачем на лавках? Иль дома места нет?

  —   В избе так не страдается!

  —   Чего? — не понял человек.

   —  Ну, душе так не поется. А наруже соловьи подпевают, звезды подмаргивают как ребята, луна и та хохочет над припевками и частушками. Бывало, вечером соберемся, а расходимся лишь под утро.

  —   Сами? Иль с ребятами?

  —   Одни девки с гармонистом Яшкой. Он, когда трезвый, всегда приходит подыграть нам. Но нахальный змей. Играет на гармошке, а сам цап за задницу ту, что рядом. Будто случайно прихватил. Сколько оплеух получал, а ничего не проучило. Такой козел и остался. Но девки за ним гурьбой бегут. Что делать? Нынче Яшка на всю деревню единственный жених. Девки за него плачут, дерутся. А привези в город, облезлая сучка его не обоссыт. Тут таких Яшек подолом черпать можно, да желающих нет.

   —  Скоро и обо мне вот так скажут! — рассмеялся Александр Степанович.

  —   Ну, уж прямо и придумали! Вы же серьезный человек. А Яшка — петух! Он в мужики и козе не годится. Лысину тазиком не прикрыть, морда корявая, сам, что из пенька топором вырублен. Захочет пятку почесать, даже сгибаться не надо, руки длинные, что у обезьяны. Если ночью на погосте появится, пьяные черти протрезвеют от страха. Он даже частушки только матерные поет. А вы совсем культурный, даже галстук носите и чистите зубы,— покраснела баба из-за собственной наблюдательности, а человек хохотал над услышанным до колик в животе.

   Катя весь месяц старательно убирала в квартире и постепенно привыкла к хозяевам. А в конце месяца попросила отпустить ее на один день в деревню, чтобы навестить сына и родителей. Александр Степанович достал деньги:

   —  Вот это вам, Катя, за работу!

   —  Как много! Мне только на дорогу надо.

  —   Купите своим что нужно. Послезавтра мы ждем. Честно говоря, мы очень привыкли, и вас будет не хватать. Хотя работали без выходных и могли бы отдыхать неделю. Но для нас это слишком долго. Мы будем ждать пораньше.

   —  Хорошо, я постараюсь вернуться побыстрее,— пообещала баба и вечером уехала к своим.

    — Где ж тебя так долго носило? Запропастилась совсем. Мы уж и не знали где искать тебя?

   Катька достала из сумки гостинцы, обновки, взяла на руки Димку. Тот заметно подрос, прижался к матери, сидел на коленях, блаженствуя, уплетал за обе щеки городской пряник, слушал, о чем говорят взрослые. Ему было хорошо.

  —   Колька три раза приезжал. Все о тебе спрашивал. Увидеть хочет. Говорил, что соскучился по обоим. Димку пытался к себе забрать. А я не дала. Погнала в шею. Сказала, что дитя не кукла! То на годы забывает о вас, то вдруг, как приспичило. Короче, я ему не поверила. Он спрашивал, где тебя сыскать? Ну, что могла ему ответить. От тебя пришла записка, будто все в порядке, а где ты, что с тобой, ни слова. Сколько пережили, уже молчу! Кажется, вечность прошла пока ты объявилась,— заметила Катя густую седину в волосах, горькие, частые морщины на лице матери. Она суетилась вокруг дочери, и та почувствовала, как здесь по ней скучали.

  —   А Кольке зачем я понадобилась?

  —   Говорил про тоску.

   —  Ну, пусть не брешет. В это никогда не поверю. Опять что-то в задницу клюнуло! Не иначе! Чего про меня базарить, если другую бабу завел и расписался с ней!

  —   А мне доложился будто развелся. Не выдержала она сравненья с тобой. Облил бабу грязью с головы до ног. Уж она и грязнуля, и лентяйка. Короче, ни к чему не приспособленная. Целыми днями только красится, курит и носится по подругам. Короче, не жена, не хозяйка. Да еще ворох подруг каждый день в квартире крутится. Все такие же, как она. Вот так и не выдержал. Посидел голодным и необстиранным, в грязи и в пылюке все время. Высказал ей свое, она его послала, дескать, не надо путать жену с домработницей. Колька конечно не стерпел. Напился и вернулся на рогах, устроил скандал и выпер бабу из дома под задницу. Теперь один живет.

  —   Ну, а Евдокия Петровна куда делась?

  —   Сказал, что она в деревне живет и в город возвращаться не хочет.

   —  Надоел ей Колька, не хочет заботиться о нем. Он долго один не будет. Опять какую-нибудь бабу притащит. Петровне всех не передышать. Вот и отдыхает от него на даче,— предположила Катька.

