Капитан Карнок отвесил изящный военный поклон и провозгласил:

– Не стоит беспокоиться, дорогая леди, не стоит беспокоиться. Мы с викарием уже закончили. Желаю приятного вечера, викарий. Сударыня…

Он вновь поклонился, круто повернулся и зашагал вниз по ступеням, держа спину прямо, словно мушкетный ствол.

Сколько Кристи себя помнил, мисс Джессика Уйди всегда казалась ему старой девой. Это впечатление зародилось у него еще лет двадцать назад, когда ей было меньше, чем ему сейчас, и она учила его писать первые буквы в деревенской школе. Она была робкой и неловкой, но доброжелательной и неутомимо деятельной. Сама себя она называла обезоруживающе метко: «сгусток хаоса». Ее внешность не имела каких-то специфических черт, присущих именно старой деве; просто во всей ее высокой, нескладной фигуре было нечто девчоночье, несмотря даже на то, что ее пшеничные волосы уже начали серебриться. Это впечатление возникало из-за ее чрезмерной неловкости и застенчивости, которые заметно усиливались в присутствии представителей противоположного пола.

Вот и сейчас она засмущалась, ее гладкие щеки покрыл очаровательный розовый румянец.

– Прошу прощения, ваше преподобие, – повторила она, вертя в руках перчатки, – я только хотела напомнить вам о нашем маленьком чаепитии сегодня после обеда.

– Я ни на секунду не забывал о нем.

Румянец усилился. Она слегка наклонилась к нему:

– Я опасаюсь некоторых затруднений.

Кристи поднял брови.

– На прошлой неделе мы с матушкой нанесли визит леди д’Обрэ, чтобы предложить ей общаться по-соседски и все такое. Мы уже собирались оставить свои визитные карточки и уйти, но она пригласила нас в дом, и мы прекрасно поболтали. И вот тут – уж не знаю, что вдруг нашло на мою матушку – она пригласила леди д’Обрэ к нам на чай. И, представьте себе, та согласилась!

Кристи на это заметил, что новость весьма интересна.

– Да-да, – взволнованно подтвердила мисс Уйди, – с ее стороны было очень мило и великодушно, нет слов. Мама пригласила также и самого лорда д’Обрэ, но он не сможет прийти. Сказал, что занят.

– Что? Занят? В Христово Воскресение? – возопил Кристи, всем своим видом выражая возмущение. – Это шутка, – поспешил он успокоить мисс Уйди, заметив, что ее глаза расширяются до размера блюдец.

Он совсем забыл, что она каждое его слово воспринимает совершенно серьезно. Она улыбнулась со смущением и облегчением.

– И все же я не понимаю, – признался он, – в чем же, собственно, ваши затруднения?

Мисс Уйди придвинулась еще на дюйм и проговорила, драматически понизив голос:

– Мама, – она едва заметно покачала головой, – пригласила также мэра Вэнстоуна и мисс Вэнстоун!

– Ну и что?

– Я совершенно не знаю, что делать. Мисс Пайн и миссис Сороугуд просто не придут, если я расскажу им, в чем дело, а мне бы этого не хотелось.

– Нет, конечно же, нет.

Кристи нахмурился. Мисс Пайн и миссис Сороугуд были ее лучшими подругами. Он сочувствовал ей в ее неподдельной тревоге.

– Итак?

– Дело в том… Как бы вам объяснить… Дело в том… Боюсь, нам не хватит еды! – выпалила она, наконец-то решившись.

Он едва сдержал улыбку, потому что уже приготовился услышать нечто гораздо более ужасное и катастрофическое.

– Я уверен, беспокоиться не о чем.

– Да, если бы речь не шла о мисс Вэнстоун, я бы ни о чем не тревожилась. Но вы же знаете как она… – Тут бедняжка в ужасе осеклась. – Боже мой! Я не имела в виду ничего дурного, уверяю вас! О, я ничего не испытываю к мисс Вэнстоун, кроме глубочайшего уважения. Она – женщина высочайших достоинств и кристальной чистоты, настоящее украшение любого собрания и, естественно, в любое время – самый желанный гость в доме моей матери…

Кристи пожалел ее и прервал дальнейшие излияния, хотя ему было весьма любопытно узнать, какие же еще неслыханные совершенства добрая мисс Уйди сумеет открыть в Онории Вэнстоун.

