Как они хотели, чтобы война, внезапно начавшись, так же внезапно кончилась! Радиоприёмник работал круглые сутки, Клава выключала его только перед уходом домой. Сейчас она просто убавила звук, и он постоянно напоминал о себе. И судя по его сообщениям, о близкой мирной жизни нечего было и мечтать.

Когда настал час разлуки, Клава старалась сдерживать слёзы – не хотела, чтобы любимый огорчался. Пусть едет с лёгким сердцем, вот когда вернётся, тогда она и расскажет, какое испытала горе, прощаясь с ним.

Глава 7

Клаве не дали взять даже все самое необходимое. В дом зайти запретили, сразу повели через весь город в отделение. Клава была рада тому, что среди милиционеров нет братьев Мыльниковых. Наверное, их не в городе. Проходя мимо забора соседского дома, она встретилась глазами с Афоней. За ним в напряженной позе стоял его брат, а рядом, показалось Клаве, стояла её двоюродная сестра Александра Званцева!

– Нет, этого не может быть. Мне везде Санька мерещится, уж к Мыльниковым во двор она никогда не зайдёт!

Девушка припомнила один случай. Когда-то давно, в очень голодные годы, они с Сашей гостили у тети Марии. Женщина работала на хлебном комбинате и за работу получала немного хлеба. Девчонок родители отправили к ней, чтобы те могли хоть немного поесть – дома еды почти не было, многие ходили по деревням побираться. Однажды сёстры вышли на улицу поиграть с подружками. Клава вскоре забежала в дом за косынкой, на улице стояла жара. Не успела Клава найти платочек, как в дом вбежала Санька. Она была белее снега. Придя в себя, рассказала, что у соседей во дворе увидела мёртвую девушку, совсем раздетую.

– Она вниз головой висела! А рядом, вот с таким ножом, какой-то дядька! Он на меня так посмотрел, потом стал ругаться матом, и как кинется ко мне!

Мария обняла испуганную девочку, как могла, успокоила. Затем тетя посоветовала девочкам:

– Никому про то, что видела, не говори. Про это многие знают, но молчат, боятся. Во дворе у них нечисто, там преступники живут. Старайтесь держаться подальше от них.

После этого случая они долго соседний дом обегали стороной, боясь приблизиться.

Уже в деревне Санька нет-нет, а вспомнит:

– Глаша, помнишь, в городе я злодея видела?

Клава вернулась к действительности от того, что почувствовала, как кто-то присел рядом. Это была совсем молодая девушка, почти девочка. Клава подумала, что она не старше её младшей сестрёнки Зины. Как она попала сюда, какое преступление совершила? Девочка доверчиво посмотрела Клаве в глаза, сказала, что зовут её Катей, и спросила у Клавы её имя. После знакомства Катя тихо сказала:

– Я сразу увидела, что ты хорошая. Здесь таких, как ты, мало. Ты, Клава, свои вещи не оставляй, всегда с собой носи, они тут все воровки. У меня уже всё стащили – носки шерстяные, чулки… Я сейчас на работу ноги тряпками обматываю, но они плохо на ногах держатся, приходиться перематывать. Бригадир ругается, работа стоит, всегда наказывает.

Катя рассказала, что родом из деревни Липовка на берегу Волги. Год назад она при обмолоте положила в карман сарафана три горсти пшеничных зёрен, чтобы сварить больной матери похлёбку. Кто-то заметил это и донёс. Катю сослали на восемь лет в колонию. Клава ужаснулась. У кого не дрогнула рука подписать такой страшный приговор голодному ребенку? Что кругом творится? Катюше уже в тюрьме исполнилось четырнадцать.

Клава обняла Катю. Она представила свою Зинку на месте этой девочки, сразу призналась себе, что здесь сестрёнка не продержалась бы и месяца, а Катерина здесь уже третий год. Она грустно рассмеялась, вспомнив про себя, какая Зинка трусиха. Отец попробовал посадить её на коня, чтобы она управляла им во время пахоты. Когда конь тронулся, Зина во весь голос заорала:

– Ой, боюсь-боюсь, лошадь шевелится!

Отец, вздохнув, тогда снял дочку с коня. Кроме Клавы, его безотказной помощницы, ему пока помощи ждать было не от кого. Старший сын Анатолий учится в городе на машиниста. Зина была сейчас самой старшей из детей в доме, но надеяться на неё не приходилось. Одно утешало родителей – девочка научилась хорошо шить и вязать. Дяди Мишина дочь Верка не отставала от неё. Вдвоем они обшивали всех желающих, каждый делал в процессе работы своё дело – одна кроила-шила, другая делала обметку, пришивала пуговицы, петли.