   —  Мне кажется, там что-то посерьезнее. Найти новую для него не трудно. Он кобель. А раз тебя с Димкой вернуть вздумал, тут что-то неспроста. Ведь даже про твое здоровье не спросил. Видать, где-то припекло,— усмехалась Ольга Никитична и предложила дочке:

  —   Ты не кидайся ему на шею. Сначала узнай, зачем вы с Димкой ему нужны стали?

   —  Да я вообще не вернусь к нему! — пообещала Катька, рассказала матери, где она живет, работает, что уже совсем скоро сможет снова вернуться на комбинат.

   Катя увидела, что мать с интересом слушает ее, о Василии не рыдает. Рассказала, что старший его сын собирается насовсем остаться в деревне и после службы в армии вернется на свинарник, будет помогать Силантию.

   —  Мам, ты не очень полагайся на него! Пока кроме деревни нигде не был. А вырвется, иначе решит,— услышала телефонный звонок баба и удивилась:

  —   Вам телефон поставили?

  —   Не только нам. Всем подвели! — подняла трубку:

   —  Ну, здравствуй! Опять трезвонишь? Да я узнала! Вот только что приехала. Чего? Позвать ее? А зачем ты ей сдался? Катька не станет с тобой говорить. Не о чем! И не возникай! Не дергай дочку! — бросила трубку, но звонок тут же повторился.

  Катька, опередив мать, сама подошла к телефону:

   —  Чего надо, козел? — спросила зло.

  —   Привет, Оглобля! Где так долго носилась?

  —   Тебя не спросила!

  —   Хватит бухтеть, Катька! У нас общий сын. Иль ты забыла? Все ж я ему родной отец!

  —   С чего вдруг вспомнил? Иль снова беда накрыла, что нас как ширму зовешь?

  —   Увидеться надо!

  —   Зачем? Я не хочу! — ответила глухо.

  —   Разговор есть важный.

  —   Мне с тобой трепаться не о чем! Мы разведены. Ты сам это устроил. К чему нынче осколки собирать? Ты нам не нужен!

  —   А ты сына спроси! Он у меня на коленях весь вечер сидел. Папкой называл. Потянулся сразу. Не отпускал, не хотел, чтоб я уезжал. Значит, ему я нужен. И он меня не променяет на хахаля.

  —   Я не ты, не размениваюсь, не ищу приключений на задницу. Тебя по горло хватило.

  —   Кать! Мы все ошибаемся. Надо уметь прощать друг друга ради сына. Мы ему оба нужны. Соскучился я по обоим. Да и ты, если замену мне не нашла, обо всем подумай. Вырастет Димка, не поймет и не простит нас обоих.

  —   Я по тебе не скучала.

  —   Кать! Все ж ты мать, надо о сыне думать.

  —   Не будешь возникать, скоро забудет, не рви его душу!

   —  Не могу. Вы оба мои! Даю слово, никогда больше не обижу, пальцем не трону, словом не задену. Забудь прошлое, все будет иначе! Я не могу без

вас...

  Таких слов от Кольки Катька не слышала никогда. Она слушала, разинув рот от удивления, не верила сама себе.

      — Я приеду, Катя!

      — Когда? — спросила тихо.

  —   Сегодня. Сейчас выезжаю.

  —   Я жду! — повернула к матери счастливое, сверкающее лицо и сказала Димке:

  —   Папка скоро приедет! Он любит нас!

   Ольга Никитична все поняла. Дочь снова поверила в зыбкое, призрачное бабье счастье.

  Колька и впрямь приехал вскоре. Вошел в дом как свой, даже не постучав. Поднял на руки сына, тот обхватил отца за шею.

   —  Папка приехал! — торжествующе оглядел всех свысока. И спросил Кольку:

  —   А когда возьмешь нас с мамкой в город?

  —   Я за вами приехал!

   —  Правда? — обрадовался мальчуган, взвизгнув от радости. Он так давно ждал, когда отец заберет его к себе. Пацан давно забыл прошлое. Да и было ли оно, а может, приснилось? Ведь папка не может обидеть. Он совсем свой, единственный, самый лучший. Вон сколько конфет привез! Целый кулек! И все ему, Димке! Обещает велик купить. Говорит, что возле дома большой двор и Димка будет там кататься сколько захочет. Но почему мамка не радуется, сидит хмурая, чего она боится? Но вот папка подошел к ней. Позвал во двор, чтобы поговорить наедине, Димке велели побыть в доме.