– Успокойтесь же, – сказал он мягко. – Обещаю, что не съем ни крошки…

– О, нет…

– … Потому что попрошу миссис Ладд сделать мне хороший бутерброд, когда зайду домой переодеться. Я съем его за минуту до того, как отправиться к вам.

– Но как же, как же…

– А если дела примут совсем уж критический оборот, то мы попросим леди д’Обрэ положить чужое пирожное назад на тарелку. Да я же шучу, – поспешно пояснил Кристи, увидев, что мисс Уйди побелела. – Не волнуйтесь, – повторил он, похлопывая ее по руке. – Ваша вечеринка пройдет наилучшим образом. Уверяю вас. Да и может ли она не удаться, если ее устраивают две такие милые и сердечные хозяйки?

Она радостно улыбнулась (обрадовать мисс Уйди было до смешного легко) и быстрым движением с благодарностью сжала его пальцы.

– Благослови вас Бог! Я знаю, я всего лишь глупая старая женщина.

Он открыл было рот, чтобы опровергнуть это утверждение, но она сказала:

– Я лучше пойду. – И, уже почти отвернувшись, добавила через плечо: – Пока мама еще кого-нибудь не пригласила.

Взглянув на нее, Кристи понял, что она не шутит.

***

Обитатели Уикерли любили похвастаться, что в их деревне не найдешь двух одинаковых домов. Действительно, коттеджи на Хоби-Лейн, где жили мать и дочь Уйди, если и имели какое-то сходство друг с другом, то лишь весьма отдаленное. Одни были построены из гранита, другие – из кирпича, одни крыты шифером, другие – соломой из пестрого дартмурского вереска. Для многих строительным материалом послужил крепкий девонский булыжник, но и те разительно отличались один от другого цветовой гаммой, которую предпочитал хозяин. Здесь были дома цвета дубленой бычьей кожи, ослепительно белые, гвоздично-розовые, бледно-зеленые, серо-голубые. Примроуз-коттедж, домик, в котором жила семья Уйди, был выкрашен в ярко-желтый цвет. Это случилось в 1834 году, последнем в жизни старого мистера Уйди. За пролетевшие с той поры двадцать лет стены изрядно потускнели и, переходя постепенно от шафранового к лимонному и пеньковому цветам, приобрели мягкий кремовый оттенок запылившегося золота. Они выглядели такими же кроткими и одряхлевшими, что и две леди, жившие под их защитой.

Кристи миновал подстриженную живую изгородь и по засыпанной шлаком дорожке направился к двери. Пчелы гудели в цветах водосбора и незабудках, росших в тщательно ухоженном садике. Мягкий воздух был сладок от благоухания ползучих роз, обвивавших стены. Повсюду – в ящиках на окнах, в глиняных горшках вдоль дорожки – цвели фиалки и примулы. Старая солома, покрывавшая остроконечные карнизы и конек крыши коттеджа, поросла травой и окуталась изумрудно-зеленым мхом. Сквозь открытую входную дверь Кристи услышал голоса, которые смолкли, когда он вошел, едва не ударившись о низкую притолоку.

– Преподобный Моррелл!

Мисс Уйди бросилась к нему с протянутыми в радостном приветствии руками, словно они не расстались меньше часа назад. В ее лице он заметил облегчение, из чего сделал вывод, что проблема с приглашением Вэнстоунов более или менее благополучно разрешилась.

Мисс Уйди была не одна: ее мать сидела на своем обычном месте рядом с камином, близоруко щурясь и улыбаясь ему. Мисс Пайн и миссис Сороугуд, всегдашние компаньонки семейства Уйди, суетились вокруг чайного стола. От этого занятия они оторвались лишь для того, чтобы поздороваться с вновь пришедшим. Юстас Вэнстоун стоял у окна, внушительный и величественный, расставив ноги и заложив руки за спину. Он приветствовал Кристи одним из своих наигранно сердечных рукопожатий, но первые же его слова прозвучали довольно сварливо:

– Я слышал, д’Обрэ не придет.