От Катюши Клава узнала, что их отправляют работать на лесоповал. Бригады по пятьдесят человек увозили в лес на заготовку дров, брёвен, берёзовой и липовой коры – всё шло в дело. Заключённые поставляли поленья для паровозных топок, дрова для обогрева домов и работы котельных зимой, готовили дёготь. Стволы поваленных деревьев с обрубленными ветками пока складывали в кучу, чтобы после вывести из леса по зимнику. Каждую бригаду увозили на две недели. Пока те «отдыхали», работала вторая партия.

В бараке, куда поселили Клаву, числилось сто человек, но больше пятидесяти никогда не было. Нары были рассчитаны также на пятьдесят человек. Заключённые первой партии, если были в состоянии после каторжного труда, шли в баню, потом в столовую, а когда заходили в свой барак, там уже никого не было – всех увозили на замену первых, за исключением очень больных. Кормили плохо – мёрзлая картошка да гнилая капуста. Выручал хлеб, его пекли в самой зоне, и давали одну булку на трёх человек в сутки. Хлеб был почти без примесей, булки были большими. С хлебом можно было попить кипятку или просто подержать во рту, как конфету. Сегодня пятница, в воскресенье их очередь ехать на работу. Катя горестно вздохнула:

– Конечно работа тяжелая, но лучше там, чем здесь. В обеденное время можно в реке искупаться, на травке посидеть, на небо поглядеть. А здесь я не могу, боюсь. Неделю назад одну женщину чуть не зарезали, не захотела отдать деньги, она немного припрятала, а эти увидели. Они на лесоповал не ездят, охранники боятся, что могут сбежать. А ещё, Клава, тут один охранник есть, он женщин часто уводит, потом они возвращаются, заплаканные, ничего не говорят, а эти над ними издеваются, говорят, что им здорово повезло. Меня он тоже хотел увести, но я тогда заболела очень, встать не могла. А эти меня силой к нему тащили, за меня та женщина заступилась, её Настей звали. Вон та, её Альбиной зовут, это она ножом заколола. Я здесь уже третий год, очень её боюсь, она у них старшая, её все боятся. Клава понимала, о ком она говорит.

С другого конца барака раздался злой окрик:

– Эй, вы там чего шепчетесь? Ты, Катька, жалуешься, что ли? Смотри, накажу! Давно не получала?

Катя испуганно побежала на своё место. Клава снова осталась одна. Сразу же вернулись тревожные мысли. Так, хватит! Нужно вспомнить о чём-то хорошем, подумала Клава, о мамушке и тятеньке надо думать, молиться за них. Им ещё хуже, чем ей, за них очень страшно. А какой радужной виделась жизнь ещё каких-то шесть лет назад, как всё хорошо начиналось!

Глава 8

… – Глаша, вставай, иди за Малышом, отцу засветло нужно в город попасть, коня пристроить, чтобы в темноте не рыскать, места не очень знакомые, город большой, можно и заблудиться. С самого утра документы ваши отдать, не опоздать бы. Бог даст, поступите в техникум, грамотными да обученными будете, жизнь, глядишь, и легче проживёте. А в деревне жизнь тяжелая, всё работа да работа, и хоть уработайся, а концы с концами еле сводим.

Пока мать говорила, Клава быстро собиралась. Взяла ломоть чёрного хлеба, чтобы подманить коня, посыпала на него немного соли, завернула в чистую тряпичку, поцеловала мать в щёчку и быстро выбежала на улицу. На улице никого, но почти в каждом дворе слышны голоса. Ещё ранний час, но деревенские люди не спят, коров и коз уже подоили и гонят со двора. Коровы, козы, овцы, гуси, утки выбегают из дворов и расходятся кто куда, каждая животинка в своё любимое место. Трава на любой вкус, везде полно – жуй, не хочу! Люди не знают, но скоро от этого изобилия скотины не останется и следа. Всё заберут кормить город. Забирали и прежде, но не всё, что-то оставляли, чтобы крестьяне не умирали с голода.

Клава быстро прошла три соседних дома и, свернув, пробежала с пригорка к реке, на берегу которой пасся табун лошадей. Конь Малыш сразу увидел молодую хозяйку и направился к ней, перебирая стреноженными ногами. Он отличался высоким ростом, поэтому Клава подманила его хлебом к небольшому валуну, встала на него, быстро накинула уздечку и ловко вскочила на коня. Через несколько минут девочка была у своего дома.

Отец уже её поджидал, стоя у телеги. В ней лежало сено, чтобы в дороге покормить коня, корзинки с деревенским угощением, рогожка, если придется спрятаться от дождя во время пути. Мать обняла отца, перекрестила его и подмигнула с веселой улыбкой дочери, чтобы приободрить. Иван Данилович отправился в дальний путь, чтобы попытаться найти для своей старшенькой лучшей доли, твёрдо веря, что если хочешь сделать свою жизнь лучше, нужно учиться и быть грамотным. Клава следила за подводой, пока та не исчезла вдали.

