Вся семья была в сборе. Сестра Сергея встретила её очень приветливо, мать терпимо, отец с полным безразличием. Когда сели за стол, обедать её тоже пригласили присоединиться. Светлана стала рассказывать всё, что узнала. Клавка, мол, оказывается, постоянно искала богатых мужчин, неважно, молодые они или старые. Многие годы жила на содержании одного богатого старика, а когда его убили, чтобы ограбить, стала завлекать их Сергея. Увидев, что у того денег нет, снова нашла молодого и богатого, который тратит на неё кучу денег. Она сама сейчас вот видела, как этот новый хахаль купил её ребёнку дорогую немецкую игрушку. Светлана назвала первоначальную цену, услышанную от продавца. Все слушатели были поражены суммой. Мать со стоном опустилась на стул, прижала руки к груди и громко запричитала:

– Бедный мой сынок, кого это он себе выбрал! Ничего слышать не желает, всё эта Клавдия у него на уме. Из дома уехал, всё время у неё на работе проводит. И что она там с ним делает? Не знаю. Только он последнее время ходит и, как глупенький, улыбается.

Родные решили сами рассказать Сергею обо всём услышанном. Сестра быстро оделась, и они вдвоём с гостьей вышли из дома. Светлана Родионовна давно готовила почву, втиралась в доверие родных Сергея. С его сестрой они быстро сблизились и даже стали приятельницами. Когда Светлана подарила ей флакончик духов, газовый шарфик и отрез на летнюю кофточку, девушка и вовсе прониклась к ней всем сердцем. С матерью было труднее – женщина была недоверчивой, неразговорчивой. Светлана подкупила её тем, что постоянно приносила к чаю что-то сладкое или мясную колбасу, которую с трудом доставала по своим связям. На отца она (ровно как и вся его семья) не обращала внимания, не думая, что его мнение что-то значит.

Когда женщины подошли к гостинице, в окне одной из комнат второго этажа горел свет – значит брат был дома. Светлана велела Варе идти к нему одной, чтобы Сергей истолковал всё верно, не подумал, что наговаривают на Клавку. Он знал, что нравится Светлане.

Варя пошла одна, через час вышла и весело подбежала к подруге, ждавшей её на лавочке:

– Светлана, всё получилось! Видела бы ты его лицо, темнее тучи стал. Зубами скрипит, кулаки сжимает… Хотел прямо сейчас к ней бежать, да я отговорила. Сказала, что он руководитель, на него народ смотрит, равняются по нему, а он, как мальчишка разбираться побежит, гулящую женщину ревновать. Он одумался, сидит сейчас один. Пусть подумает, полезно это ему.

Женщины обнялись и распрощались, и каждая со своей надеждой поспешила домой.

Глава 66

Галина и Вера направлялись на окраину городка. Они быстро разыскали дом Галиной тетки. Она видела её давно, когда та уезжала из деревни. Мать Гали отдала всё что могла единственной сестре. Отъезд был вынужденным. Алевтина напропалую гуляла с женатыми мужиками, сама завлекала их в укромные места. Один женатик готов был бросить жену и троих детей, чтобы уйти к ней. Бабы даже собирались побить гулящую девку. Галя была еще маленькая, и её никто не заметил, когда она подслушивала, как они договаривались сделать это. Она тогда прибежала домой и рассказала всё матери.

Тетка была младше матери на двенадцать лет. После смерти родителей ей пришлось самой растить сестру, которой тогда было всего три года. Сейчас Галина тоже осталась одна, мать перед смертью советовала уехать из деревни к тёте – родная кровь, поможет, и на ногах крепко сейчас стоит.

Дом женщинам понравился – большой, справный, и рядом ещё жилая пристройка, из трубы идёт дым. На стук им никто не открыл, и женщины решили заглянуть в пристройку. Дверь открыл пожилой мужик, спросил, что им нужно. Галина сказала, что приехала к тёте Алевтине, но её нет дома. Мужчина пригласил их зайти подождать ее до прихода с работы. Галина и Вера остались ждать.

…Саше было скучно и тошно сидеть одной дома по вечерам. Она вошла в ритм жизни, да и работа уже не казалась слишком тяжёлой. Саша даже стала высыпаться по утрам, так как не нужно было рано вставать – завод рядом. Вечерами она не включая свет смотрела в окно. Мимо спешил поток женщин с авоськами и сумками, наверное, домой к своим семьям. Много было молодых девушек, которые группами тоже торопливо шли мимо, может, в кино или театр. Иногда до неё доносился их смех. Ей тоже хотелось куда-то сходить, но не брать же с собой старуху Бородину… Та конечно обрадуется, готова хоть куда – хоть в театр, хоть на новый фильм. Они уже ходили в кино не один раз, но Сашу раздражало её присутствие. Она всех осуждала, поведение молодых девчонок и парней казалось её безнравственным. Александра думала про неё, что лучше бы она так пристально смотрела за своей дочкой – та готова была вешаться на шею своему сожителю.

