— Ну, и что ты обо мне думаешь? — с нарочитым спокойствием спросил Андреас.

— Я думаю, что ты дурак, и другие учителя обманули тебя очень легко! — победно воскликнул Мехмед. — Теперь они ни за что не захотят поменяться с тобой временем уроков. Ты так и будешь мучиться.

— Пока что я не мучаюсь, — пожал плечами грек.


Принц посмотрел на него с подозрением:

— Нет? А что же ты сейчас делаешь?

— Веду интересную беседу с необычным мальчиком, — ответил Андреас.


На лице Мехмеда отразилось что-то вроде досады:

— И тебе всё равно, что я оскорбляю тебя?

— Пока что не оскорбил.

— Я назвал тебя дураком! — принц вскочил.

— Ты привёл весьма убедительный довод в подтверждение своих слов, — невозмутимо ответил молодой грек. — Я подумаю над ним. Если я, по твоему мнению, выбрал неправильное время, то, может, мне всё же удастся исправить дело. Если я пойму, почему именно на втором уроке в тебя, как ты сказал, вселяется шайтан…

— Ты не только дурак! — начал кричать Мехмед. — Ты урод! Сын осла! Грязный оборванец! Ты… — принц вдруг замолчал и расплылся в язвительной улыбке. — Ну, вот теперь я просто обозвал тебя и не привёл ни одного довода в подтверждение своих слов. Как тебе теперь, учитель?

— Да, шайтан разбушевался, — Андреас покачал головой, а затем вдруг поднял руку и перекрестил принца-мусульманина.


Мехмед вздрогнул, испугался:

— Со мной нельзя так делать, — тихо проговорил он, то есть уже не кричал.

— Однако помогло, — задумчиво проговорил грек. — Согласно моей вере, это помогает от разбушевавшегося шайтана. Шайтан успокоился.

— Нет, — принц снова язвительно улыбнулся. — Шайтан не успокоился, потому что сейчас я сбегу с урока.


Андреас лишь пожал плечами, а мальчик направился к выходу из комнаты и вдруг обернулся:

— Кстати, а почему ты сидишь, когда я на ногах? Я — принц, и ты не имеешь права сидеть, если я не сижу.


Молодой грек поднялся на ноги:

— Прости меня, принц Мехмед. Ты мне столько всего наговорил, что я как-то забыл о церемониях.


Мехмед подошёл к двери и снова обернулся:

— А ты не собираешься меня ловить?

— Я должен?

— Другие учителя ловят.

— Так вот, в чём дело! — Андреас засмеялся, искренне и добродушно. — Ты просто играешь с учителями в догонялки. Здесь, во дворце, наверное, нет твоих сверстников, с которыми ты мог бы играть, и потому ты играешь с учителями.


Несомненно, принц стремился сделать всё, чтобы преподаватель начал ругаться, а когда вместо замечаний последовало одобрение, пусть непрямое, строптивый ученик растерялся.


Андреас рассчитывал, что так и будет, но нисколько не лукавил, когда искал извинение для мальчика, стремившегося сбежать с урока. Молодой учитель искренне хотел увидеть в своём ученике что-то хорошее, проникнуться к Мехмеду симпатией, ведь чему-то научить можно лишь того, кто тебе нравится. Если ты ненавидишь своего ученика, то не сможешь научить ничему.


Молодой наставник продолжал понимающе улыбаться, а принц растерянно смотрел на него. Как видно, четырнадцатилетнему сорванцу никогда в голову не приходила простая мысль, что он ещё отчасти ребёнок, поэтому детское желание поиграть вполне оправданно. Мехмед вдруг взглянул на своё поведение с другой стороны, не предосудительной, и вдруг поверил, что не так плох, как говорят другие. Огрубевшее сердце чуть размякло.


— Значит, сверстников действительно нет? — уже серьёзно спросил Андреас.


Принц не ответил и всё с той же растерянностью, которую у него не получалось скрыть, повторил свой вопрос:

— Ты собираешься меня ловить?

— Я полагаю, принц Мехмед, что, если ты хочешь играть с кем-то в игры, то надо просто попросить, а не заставлять. Сейчас ты пытаешься заставить.

— Значит, не будешь ловить?

— А зачем ты меня заставляешь? Боишься просто попросить? Боишься, что я не соглашусь?

— А ты бы согласился? — наследник престола, продолжая стоять возле дверей, каждое мгновение колебался, открыть их или нет. — Если я тебя попрошу, ты согласишься?

