Виктор уловил ее мысли, притянул к себе, обнял за плечи, поцеловал в тугую, без единой морщинки щеку, шепнул:

— Ты на двадцать лет моложе.

Врагиня начала энергично, восторженно захлебываясь от работ молодых драматургов и режиссеров, еще никому не известных, хвалить которых стало модно, несмотря на то что их работы почти ничего общего с настоящим театральным искусством не имели. Скорее их можно было рассматривать как эксперименты, свойственные инфантильному бунтарству, или попытку соединить эстрадные номера с чтением прозаического, но никак не драматургического текста, разбитого на голоса.

Потом, надев на себя маску утомленного нарзаном человека, она перешла к премьерам прошедшего месяца и подробно остановилась на спектакле «Сирано де Бержерак» Ростана, поставленном известным актером, но дебютантом в режиссуре, Виктором Елагиным.

Елена Андреевна почувствовала, как он напрягся в ожидании.

Манера и стиль речи врагини резко изменились: на губах появилась снисходительная улыбка, голос звучал так, словно она произносила прощальную речь по безвременно усопшему, но при этом не сожалея, а констатируя закономерность его ухода в мир иной. Весь смысл многословных фиоритур врагини заключался в непререкаемой формуле: рожденный актером режиссером быть не может. В финале, уже откровенно насмехаясь над режиссерской находкой Елагина с приставным носом, она произнесла: «Таким образом, публика осталась с носом».

Виктор вскочил с криком:

— Ты говорила, что она не была на спектакле!

— По крайней мере, я ее не видела.

— Значит, ты где-то сама проговорилась, потому что, по сути, она высказала те же претензии к спектаклю, что и ты…

— Очнись, — перебила его Елена Андреевна. — Что ты мелешь? За все годы твоей работы я ни разу прилюдно о твоих ролях и слова не произнесла, всегда разговаривала с тобой с глазу на глаз. Ты что, забыл?

— Тогда на каком основании и по какому праву она разбирает спектакль, который не смотрела?

— Ну что ты зациклился: смотрела — не смотрела! Могла она, в конце концов, купить билет и тихонечко пройти, не обращаясь к вашим администраторам?

— Где ты видела, чтобы театральные критики ее положения покупали сами себе билеты? Не смеши меня! Ты хоть раз покупала?

Неожиданно Елена Андреевна засмеялась.

— Чего развеселилась, коварная?

— А разве не смешно, когда моя врагиня делает моему мужу бесплатно рекламу?

— Ничего себе, хорошенькая реклама! — усмехнулся Виктор.

— Ты прав. Реклама хорошенькая, даже очень! Вот увидишь, что будет твориться на следующем спектакле. Я специально приду и потолкаюсь в толпе, спрашивающей лишний билетик.

— Смеешься?

— Вовсе нет. Хочешь, поспорим?

— Я не хочу спорить с тобой, несносная. Никогда, — Виктор пошел к столу, увлекая за собой Елену, налил по рюмочке водки, одну передал жене и сказал: — За тебя, хранительница очага.

Елена выключила телевизор, усадила мужа на диван.

— Мне надо с тобой посоветоваться. У Кати опять проблемы…

— В Праге? С Ладиславом?

— Нет, там все, как он и обещал. Она звонила: в восторге от города, начала работать.

— Тогда в чем проблема?

— Звонил Андрей…


Ладислав, встретив Катю в аэропорту, повез ее к себе, предложив дня три пожить здесь, погулять по городу, адаптироваться, а после переселиться в гостиницу, которую он присмотрел заранее недалеко от офиса.

— Если тебя устроит эта гостиница, ты сможешь ходить на работу пешком, всего 12–15 минут энергичным шагом или 20 минут прогулочным.

— Последний вариант меня больше устраивает.

— Главное, чтобы понравилась гостиница, — настаивал Ладислав.

— А что мне может не понравиться там? — удивилась Катя. — Комната, душ — и все. Я же не квартиру покупаю.

— Ты будешь жить там не одну неделю, а целых шесть месяцев, поэтому тебе должно быть комфортно все: обстановка номера, расположение окон, улица и даже гостиничный холл.

— Спасибо, Ладислав, но я не привередлива, сойдет любой вариант.

— Ну это мы еще посмотрим.

Он довез ее до своего нового дома, которым гордился без меры, потому что многое в нем спроектировал и сконструировал сам.