Она вспомнила, как в своё время Лидка не спускала глаз с Матвея, ловила каждое его слово. Клавдия краснела от его внимания и даже уклонялась от него, когда он просто хотел взять её за руку, а Лидия, наоборот, сама хватала Матвея за руки, даже пыталась поцеловать, пусть пока в щеку, не важно. Она готова была на всё, чтобы отдалить его от Клавы. Сколько ненависти было в её взгляде на соперницу! И как она радовалась, что ту отправили в колонию. Сейчас Лида сама узнает, как в заключении…. Ей поделом, она виновата и пусть помучается, а Клава без вины пострадала.

Саша старалась не думать об этом, не жалеть о том, что сделала, но память упрямо возвращала её в прошлое. Нет, она не могла больше быть одна. Ей вдруг пришло в голову, что в этом городе живёт её родная тетя. Она так и не доехала до неё, хотя собиралась именно к ней. Да и отец так и не увиделся с сестрой, пусть и не по своей вине. Саша уже год, как приехала, и не сделала попытки встретиться.

В выходной день с утра она разыскала в блокноте адрес тёти. Уже скоро её обнимала совсем незнакомая щупленькая старушка. Она искренне обрадовалась, приговаривала что-то так приветливо, усаживала Сашу за стол, называла «дорогой девочкой», и Санька сразу ощутила себя среди родных, которые рады встрече с ней. Тетя Матрёна радовалась, что Саша хорошо устроилась, работает на заводе, имеет хорошую специальность. Она всё расспрашивала про брата Ивана и всех, о ком постоянно думала, за кого всегда молилась.

У Матрёны Ивановны было двое детей. Старшая дочка Валентина училась на курсах бухгалтеров, а младший Анатолий ходил в школу, в пятый класс. Новоявленные родственники быстро сдружились. В воскресные дни Саша она вновь спешила к ним, шла с сестрой и братом в кино, вечером – с Валентиной в парк, где под духовой оркестр танцевала молодёжь. Валюша была небольшого роста и младше Саши лет на шесть, но была удивительно смышленой и бойкой – настоящая городская девчонка. У неё была куча друзей, и она всех их перезнакомила с сестрой. Для Саши они все были малолетками, она не принимала их всерьёз, но всё равно ей было очень весело с ними. В понедельник на работу она выходила отдохнувшей и в хорошем настроении. За станком она потом вспоминала их шутки и проделки и невольно улыбалась.

Глава 67

Саша старалась уходить на обед позже, чтобы не встречаться с Бородиной, больше почему-то не хотелось видеть её постную мину. Поначалу это ей удавалось, но вскоре старая подруга сама зашла к ним в цех и попросила мастера направить Званцеву к ней в кабинет. Пожилой мастер подошел к девушке за час до окончания смены:

– Ты это, Александра, зайди в профком. Там по тебе наша парторг соскучилась. Я думал, у вас вся любовь кончилась, видно ошибся.

Когда Саша вошла в кабинет, Маргарита с загадочным видом подала ей сложенную вчетверо бумагу. Девушка развернула листок. Ей писала Лидия. Она коротко сообщала, что в лагере устроилась неплохо, работает писарем, списывает одежду, бельё и продукты, затраченные на заключённых. Ещё она сообщала, что приходится писать списки умерших, и каждый день умирает куча народа. Недавно она переписывала старые данные и встретила знакомую фамилию, Званцева Елизавета Игнатьевна. В бумагах значилось, что четыре месяца назад она сгорела вместе со своим ребёнком, когда спасала детей, родившихся от заключённых. Всех спасла, а сама сгорела.

Ещё, писала Лидия, здесь она встретила их знакомую Томку Пряхину, и она уже не беременна – говорит, что ребёнок при родах умер. «Я специально подняла все бумаги, нашла запись про её роды. – Продолжала сыпать новостями Лида. – Она, представляешь, родила и от ребёнка отказалась. Он тоже сгорел вместе с Лизкой. У них тут полный бардак, сгорело два ребёнка, а пишут, что один».

В письме Лида благодарила Сашу, что поддерживает мать. Она надеялась по окончании войны по амнистии выйти на свободу, о чем ей под большим секретом поведала одна надзирательница. В конце письма подруга спохватилась, что забыла написать, что её сестра Настя тоже умерла: у неё была ножевая рана, она подралась с другой заключённой. Настя заступилась за одну девчонку и за это поплатилась.

