Людмила Немова - Любимые всегда рядом

За месячное пребывание этой женщины с детьми она стала замечать, что её ребёнок стал спокойнее и немного поправился. Из помещений, где находились дети, реже слышался детский плач. Её малыш всегда был чистым, подмытым, пелёнки выстираны. Женщина благодарно смотрела на Лизу, когда та приносила ребёнка. Новорожденная девочка отказывалась от коровьего молока и не прекращая плакала. Лиза, подавая одной из кормящих матерей сына, попросила покормить еще одного брошенного матерью ребёнка. Повисла пауза, но Лиза посмотрела на женщину таким умоляющим взглядом, то та согласилась.

Скоро малышка громко причмокивала губками, и кормилица совсем оттаяла. Лиза тайком выносила ей сладкого чая с молоком, они обе были довольны друг другом. Вскоре детское отделение было не узнать. Всё, что можно было помыть, было вымыто, комнаты постоянно проветривались, дети были всегда вымыты и чисто одеты, старые вещи были подшиты и заштопаны. Старшим детям Лиза поручила присматривать за младшими. Она постоянно что-то делала и в ходе работы рассказывала детям сказки или пела детские песенки. Скоро малыши ходили за ней по пятам, распевали песенки или читали стихи.

Кроме неё здесь были ещё две женщины, но они неодобрительно поглядывали на все её действия. Они на детей почти не обращали внимания, постоянно пили чай и молоко, забирая его из детского пайка, и без того скудного. Лиза пыталась стыдить их, но те в ответ пригрозили доложить, что она кормит детским молоком взрослую женщину. Когда она стала заставлять их заняться стиркой или перепеленать грудных детей, они набрасывались на неё:

– Ты откуда взялась на нашу голову? Чего тебе от нас надо? Нравится горбатить, давай, а нас оставь в покое. Этих не мы родили, выживут – их счастье, а не выживут, туда и дорога. Другие народятся.

Мимо проходила надзиратель, она зашла в помещение и уставилась на наглых бездельниц. Женщина давно докладывала о том, чтобы поменять прежних нянек на других. Одна Званцева пашет, а те толстеют прямо на глазах.

– Вы обе, а ну, идите за мной. А ты, Званцева, жди новых помощниц. Сейчас за главную будешь. Если кого присмотрела, скажи, возьмём, тебе за них отвечать.

Женщины, отстранённые от дел, завыли, стали умолять простить их, но надзирательница только усмехнулась. Вскоре к Лизе на помощь прислали двух молодых женщин, одна из которых была матерью грудного мальчика и кормилицей Стешеньки – так Лиза назвала свою приёмную дочку.

Наступила весна первого, самого тяжелого военного года. Вести с фронта были неутешительными. О Матвее никаких известий. Клава надумала съездить в деревню, проведать родителей и навестить мать Матвея, может ей известно, что-то о сыне. Тихон уговаривал Клаву не ездить, но она настроилась решительно.

Он успокоился только когда узнал, что должны приехать Анатолий и Семён, и она может отправиться вместе с ними. Клава стала припасать продукты, собирала одежду, обувь. От тети Марии и дяди остались ещё хорошие вещи. Тихон добавил что-то от себя. Клаве хотелось привезти городских продуктов, но где их взять и на что купить? Тихон давно рассказал ей, что ключ от тайника у него и в тайнике ничего не пропало, кроме одной монеты. Клава знала, кто её взял, но про себя она всё надеялась, что её сестра ни при чём. Тихон угрюмо качал головой, считая Сашу виновной больше всего.

Поезд Анатолия ждали со дня на день. Со станций поступали сведения, что на этот раз из восемнадцати вагонов уцелели только девять. Состав снова был обстрелян, на этот раз из орудий.

Тихон, посоветовавшись с Клавой, решил поменять пару золотых монет и закупить продуктов. Надо было ещё послать посылочку Лизе в лагерь, через Стешу. Сами они тоже последнее время жили только на Клавины карточки. Старик боялся за ребёнка, которого она ждала – он должен получать всё самое необходимое.

Когда Тихон рано утром добрался с монетами до старого знакомого, тот между прочим намекнул:

– Одна девка такую же привозила, поменять хотела. Я сделал вид, что не знаю, о чём речь. А она вдруг про тебя спросила, мол, тебе-то я меняю. Я сказал, что никогда такого не было, и тебя я давно уже не встречал. Так что, Тихон, будь осторожен. Я тебя предупредил.

По описанию девушки старик понял, что это была Сашка.