— Я полагаю, принц Мехмед, что перед тем, как просить, лучше сначала проявить уважение к своему товарищу…

— А если я не проявил, то товарищ откажется, — докончил Мехмед усталым голосом, показывая, что слишком часто слушает поучения.

— Нет-нет, я не утверждаю, что обязательно откажется, — поспешно возразил учитель, но не сделал ни одного шага к дверям. — Я хотел сказать, что если проявлять уважение, тогда на твою просьбу почти наверняка ответят «да», а если ты уважения не проявляешь, тогда «да» и «нет» одинаково вероятны. Многое зависит от того, что за товарищ тебе попадётся. Он может простить тебе твою дерзость и сказать «да», а может не простить и сказать «нет». А может просто не обратить внимания на дерзость, и тогда всё-таки скажет «да», — Андреас снова улыбнулся и хитро сощурился. — Так что же? Дерзнёшь попросить меня поиграть с тобой в догонялки?


Принц слушал очень внимательно, а когда услышал вопросы, то окончательно растерялся, смутился и потупился. Затем он поднял глаза на учителя, хотел что-то сказать, но смутился ещё сильнее.


Для Андреаса это была маленькая, но победа. Он ведь готов был на первый раз уступить этому мальчику — побегать с ним по коридорам дворца. И вдруг оказалось, что Мехмед согласен на меньшее — согласен остаться в классе. Принц, конечно, понимал, что подверг терпение учителя большому испытанию. Мальчик не ожидал, что терпение окажется так велико, а теперь боялся испытывать дальше, боялся обнаружить, что оно всё-таки имеет пределы. Поэтому и не задал вопрос, опасаясь услышать: «Нет, я с тобой бегать не стану».


«Всё не так плохо. Принц не так уж испорчен», — думал молодой грек и, стараясь не слишком явно радоваться, наблюдал, как Мехмед бредёт на своё место.


— Я раздумал убегать, — пробубнил наследник престола, усаживаясь на ковёр. — Давай лучше заниматься греческим.

— Ты позволишь мне посмотреть, принц Мехмед? — спросил Андреас, указывая на тетради, лежавшие на столике возле дверей.

— Тебе нужно моё разрешение? — удивился мальчик.

— Эти тетради — твои, — невозмутимо пояснил учитель. — Перед тем, как трогать чужие вещи, нужно спрашивать разрешения, поэтому я спрашиваю.


Принц помялся:

— Нет, не позволю.

— Почему? — спросил Андреас, но покорно отвернулся от столика с тетрадями и снова уселся на ковёр напротив ученика. — Почему ты не хочешь, чтобы я туда заглядывал?

— Там очень много ошибок, — небрежно ответил Мехмед. — Не хочу, чтобы ты их видел.

— Тебе стыдно за свои ошибки? — учитель постарался произнести это как можно мягче.

— Нет, не стыдно, — гордо ответил мальчик, но, конечно, это был наивный детский обман, и потому учитель всё так же мягко произнёс:

— Я думаю, принц Мехмед, что ошибок, которые ты сам исправил, стыдиться не нужно, а вот те, которые не исправлены — совсем другое дело. Однако я не говорю, что мы должны исправить всё прямо сейчас. Такие вещи невозможно сделать за один урок.


Они сами не заметили, как урок закончился. И для Андреаса, и для Мехмеда стало полнейшей неожиданностью то, что дверь класса приоткрылась, и служитель напомнил о необходимости начинать другое занятие:

— Принц Мехмед, господин учитель, час истёк. Учитель математики уже ждёт.


Молодой грек покорно поднялся и поклонился ученику:

— До свидания, принц Мехмед. Надеюсь, завтрашний урок окажется таким же полезным для тебя и интересным для меня.

— Интересным? — эхом отозвался принц.

— Да.

* * *

Мальчишка своей строптивостью заставил Андреаса попотеть, но оказался и вправду весьма интересным учеником. Модой грек уже нисколько не жалел, что приехал в Манису. Об этом он сказал учителю географии, с которым повстречался возле своих покоев. Географ — пожилой генуэзец с малиновым беретом на полуседой голове — очень хотел знать, как прошёл первый урок у преподавателя-новичка.


Пусть генуэзец был католиком, а Андреас исповедовал православие, но вдали от христианских земель это различие потеряло важность — два единоверца не чуждались друг друга, поэтому учитель географии напросился в гости.


Правда, Андреас не знал итальянского языка, а генуэзец — греческого, и для общения пришлось использовать язык мусульманской страны, но это тоже показалось пустяком, так что географ, ступив вслед за Андреасом в покои и закрывая за собой деревянную двустворчатую дверь, начал беседу именно по-турецки:

— Моё занятие сегодня должно начаться после урока математики. Это ещё не скоро, и потому, если мне будет позволено, я хотел узнать, что думает новый учитель о своём новом ученике.