После письма Саша не помнила, как ушла из кабинета парторга и вернулась домой. Она очнулась от того, что её морозило. Вся грудь была мокрой от слёз, в руках была эта ненавистная письмо, а перед глазами стояли сёстры Елизавета, Анастасия и почему-то Клавдия… Клава всегда была решительной, озорной, готовой посмеяться над шуткой, а Лиза и Настя, наоборот, были скромными, тихими, громко не смеялись, только тихонько улыбались и внимательно выслушивали любого, кто к ним обращался. Но одно в них было общее – они не раздумывая бросились бы на помощь и никогда не оставили кого бы то ни было в беде.

Может Бородина, написавшая ей о сёстрах, думала порадовать её смертью родных? Вероятно, она была уверена, что Сашу они давно уже не интересуют. Лида знала, как подруга любила благополучную жизнь, блеск драгоценностей, ощущение превосходства над окружающими… Её мать с уверенностью сообщала, что Александра полностью в её власти, и сделает всё, что она потребует. Саша инстинктивно чувствовала опасность, находясь рядом со старшей Бородиной, но всегда знала, что может в любой момент оставить её, в крайнем случае уехать.

Сейчас ей было очень тяжело, она не могла ни о чём думать. Вспоминались детские года, искренняя радость двоюродных сестрёнок, когда они с Клавой приезжали в гости. Как они восхищались их смелости, когда те мчались вместе с Андреем верхом на лошадях! А когда на Пасху и Рождество в их деревне рядом с церковью устанавливали качели, они качались выше всех, до самого неба! Зимой с крутой горы скатывались на санях, зарываясь в сугробы с головой… Они никогда не отставали от брата, Андрей хвалил их, особенно Клаву. Саша всегда немного обижалась, что Клава всегда оказывалась чуть впереди. Сама Саша очень дорожила мнением других о себе, а Клаве, казалось, это было безразлично.

Настя и Лиза были старше. Они помогали родителям в церковных службах, пели в хоре, мыли полы и чистили подсвечники, осторожно обтирали иконы от пыли – работы было много. Обе они хорошо умели шить и вышивать. У её матери хранились связанные ими платки и шали, вышитые скатерти, салфетки и другие вещи. Они дарились им это всё в праздничные дни. Иногда девушки готовили свои изделия на продажу. Дядя Игнат отвозил все поделки на ярмарку, и те моментально раскупались. Саша спрашивала себя, кому могли помешать эти две девушки, которые кроме добра не делали ничего такого, за что можно было бы лишиться жизни…

Она вспоминала еще те красивые косынки, в которых щеголяла Бородина. Не могла она быть в стороне, когда уничтожали семью дяди! Может, разжилась не только этими косыночками, но и чем-то еще? Всем было известно – семья дяди была небедной.

Александра быстро оделась и помчалась к тетё Матрёне. Ей нужен был родной человек, с которым можно было бы погоревать вместе. Матрёна удивилась её позднему приезду, но прочитав письмо, прижала племянницу к себе. Саша уткнулась головой в её плечо. Они обе залились слезами. Валентина и Толик стояли рядом, обхватив мать руками. Саша видела, что они тоже горевали, их лица были мокрыми от слёз. Наконец все немного успокоились и стали собирать на стол. За столом тетя, глядя в глаза Саши, сказала:

– Знаешь, Александра, я должна тебе сказать, что умерла только Настенька. Лиза жива, она не сгорела. И дочка её тоже уцелела на пожаре.

Саша выронила ложку из рук. Она смотрела на Матрёну Ивановну и ничего не понимала.

– Откуда ты, тётя, знаешь? Неужели это правда, или ты хочешь меня просто успокоить? Как ты можешь знать об этом? И откуда у Лизы дочка?

Тетка снова обняла её, сказала, что знает, а как – пусть Саша пока не спрашивает. Лизе ещё грозит опасность, и она большего сказать не может, даже ей. А дочку она родила там, в колонии.

Саша была поражена. Верила и не верила. Ночевать осталась у тёти, утром рано поехала на работу. На проходной её ждала Бородина. Она велела Саше идти за ней, якобы по важному делу, но Александра извинилась и сказала, что ей очень некогда, много работы, план нужно выполнять, скоро конец месяца, может позднее зайдёт. Лицо парторга сморщилось, как будто она положила в рот кусочек лимона. Рядом стоящие девушки прыснули от смеха и быстро убежали. Саша поспешила следом.