Тихон поехал на рынок, предварительно распределив денежки во внутренние карманы. Те, которые будут потрачены положил поближе.

Дома Тихон рассказал Клаве о том, что узнал. В виновности сестры она больше не сомневалась.

Как-то, когда Александра вместе с теткой Еней торговали в магазине, к ним зашла знакомая. Она продавала на рынке всякие старые вещи: шерстяные шапки, варежки, носки. Сезон прошел, сегодня она ничего не продала, но надеялась раздобыть хоть немного еды у этой Ени, которую она считала жадной и зажравшейся. В надежде поживиться, знакомая сообщила новость – старый Тихон снова покупал на рынке продукты и рассчитался миллионами рублей. Пока она следила за ним, у неё, мол, украли носки и варежки с прилавка. Саша и тётка Еня переглянулись и бросили доносчице булку хлеба и пакет крупы, которые обязаны были выдавать только по талонам. Та радостно убежала.

– Я тебе говорила, что у него золота много, на него и живет.

– Ну, много и что? Так он нам его и отдал, что мы можем сделать?

– Надо как следует подумать, совета спросить у умных людей и в долю их взять.

– И кто же этот умный?

– Да свёкор твой бывший. А с золотишком он тебя снова как родную примет. С золотом, девка, не пропадёшь!

Клава прождала братьев ещё две недели, а потом сходила в депо, где ей сказали, что Анатолий получил осколочное ранение. Семён же погнал свой состав в другое депо, ближнее. Клаве ничего не оставалось, как ехать одной. Тихон разволновался, ночью ему стало плохо, и ей снова пришлось остаться. Степанида почти не появлялась, дел было много, заключённых прибывало, их везли со всей страны. Фашисты наступали. Были и такие, кто их ждал, а бандиты и мародеры совсем осмелели. Приезжавший иногда Юра передавал сведения о заключенной Лизе. Пожилая врач умерла, и к ним прислали другого доктора. С её приходом многое поменялось. В детском отделении сейчас постоянно стоял охранник. Продукты для детей выделялись в меньшем количестве, и, если бы не Лиза, о детях почти не вспоминали.

Юрий признался Клаве, что хочет помочь Лизе бежать. Однако нужно было еще всё продумать.

Неожиданное страшное событие помогло ему осуществить задуманное быстрее. Охранник постоянно курил. Табачный дым заполнял помещение, дети кашляли и задыхались. Лиза попросила мужчину не курить в комнатах. Тот поворчал, а курить стал еще сильнее. Она заметила, что охранник пьян.

Стояла ночь. С Лизой находилась сейчас только одна женщина. Они укрыли детей теплее, грудных закутали в одеяльца и приоткрыли форточку. Но от этого стало ещё хуже – весь табачный дым потянулся к ним в помещение. Дети проснулись и заплакали. Лиза подошла к открытой двери и, заметив, что охранник задремал, решила на свой страх и риск закрыть дверь между комнатами (этого делать не разрешалось). Закрытая дверь прекратила поступление ядовитого выделения, свежий воздух быстро заполнял помещение. Лиза подождала немного и закрыла форточку. Вскоре все уснули. Она проснулась от того, что снова нечем было дышать. Под дверью, в комнату заползал другой дым, но уже не табачный. Лиза сразу сообразила, что это пожар. Охранник уснул, забыв погасить папиросу, от неё детское отделение загорелось.

Лиза, задыхаясь, еле растолкала свою помощницу. Они открыли окно, но там была решетка. Дети кашляли, плакали, тянули к ним ручки. Лиза с женщиной схватили металлическую вешалку в виде стойки и, размахнувшись, ударили по решетке. Только с третьего удара решетка упала в снег.

Лиза передавала женщине детей в окно. Дверь была вся в огне. Вдруг раздался взрыв – наверное, огонь добрался до патронов в оружии угоревшего охранника. Деревянное строение страшно загудело. Лиза успевала бросать в окно всё, что попалось под руку из тёплого, особенно старалась схватить одеяла. У неё обожгло сначала руки, затем огонь стал подступать и к ногам.

Пламя разгоралось всё сильнее. Женщина крикнула, чтобы Лиза спасалась сама, и с детьми убежала подальше от огня и жара. Последней Лиза схватила Стешу и выпрыгнула в окно. Вдруг рядом кто-то взял у неё ребёнка и, схватив за руку, потащил в сторону. Она узнала водителя грузовика, который привозил детям продукты. По дороге Юра поднял одно одеяло и крикнул Лизе:

– Давай быстро в машину, пока никто не видит, сейчас набегут. Скорее залезай!