В доме было тихо, младшая сестра и трое братьев еще спали. Мать успела испечь шаньги с картошкой. В печи на шестке стоял чугунок с похлёбкой. Сама Гликерия Михеевна уже убежала на работу. Посмотрев на ребятишек, Клава решила, что успеет добежать до Саньки, но та уже тихонько перешагнула через порог. Санька – дочь младшего брата отца дяди Михаила.

Отец Клавдии Иван воевал в первую Мировую войну, получил звание унтер-офицера, был ранен, награжден медалями и отпущен домой поправляться. Вскоре он снова отправился на фронт, а вернулся на самой заре нарождающейся революции. Клава гордилась отцом, ей нравилось смотреть на его фотографию, где красивый молодой офицер был заснят в полный рост рядом с таким же бравым и статным молодым парнем, Анатолием Касатоновым, лучшим своим другом, погибшим на этой войне.

Михаил в это время был еще мал. Иван, как сын священника, мог бы и не ходить на войну. Их отец служил в церкви. Его самый старший сын, Игнат, на войне не был, находился при отце, помогал ему проводить службы, пел по праздникам в церковном хоре, даже заменял иногда звонаря, когда тому нездоровилось.

Церковь имела приусадебный участок и жилой дом, в котором батюшка Даниил проживал со своей семьёй – три сына, две дочери и жена, матушка Таисья. Жили дружно, службу служили исправно, помогали, чем могли, людям. Матушка учила крестьянских детишек и даже всех, желающих взрослых, грамоте. При церкви имелась и школа. Учителей было немного, и они за своё небольшое жалование отдавали все силы, чтобы научить деревенских детей грамоте. Поэтому Иван Данилович, его братья и сестры были довольно образованы. Старшая сестра, Глафира, умерла совсем молодой, в Великий пост – уморила себя голодом, как говорили, «умерла Божьей невестой». В тридцатые годы церковь закрыли, дом пока оставили семье бывшего попа, школу тоже оставили. Коммунисты точно знали, что грамотные люди советской стране еще понадобятся.

Вскоре родители умерли. В доме остался жить старший сын Игнат. К этому времени он был уже женат, жену звали Ефросиньей, у них было трое детей: две дочери, Анастасия и Елизавета, и сын Андрей. Андрей был старше Клавы на два года. Иван и Михаил к этому времени присмотрели себе невест в соседней деревне. Ивану давно нравилась чернобровая Гликерия, или просто Луша. Её родители, Михей Федорович и Татьяна Семёновна, с радостью приняли его в свой дом. Иван был приятной наружности и имел золотые руки. Рядом с маленьким домиком родителей, где они вырастили трёх дочерей, быстро вырос большой дом с крылечком, сенями и крытым двором. Вскоре у молодых родилась дочка Клава, через два года сын Анатолий, затем дочь Зина, сыновья Семён, Алексей и самый младший, Валентин. Старшая дочь Михея, Мария, с десяти лет жила в городе, служила барам. А самая младшая, Еня, вышла замуж очень рано за сына деревенского мельника Василия Угарова. Оба были бойкими и изворотливыми. Они продали мельницу и уехали в город, где Вася купил двухэтажный дом, открыл на первом этаже свой магазин, и они жили безбедно до самой революции.

Чтобы не попасть в число «эксплуататоров и врагов рабочего класса», они добровольно отдали свой магазин государству, но сам Вася остался в нем работать простым продавцом. Жильём над магазином он также поделился – себе оставил только три комнаты и просторную кухню, а в четыре комнаты пустил жить неприятного вида мужика Павла Мыльникова и его семью.

Павел был героем революции. В настоящее время он служил в милиции, а два его сына, здоровые и наглые парни, ездили по деревням, собирали продовольственный налог, а заодно и брали всё, что понравится – в общем, грабили народ на законных основаниях. Те, кто был недоволен и возмущался, после очень жалели – их грабили особенно основательно. В братьев много раз стреляли, даже один раз ранили, но это только подняло их значимость, ведь не каждый сможет отобрать последнее у нищих крестьян, а власти нужно, чтобы продовольственный план был выполнен. У Мыльникова было ещё три дочери, не красивые, но работящие. Две старшие, старые девы, были при отце и матери. А младшая жила с мужем в том самом доме, во двор которого и хотели затащить её братья Клаву. Родители мужа жили тем, что пекли пироги и продавали их. Те были рады новой родне, видя в них помощников и защитников. Они держали свиней, хрюканье часто доносилось до соседей, и запах вокруг стоял невыносимый.