Людмила Немова - Любимые всегда рядом

Прощались долго, нежно обнимая и целуя друг друга. Прежде, чем уйти, Анна сказала сестре, чтобы та не очень доверяла своей сестре Александре:

– Пока не знаю точно, но выясню и все расскажу. А пока не очень ей душу раскрывай, о важных событиях с ней не советуйся.

Фамилию Клавы выкрикнули на построении. Заключённые прибыли на место работы поздно ночью, но получив приказ, привычно выстроились. Клава отозвалась. Вскоре перекличка окончилась и женщин повели ночевать в барак. Катя бодро шла рядом с ней. Девочка была сейчас совсем другой, такой она Клаве нравилась. В бараке горели тусклые лампы, полностью разглядеть помещение свет не позволял. Катя потянула её в закуток, где нары оказались на четырёх человек. Остальное место под скошенной крышей было свободным. С ними прилегла лишь ещё одна женщина – никто не захотел залезать под низкий потолок. Весь барак через пару минут погрузился в сон.

Рано утром они уже работали под окрики надзирателей. Клава выбрала высокую сосну с толстым стволом. Катя пилила на удивление ровно, плавно дергала за свой конец пилы. Клава за работой не замечала, как шло время. Они взялись уже за пятое дерево, как прозвучал сигнал на перерыв. Поели ухи, очень наваристой и ароматной. В котелках плавали только рыбьи головы и хвосты. Самой рыбы почти не было, одни кости. Из-за этого многие не могли быстро есть. Клава же быстро расправилась с едой. Напрасно что ли она с детства ходила с отцом на рыбалку? Прямо после ухи в котелок налили кипятку. Катюша быстро отбежала в сторону и принесла охапку цветов Иван-чая. Не спеша съели свой хлебушек, запивая ароматным питьём.

Погода стояла теплая, хотя бабье лето давно кончилось. Они сходили к реке, умылись, сполоснули котелки. Всё это женщины проделывали под пристальным вниманием вооружённой охраны. В отхожее место их тоже провожали надзирательницы. И вновь за работу, пилить и пилить, пока не стемнеет. Затем быстрый ужин: хлеб, варёная картошка в мундире, маленький кусочек сала и кипяток. И скорее спать – утром всё сначала. В последний день уборка территории от веток, ненужной хвои и листьев, прутьев. И снова в лагерь, в старый барак.

Клава уже три раза была на лесоповале. В этот раз появился новый охранник. Катюша, увидев его, побледнела. Когда Клава спросила её в чём дело, та объяснила, что именно он насилует женщин и хотел забрать и её. В тот раз вмещалась Настя, которая сама жестоко поплатилась за это. Клава задумалась. Она вдруг заметила, как этот сытый самодовольный мужик в упор разглядывает всех женщин. Она уже два раза поймала на себе его сальный взгляд.

Надзиратели уже стали узнавать эту высокую, стройную девушку. Им нравилось наблюдать, как она работает, управляется с лошадями, жалеет их. Животные поднимают головы, когда Клава проходит мимо, а затем снова опускают их к траве, уже желтой от утренних заморозков. И молодые ребята-надзиратели, которым едва исполнилось семнадцать, и пожилые, не взятые на фронт, тоже с удовольствием смотрели, как она расчёсывает свои золотистые волосы, водопадом спадающие по спине. Глаша делала это обыденно, как делают ежедневное дело, ведь все женщины переплетают косы во время работы. И было невдомек, что она просто очаровывает этим своих охранников.

Многие заключённые девушки были симпатичными и приятными внешне, но все они ходили с поникшим видом, кутаясь в свои куртки и платки, работали плохо, начинали суетиться, лишь когда на них кричала надзирательница. А эта видная девушка работала сноровисто, заряжала своих напарниц энергией. Часто при обрубке сучьев (где нужна сноровка, а не осторожность, как при валке деревьев) с их стороны слышались песни. Заводилой всегда была Клава.

Сейчас, занятая мыслями о возможной опасности со стороны охранника, которую она ощущала кожей, женщина раздумывала, как ей избежать новой беды. Клава заметила, что любитель женщин привык спать после обеда в одном и том же месте. Они работали уже два дня, и охранник начал цепляться к ней. Однажды он прижал Глашу к сосне и зажал руками её грудь. Она смогла увернуться и оттолкнула его на землю. Охранник, поднявшись, зло выругался, но Клава была уже далеко. Её всю трясло.