Лиза, сама не своя, беспрекословно послушалась. Парень быстро сунул ей в руки ребенка, велел лечь на сидение и набросил сверху одеяло. Машина подъехала к проходной, здесь столпилась охрана, человек семь. Юрий, приоткрыв окно кабины, закричал:

– Что рты раскрыли, помогите тушить! Дети там, спасать надо.

Парни быстро бросились бежать. А Юра велел дежурному вахтёру открыть ворота. И крикнул первое, что пришло на ум:

– За огнетушителями еду, тут недалеко, за станцией.

Он вывез Лизу из неволи на свободу. Окрылённый удачей, Юрий хотел отвести их в свой дом, как это было задумано раньше по плану, но его могли хватиться, и если Лизу потеряют, могут заподозрить его. Надо ехать в город, спрятать ее пока у Клавы. Юра остановился, помог озябшей Лизе завернуться в одеяло. Она молча прижимала тельце ребёнка к себе, и машина везла её в неизвестность.

Тихона и Клаву разбудил негромкий стук в дверь. Пес вилял хвостом – значит, за дверью кто-то свой. Он открыл, в комнату зашёл Юрий, а за ним женщина со свертком в руках. Клава громко ахнула:

– Лизочка, милая, это правда ты? Но как вам удалось? За вами погоня?

Парень стал рассказывать, но вдруг свёрточек в руках Лизы зашевелился и закричал. Женщины засуетились, распеленали ребёнка. Клава подогрела молоко, налила в бутылочку с соской, купленную для своего будущего ребёнка. Малышка наелась и снова уснула. Клава оглянулась на сестру: та заснула прямо в кресле и улыбалась во сне. Тихон перенес уставшую Лизу в кровать, ласково глядя на ту, кто спас из огня столько детишек.

Юрий торопился уехать обратно. Нужно было узнать, как обстоят дела после их отъезда. В зоне было все спокойно. Детей отвели в барак к взрослым, там начали сооружать перегородку, чтобы отделить детей. Малыши, зарёванные и усталые, уже спали, а дети постарше все ещё плакали и говорили, что тётя Лиза сгорела, и очень горевали о ней. Когда Юрий прибыл в колонию, от длинного здания, в котором размещалось три помещения – пекарня, госпиталь и детское отделение, осталась только часть пекарни. Степанида, завидев машину брата, бросилась к нему:

– Юрочка, Лиза сгорела, вместе с девочкой. Она детей спасала, всех спасла, а сама не успела выбраться. Что я Клаве скажу? Горе какое!

Юра как мог успокаивал сестру. Рядом стояли охранники и не понимали, как можно жалеть какую-то заключённую, когда в огне погиб их товарищ. Когда Юра спросил, почему никто не бросился на помощь, ему ответили, что охранники на вышках слишком поздно заметили неладное, более высокое здание комендатуры мешало обзору. Даже дым не предупредил об опасности, его было мало. Только хлопок взрыва и яркое пламя заставило объявить тревогу, но было уже поздно – внутри всё выгорело, кровля обвалилась.

Парень с облегчением вздохнул. Побег удался, никто ничего не заметил! Тамара Пряхина услышала от других заключённых, что сгорело детское отделение барака. Все дети уцелели, но говорят, что сгорел охранник, туда ему и дорога, и женщина, смотревшая за детьми, Лиза. Ещё сгорел четырехмесячный младенец, приёмная дочка этой Лизы. Пряхина злорадно думала: «Ну, что же тебя твой бог не спас? Каждый раз ему молилась. Дура богомольная, не хотела спокойно жить как все, детей ей жалко, вот и получила!»

Забот у Клавы прибавилось, но она летала как на крыльях. Девушка без конца обнимала и целовала и Лиду, и малютку Стешу. Выходить сестре на улицу опасно, соседи могут увидеть. Нужно было жить как можно тише, незаметней.

…Девочке было уже четыре месяца, она только что поела кашку, попила молока и лежала, довольно размахивая ножками и ручками. Тихон не сводил с неё глаз. Беленькие пушистые волосёнки слегка завивались, а глазки на удивление были карими. Девчушка тоже внимательно глядел на старика, и вдруг, подпрыгнув всем телом, словно рыбка, засмеялась и протянула деду ручки. Тихон положил её на грудь и с тех пор больше не отпускал, отдавал матери или Клаве только на время кормления или сна. Он словно помолодел, от слабости и недомогания не осталось и следа. Женщины удивлялись, как правильно Тихон держит ребёнка, бережно подбрасывает вверх, придерживает головку. Оба, и старый и малый, счастливо смеялись.