Это был трехуровневый современный особняк с обширным подземным гаражом не менее чем на три машины и вместительной кладовой там же, уставленной всевозможными банками с консервированными овощами и всякой всячиной, бутылками с вином, пивом и еще бог знает с чем.

— Ого! — восхитилась Катя. — Это не похоже на холостяцкое жилище.

— Как раз холостяцкое, потому что когда я был женат, мама считала, что это обязанности моей жены, а та ничего не умела или не хотела, я так и не успел за три года разобраться. А когда я остался в одиночестве, мама стала снабжать меня всем этим, чтобы я не голодал, как она говорит, и еще мог принимать своих друзей. Вот сегодня мы пустим в ход первую партию припасов, идет?

— Идет, — улыбнулась Катя.

— В твоем распоряжении второй этаж, я предпочитаю первый — там мой кабинет с библиотекой, компьютером и диваном, так что мне не надо утруждать себя и подниматься в спальню.

— Не думала, что ты такой ленивый, — заметила Катя.

— Не ленивый, а рациональный. Большая разница, — уточнил Ладислав.

— А что на третьем, верхнем этаже? — поинтересовалась она.

— Там мансарда. Пойдем, я покажу тебе.

Они отправились на экскурсию по дому. Все в нем поражало конструктивной простотой, минимальным количеством мебели и большими площадями, где кухня, столовая и гостиная не выделялись в самостоятельные помещения, а представляли собой лишь определенные зоны в едином обширном пространстве. Три ванные комнаты, сауна, веранда и бассейн на зеленом участке перед домом завершали картину. Кате очень понравился дом, где она впервые отметила отсутствие какой бы то ни было роскоши при абсолютной комфортности для проживания. Даже шкафов для одежды во всем доме она не обнаружила. Для этой цели существовала отдельная комната, в которой было место для верхней одежды, для обуви, постельного и нательного белья, полки и баулы для хранения зимой летней, а летом — зимней одежды. Она подумала, что у обстоятельного, педантичного и рационального Ладислава должен быть именно такой дом.

Катя прожила у Ладислава четыре дня. За это время он свозил ее в Карловы Вары, в Градец Кралове, где показал не только королевский дворец, но и любимый с детства театр кукол «Драк», то есть дракон, который считался лучшим в мире.

Когда-то, в школьные годы, Катя приезжала в Чехию, вернее, в Чехословакию с мамой. Тогда они тоже ездили в Карловы Вары и много ходили по центру Праги. Сейчас город было не узнать: его словно вымыли, подкрасили, подчистили, особенно Карловы Вары, где, к своему величайшему удивлению, она увидела огромные объявления на некоторых домах, написанные по-русски: «Продаются квартиры», «Продается дом» и телефоны, по которым следует связаться с владельцем.

— Ничего необычного, — объяснил Ладислав, заметив Катино удивленное лицо. — У новых русских появились деньги, они купили здесь много домов, привели их в порядок, а теперь сдают и продают. У государства таких средств для ремонтных и реставрационных работ не было. Зато курорт засиял и зацвел всеми цветами радуги.

Действительно, дома стояли розовые, сиреневые, палевые, голубые, словно в сказке…

Наконец Катя была представлена руководящим сотрудникам фирмы, которые встретили ее дружелюбно и сразу провели в отведенный ей небольшой кабинетик, предложив на выбор либо его, либо общую комнату для переводчиков. Она предпочла общую комнату, чтобы поближе сойтись с коллегами и в случае языковых сложностей на первых порах иметь возможность посоветоваться, обратиться за помощью.

С гостиницей тоже все устроилось наилучшим образом, Кате все понравилось, и никаких претензий или особых просьб у нее не возникло.

Все было прекрасно, кроме того, что сердце не переставало ныть и тосковать по Андрею, а пресловутый шаг к ненависти, на который она решительно настроилась, никак не удавалось сделать, потому что это только в пословицах так говорится, а на самом деле сделать такой шаг — все равно, что Рубикон перейти, можно и утонуть…

О звонке Андрея Катя не знала — Елена Андреевна и Виктор решили не сообщать дочери пока ничего, поскольку короткий разговор ничего не прояснял в намерениях Андрея, но у Кати мог вызвать лишь новые переживания и тревоги.


Наступил сентябрь.

Театр собирался на гастроли в Пензу и Саратов.