Во время обеда она снова разглядывала большое дерево недалеко от места отдыха насильника. За один час они с Катей не смогут спилить его. Нужно дня три, не меньше. Она посоветовалась с еще двумя девушками, которые уже пострадали от этого любителя женщин и готовы были отомстить. Они начнут пилить с утра.

На другой день Глаша высматривала охранника, но его нигде не было видно. Женщины пилили сосну уже половину дня, но дошли лишь до середины. Клава с Катей сменили их. Она старалась делать правильные подпилы, чтобы оно упало туда, куда надо. Совсем не было ветра, условия просто идеальные… И где же этот мехрило толстомясый, неужели почувствовал опасность?

Но тревога оказалась напрасной – он появился перед самым обедом. Рядом с ним, громко рыдая, шла девушка. Её лицо было синим от побоев, она побежала к реке смыть слёзы и кровь. Насильник с довольным видом потянулся и начал есть. Молодые охранники с осуждением глядели на него, но боялись что-то сказать в его адрес. Наконец он наелся, и немного погодя, уснул на своём любимом месте. Клавдия с Екатериной подошли к сосне, которой суждено было стать орудием мести. Клава убрала клин, вставленный в пропил, и дерево, простояв несколько секунд, стало медленно падать. Клава, Катя и другие женщины в один голос закричали:

– Берегись, уходите, дерево падает, берегись!

Охранник, разбуженный криками, не знал куда бежать, но если бы и знал, было уже поздно – дерево падало прямо на него. Охранники сбежались на крики, пытаясь разглядеть сквозь ветки, что с их товарищем. Они звали его по имени, но ответа не получили. Все заключённые бросились обрубать ветки, чтобы добраться до пострадавшего. Когда проход был свободен, его тело с трудом вытащили и положили на землю. В груди охранника застрял сухой сучок, пронзивший его прямо в самое сердце. Голова была раздавлена. Многие женщины не могли скрыть своей радости, пытаясь скрыть торжествующие улыбки.

В этот день работы закончились раньше, чем обычно. Труп привезли в колонию, затем приехали родственники и увезли его с собой. Через три дня их партия вернулась в лагерь. На другой день всех ждала работа здесь. Каждый день без отдыха, при плохой еде, издевательствах и унижениях. Но Клава почувствовала, что со злом можно бороться. Она готова была к дальнейшей борьбе.

Однажды Клава почувствовала себя плохо. Её постоянно тошнило, мучила изжога. Клава уже второй месяц догадывалась, что с ней, но боялась верить этому. Когда их привезли из леса, ещё довольно молодая, полноватая надзирательница, долго наблюдала за ней, а затем подошла и грубо сказала:

– А ну, пошла за мной!

Клава поняла, что та догадалась о причине ее недомогания, и очень испугалась. Когда шли по запорошенной снегом тропинке вдоль забора из колючей проволоки, Клава умоляющим голосом попросила:

– Пожалуйста, не говорите никому. Я смогу работать, не подведу вас. Пожалуйста, отведите меня обратно, я хочу в снова барак. Куда вы меня ведёте?

Женщина никак не реагировала на слова Клавы и шла дальше. С вышек за ними наблюдала охрана. Завернули за угол, подошли к длинному бараку, прошли до середины здания. На всём этом пути вкусно пахло хлебом, девушка поняла, что это пекарня. Охранных вышек уже видно не было. Прошли ещё две двери, обитые войлоком, и три окна между ними. Из этих окон раздавались детские голоса и плач, плакал очень маленький малыш, об этом Клава догадалась по голосу. В конце здания была деревянная выкрашенная краской дверь с удивительной резьбой. Клава в панике оглянулась назад, на ее глазах выступили слёзы. Она подумала, что надеяться на что-то хорошее не стоит. Но она ошиблась. Женщина твёрдой рукой остановила её и перед тем, как открыть дверь, оглянулась по сторонам и тихо сказала:

– Послушай, девонька, я тебе не враг, но врачу показаться, на учет встать надо. Наблюдать за тобой будут до самых родов, а там видно будет. Давай иди вперёд, не бойся, мы тоже не звери!

Клава сразу этому поверила и с лёгким сердцем открыла дверь. Ёе осмотрела пожилая женщина-доктор, сразу определила срок беременности, состояние плода и его нормальное положение. Записывая её данные, как бы между прочим спросила:

– Ребёнок нужен или отказываться будешь?

Клава оторопела. Как это отказываться, зачем? Да она ради ребёнка готова терпеть что угодно, сейчас в её жизни появилась надежда, что господь не оставил её, раз подарил такоё счастье! Доктор всё поняла по её глазам, и ее лицо стало мягче, ласковей.