  Колька слишком хорошо знал Катьку. Он вывел ее на крыльцо, подальше от тещи, какая прислушивалась к каждому слову и комментировала тут же. Ольга Никитична всегда недолюбливала зятя, не верила ни одному его слову, частенько грубила и не считала за мужика. Именно потому он вывел Катьку наружу, чтоб теща не вмешивалась в разговор и не помешала примирению:

   —  Кать, я уже озверел с тоски. Так устал от одиночества! Хочу семьей жить, нормальным человеком, чтоб вы с Димкой встречали, ждали меня с работы. Как всех ждут.

  —   А Евдокия Петровна? Она знает, что ты поехал за нами, хочешь вернуть?

   —  Конечно, знает. Но у каждого из нас своя жизнь. Я не лезу к ней в душу, она не суется в мою жизнь. Мы взрослые люди. Впрочем, она ничего не имеет против тебя и Димки. Он ее внук! А и вы с нею свыкнетесь со временем. Куда денетесь? Мы все одна семья...

  Катька слушала уговоры с замиранием сердца. И хотя в искренность не поверила, согласилась вернуться к Кольке, и на следующее утро они втроем покинули деревню.

  Баба уже на следующий день пошла к Александру Степановичу предупредить человека, что больше не сможет работать у него, и объяснила причину.

  —   Помирились с мужем? Надолго ли? Судя по вашим отзывам, человек он неуравновешенный и грубый, со всеми пороками. Не поспешили ль его простить?

  —   Сын у нас. Он отца любит.

  —   А вы? — глянул выжидательно.

  —   Да что обо мне говорить? Я эту любовь никогда не знала. А теперь чего о ней думать? Молодость прошла. Могла вообще сдохнуть, тогда с кем бы Димка остался? А так хоть отец рядом, не бросит...

  —   Да, Катюша! Вы правы! Надо думать о детях. Они основа всему. Но если у вас снова что-то не склеится, мои двери всегда открыты. Не выбрасывайте номер телефона, может, еще пригодится. Кстати, скоро вы сможете вернуться на комбинат. Вас возьмут. Ну и позванивайте, когда выберете время, мы будем ждать,— вздохнул опечаленно и добавил:

  —   Елена Ивановна огорчится. Она привыкла к вам. Жаль, что хорошего всегда бывает мало. Едва привыкнешь к человеку, уже прощаться приходится. Но знайте, Катя, здесь вас всегда помнят и ждут...

   Он не добавил больше ни слова. За него сказали глаза. Человек не смог сдержать грусть и, прощаясь, поцеловал Катьку в щеку, попросив:

   —  Не потеряйтесь, не забывайте нас...

   Катька, садясь в такси, оглянулась, увидела Александра Степановича на балконе. Он махал ей рукой так, словно просил вернуться...

   Едва вошла в квартиру, столкнулась с Евдокией Петровной. Та поздоровалась, натянуто улыбнулась и сказала:

   —  Будь женой и хозяйкой, мужчин надо любить, тогда получишь ответное. Только звери друг друга в когтях держат. Потому долго не живут вместе. Зубы и когти не для людей. Сыщите тепло в сердце...

   Катька ничего не ответила. В этой семье, пережив много бед, она не верила никому.

   Колька неожиданно быстро восстановил регистрацию брака с Катькой, прописку в квартире, определил сына в детский сад и сам каждый вечер забирал его домой, возвращаясь с работы.

   Катьку и впрямь взяли бухгалтером на комбинат. Вот там, от женщин, узнала баба обо всем, что случилось в Колькиной семье.

   Вовсе не от тоски и большой любви вернул Колька своих из деревни. Вторая жена вздумала после развода разменять квартиру Евдокии Петровны,

выпихнуть Кольку в однокомнатную, а самой получить двухкомнатную. Задача была не из простых. Ведь основной хозяйкой квартиры была Петровна, она вовсе не собиралась переходить с сыном в однокомнатную и откровенно высмеяла невестку. Пообещав той репутацию махровой бляди на весь город и несносной жизни всей ее семье. Невестка в долгу не осталась, пообещала сообразить из Кольки отбивную, а саму Евдокию Петровну живьем закопают на свалке бомжи. Так что и однокомнатную не увидят. Разве что Кольке могила станет апартаментами. И слово сдержала. Кольку по дороге с работы поймали братья невестки, рэкетиры, и вломили так, что в реанимации лежал две недели. Тот, едва пришел в себя, рассказал следователю милиции, что с ним случилось. Братьев взяли почти сразу. Впихнули в камеру, но через неделю отпустили за отсутствием доказательств. Семейство невестки насело на Кольку со всех сторон. Ему почти каждый день приходили повестки из суда с требованием явиться немедленно, иначе его явка будет обеспечена в принудительном порядке. Не давала проходу прокуратура. И вот тогда Евдокия Петровна пришла в милицию, к другу своего мужа и рассказала все, попросила о помощи.