Елена оказалась права — на «Сирано» народ ломился, администратора осаждали просьбами, записками, без конца звонил телефон. Однажды после спектакля дежурный администратор заглянул в гримуборную Елагина.

— Тут вам третий день какой-то капитан милицейский звонит. Я было подумал, что он на спектакль рвется, но оказалось, желает лично пообщаться. Вот, я записал его телефон и фамилию. Может, гаишник какой-нибудь.

Виктор взял листок с записью администратора, взглянул.

— Нет, с гаишниками у меня давно уж проблем не было. Тут что-то другое. Ладно, завтра звякну. — Он сложил бумажку, положил в карман.

На следующий день позвонил по указанному телефону.

Оказалось, звонил тот самый рыжий капитан, который расследовал убийство Степа.

— Зачем я вам понадобился? — не скрывая своего недовольства, спросил Елагин.

— Я хотел сообщить гражданке Елагиной Екатерине Викторовне, что убийца Власенко Степана найден и задержан. На днях дело передаем в суд. Убийство совершено с целью кражи мотоцикла.

Виктор взбесился:

— Мне-то вы чего звоните в театр? Плевал я на вашего убийцу и этот злополучный мотоцикл!

Капитан никак не ожидал такой реакции.

— Так ведь гражданка Елагина по указанному в протоколе допроса адресу не проживает в настоящее время, вот я и подумал, что вы как отец сможете довести до ее сведения результаты следственной работы.

— Пошли вы с вашими результатами знаете куда! Вы идиот, если сразу не поняли, что человека убили из-за мотоцикла. Ежу это было ясно в первый же день.

— Вы не имеете права так разговаривать с сотрудником милиции! — вякнул капитан.

— Что-о?! — Елагин окончательно вышел из себя. — Я имею право выяснить, на каком основании вы дали информацию в газету, когда сами толком не разобрались в деле! Скажите спасибо, что мне некогда да и противно этим заниматься, а то я показал бы вам мои и ваши права.

— Это не ко мне, тут работа журналистов… — начал оправдываться капитан.

— Можете вешать лапшу на уши вашему начальству, но не мне. Ваши приемчики всем давно известны, — не дал ему договорить Виктор.

— Вы еще ответите за оскорбление! Я при исполнении…

— Вот и исполняй дальше, капитан. Если надо, я отвечу, будь уверен, хрен милицейский!


Вечером он рассказал Елене о разговоре с капитаном. Она всполошилась:

— Ты что, Витя, с ума сошел? Он и так брызгал слюной от злости, а теперь ты его и вовсе обозлил. Зачем накликать на свою голову неприятности?

— Брось. Какие неприятности? Он даже не посмеет пожаловаться. А если попробует, я вытащу этого журналюгу за уши на свет божий, не сомневайся. Спонсор нашего театра очень тесно связан с рядом авторитетных газет, и если понадобится доказать, что материал был заказной и проплаченный, он мне поможет сделать это.

— Только, бога ради, не вздумай проговориться об этом Кате.

— Ну разумеется…


Вернувшись в Средневолжск, Андрей первым делом направился на почту и обнаружил, что деньги вернулись в связи с невостребованностью их адресатом. Такая вот закавыристая формулировочка…

Что было делать? И нужно ли предпринимать какие-нибудь шаги? Наверное, Катя все-таки вышла замуж за Ладислава — не дурак же он, в самом деле, чтобы упустить такую женщину. По молодости лет, может, и упустил, но теперь… вряд ли. Уже в Средневолжске, во время приема было ясно, что он просто очарован ею… А если они еще не женаты? Если приглашение на работу и контракт всего лишь первые шаги по пути к завоеванию ее сердца? Ведь Ладислав человек очень обстоятельный, лишенный какой-либо экспрессии, он еще сто раз отмерит, прежде чем решиться. Вон как он вчитывался в договор о намерениях: уже и Штайгер, и Жерар с Марко все просекли, внесли свои поправки и уточнения, а этот все думал, копошился в каждой фразе… Нет, не все еще потеряно…

Андрей после долгих раздумий решил еще раз позвонить Елене Андреевне. В конце концов, кто может знать лучше, чем мать, вышла ли ее дочь замуж или нет.

Сомневаясь и кусая губы от неловкости, он набрался мужества и позвонил. Автоматический голос ответил, что абонент временно недоступен.