– От кого же у тебя ребёнок?

Клава с любовью в голосе, произнесла:

– От мужа, конечно, но он ничего пока не знает. Он на фронте.

Обратно они пришли быстрее. Клава тихо сказала, заглянув в глаза доброй женщины:

– Как ваше имя? Буду за вас всегда молиться. Если родится дочка, вашим именем назову.

Та засмеялась, сказала, что её имя Степанида, и вряд ли оно потом дочке понравится, она сама его не очень любит.

– А ты, Клава, девушка правильная, помогаешь многим. Наши из леса тебя тоже хвалят, и о ноже я всё знаю. Ты, главное этих урок не бойся, скоро переведу тебя в другое место, там легче будет. Давай, а то увидит кто, что мы с тобой долго болтаем.

Заметив, что к ним приближается охранник, надзирательница грубо крикнула:

– Ну, пошла быстро на своё место! Поворачивайся!

Клава, опустив голову, пробралась к своим нарам. Лежа на голом твёрдом настиле, она счастливо улыбалась. Пока их ребёночку ничего не угрожало – видно, его, как и её, уже охранял Господь. Клава прикоснулась губами к вороту рубашки, где с изнаночной стороны был пришит крестик, тот самый, медный.

Откуда взялась эта женщина и, как ласковый лучик, прикоснулась к ней? Снова ожила надежда, что всё будет хорошо. И как надзирательница узнала про нож? Клава действительно подсмотрела, куда озверевшая девка прятала свой нож, и взяла его себе. Это она проделала быстро, промывая пол под нарами. Не задумываясь, опустила в ведро с водой и, вымыв часть пола, пошла менять воду. Грязную воду она вылила на траву вместе с похищенной вещью. Огляделась кругом, заметила большой камень и сунула под него нож.

В бараке, когда Клава вернулась с ведром, было очень шумно: Альбина, заметив пропажу ножа, стала кричать и искать вора. Весь барак гудел, как улей. Сразу сбежалась охрана. Узнав, кто и по какой причине затеял шум, заключённую скрутили и увели. Больше в бараке она не появлялась. Охранники стали обыскивать всех, допрашивали, но нож как в воду канул. Клава вспомнила, что к парням из охраны подошла именно Степанида и сказала что-то тихо. Охранники вышли и в барак больше не возвращались. Говорили, что они нашли нож у Альбины в куртке, и её перевели в другой лагерь. Жить стало немного лучше.

В лес Клаву больше не посылали, и она работала только в зоне. Мыла полы, стирала, плела корзины, лапти. Шить она не очень умела, в швейной мастерской работать было бы легче, но она приходила туда только мыть полы. Время шло, была поздняя осень, а никаких известий с воли не поступало. Неизвестность мучила её больше всего. Где Тихон Митрофанович, почему не даёт о себе знать, не случилось ли чего-то и с ним? Клава продолжала постоянно думать об этом.

В лагере была только одна машина. Однажды та внезапно сломалась, а для пекарни срочно нужна была мука. Зерно лежало в кузове сломанной машины, а до мельницы было километров семь. Прислали подводу, заставили Клаву и ещё двух женщин грузить зерно наверх. Одна встала в кузов и подтягивала мешки к краю, после чего их на спине несли к телеге. Всего уместилось пятьдесят мешков. Лошадь была молодая, ухоженная. Клава погладила её по холке, та потянулась к ней, прядя ушами. Она продолжала гладить её. Охранник заметил, что женщина не боится лошади, и приказал ехать с ним. С ними поехала ещё одна женщина из грузивших мешки.

Дорога была подмёрзшей, лошадка бежала резво. Они подъехали к уже замерзшей реке. Вдали по льду проехал на лошади мужик. До моста было километра три, не меньше. Парень остановил лошадь и зашёл на лёд, попрыгал на нём. Клава догадалась, что он задумал, и сказала, что лёд не выдержит их груз, еще слишком тонкий. Но охранник даже не посмотрел в её сторону. Он снова забрался на телегу и заехал на лёд. Женщины спрыгнули с подводы и пошли рядом. Стоял треск, кругом появлялись трещины, они отбежали подальше. Когда до другого берега оставалось метров пять, лёд не выдержал, и телега погрузилась в воду. Охранник начал стегать коня, тот бился грудью о лёд, но не мог тронуться с места. Парень приказал Клаве распрячь коня. Она осторожно стала заходить со стороны лошадиной головы, но провалилась в воду по пояс. Охранник подал ей нож, которым она разрезала сбрую. Конь почувствовал свободу и вскоре выбрался на берег.