Андреас жестом предложил гостю присесть на софу, а сам остановился в задумчивости посреди комнаты и посмотрел в окно, забранное деревянной решёткой с причудливым узором.


— Я думаю, — начал грек, — что принца Мехмеда недооценивают.

— Недооценивают? — оживился генуэзец. — Он ещё более упрямый, чем мы думаем?

— Нет-нет, я совсем не это имел в виду, — сказал Андреас. — Я думаю, что принц Мехмед очень умный и способный мальчик, но он сам почему-то уверен, что способен лишь на дерзости. Впрочем, даже дерзить у него получается отменно. Когда мы с ним говорили, я едва мог подобрать правильные слова для ответа. Мне оказалось трудно спорить с этим мальчиком, несмотря на то, что ему всего четырнадцать, а мне двадцать девять. Вроде бы я должен быть намного умнее его, но временами мне думалось, что я сейчас скажу глупость, и урок пропадёт зря.

— Умный и способный? — генуэзец недоверчиво сдвинул брови и продолжал ехидным полушёпотом. — К чему это притворство? Нас сейчас никто не слышит, поэтому незачем расхваливать добродетели принца, которых нет.

— Я говорю так не потому, что опасаюсь чужих ушей, — возразил грек. — Я действительно думаю, что принц Мехмед гораздо умнее, чем кажется. А если он плохо учится, то, возможно, потому, что его учителя не достаточно умны, чтобы объяснить ему, зачем нужно…


Учитель греческого не договорил, заметив, что учитель географии смотрит куда-то в сторону. Андреас проследил за взглядом собеседника и увидел, что в дверях покоев стоит Мехмед. Откуда только взялся!? Ведь принцу сейчас полагалось заниматься математикой. Получалось, что он всё-таки осуществил недавнее намерение сбежать с урока.


— Почему ты так сказал!? — крикнул наследник престола, глядя на молодого грека, а в глазах и во всём лице мальчика читалось такое мучение, которое испытывает разве что жертва диких зверей, разрываемая на части зубами и когтями.

— Принц Мехмед… — только и проговорил Андреас, почувствовав, будто уличён в чём-то постыдном, а ведь он не сказал о Мехмеде ничего плохого.


«Я должен был вести себя осторожнее, — упрекнул себя молодой учитель. — Когда мальчик, который давно никому не открывал своё сердце, всё же отваживается открыть, то его ранит любой пустяк». Ученик, наверное, обиделся, что учителя обсуждают его за его спиной, и решил, что они злословят.


— Почему ты сказал, что я умный!? — снова крикнул принц. — Ты заметил, что я подслушиваю, да? Поэтому так сказал? Хотел задобрить меня?

— Принц Мехмед, я же стоял спиной. Как я мог заме…? — Андреас не успел договорить, потому что наследник престола вдруг сорвался с места и побежал куда-то дальше по коридору.


В открытую дверь стало видно, как вслед за принцем по коридору пробежали служители в тёмных одеждах, препоясанные зелёными кушаками, а ещё через несколько мгновений раздался голос учителя математики, араба по происхождению. Этот учитель был не слишком стар, но грузен и потому не мог бегать за четырнадцатилетним сорванцом:

— Принц Мехмед, принц Мехмед, ну что ж такое! Зачем эти шалости?


Наконец, грузная фигура учителя поравнялась с дверью в покои Андреаса, где по-прежнему находились сам Андреас и его гость — генуэзец, преподававший географию. Араб, увидев коллег, беспомощно развёл руками и произнёс всё так же по-турецки:

— Он опять! Опять!


Генуэзец снова оживился:

— Ну, вот. Я же говорил. Мальчишка просто несносен! Если б мог, он бы с каждого урока убегал. Хорошо, что слуги ловят нашего ученика, но, увы, поймать его в его же покоях удаётся не всегда. Теперь станут целый час ловить по всему дворцу. Или даже два часа. Боюсь, мой сегодняшний урок пропал так же, как урок математики.

* * *

На следующий день молодому учителю ещё больше, чем прежде, не терпелось увидеть ученика. Хотелось, чтобы урок мусульманского богословия поскорее закончился, ведь тогда стало бы ясно, как беседа с генуэзцем, подслушанная принцем, отразилась на обучении греческому языку. Могло оказаться, что она отпугнула мальчика и обесценила ту победу, которую одержал Андреас на вчерашнем уроке. Но всё могло и обойтись.