– Да, – подтвердил Крести, – у него много дел.

Мэр поморщился. Кристи заметил, что он чувствует себя обманутым. В самом деле: вместо того чтобы воспользоваться блестящей возможностью снискать расположение нового сквайра, человека, от которого, в конечном счете, зависит успех любого местного политика, ему теперь весь вечер придется развлекать целую компанию женщин (если не считать Кристи), ни одна из которых не достойна его внимания, если не считать леди д’Обрэ, слабую замену своему могущественному супругу.

– Да, по-моему, он собирался обсудить что-то с мистером Дином, – услужливым тоном подсказала мисс Уйди. – Ваша племянница проделала такую работу с детским хором! Они пели… ну прямо как ангелы…

– У Джеффри дела с Толливером? – резко прервал ее Вэнстоун. – Интересно, какие?

– О, я, право, не знаю, – смешалась мисс Уйди, вдруг с ужасом сообразив, какое оскорбление гордости мэра невольно она нанесла своим заявлением о том, что отсутствующий виконт как раз сейчас обсуждает дела с его шурином. Хотя Дин и Вэнстоун считались большими друзьями, ни для кого не было секретом их постоянное соперничество.

– Вы прекрасно выглядите, мисс Вэнстоун, – поспешил вмешаться Кристи, склоняясь к руке дочери мэра.

Онория и не подумала подняться из глубокого мягкого кресла, в котором сидела. В этой маленькой тесной столовой оно считалось местом для почетных гостей, и Кристи подумал: уступит ли она его, если появится гость действительно почетный? Он сомневался, что Онория когда-либо прежде бывала в скромном коттедже Уйди и что она пришла бы сюда сегодня, если бы не ожидаемый визит виконтессы.

– Добрый вечер, викарий, – сказала она, и ее темные ресницы затрепетали наподобие крыльев летучей мыши.

В свои двадцать шесть лет Онория уже скользила по тому опасно тонкому льду, провалившись под который легко остаться старой девой, и ощущение этой опасности не шло ей на пользу. С недавнего времени в ее заостренных чертах стали появляться явные признаки раздражительности, и это вовсе не красило ее. В детстве они учились в одной школе и, не будучи друзьями, называли друг друга просто Онория и Кристи, как и подобает знакомым, не слишком далеким по возрасту. Но за годы, прошедшие между его отъездом в богословский колледж и назначением в церковь Всех Святых, они выросли из этой детской фамильярности и перешли на вполне официальное обращение. Ирония состояла в том, что Онория – если только Кристи не ошибался самым грубейшим образом – вынашивала насчет него самые романтические замыслы.

Он опустился в продавленное кресло, которое показалось ему знакомым (очень похожее он видел в доме миссис Сороугуд, жившей как раз через дорогу напротив), и постарался вписаться в довольно пеструю компанию, которую мать и дочь Уйди в невинной простоте души собрали сегодня в своем доме. И она обещает стать куда более пестрой с приходом леди д’Обрэ. Каждый украдкой бросал взгляды на шумные часы, стоявшие на каминной полке, с нетерпением ожидая ее появления.

В три часа ее еще не было, и блеск беседы определенно померк. Кристи исчерпал весь свой запас занимательных историй из жизни священников, и теперь слушал размышления мэра Вэнстоуна относительно войны с Россией – не самая подходящая тема для разговора в Пасхальное Воскресенье. Мисс Уйди билась в агонии, не зная, разливать ли ей чай прямо сейчас, дабы уважить тех почетных гостей, которые уже собрались, или ждать гостей еще более почетных, рискуя тем самым оскорбить остальных. Ничто не могло облегчить ее мук. А тут еще ее мать, чей разум был уже не так остер, как прежде, подлила масла в огонь:

– Разве еще не пора, Джесси? Отчего бы тебе не разлить чай, дорогая?

В половине четвертого на дорожке, ведшей к дому, послышались стремительные шаги, и семь голов, как одна, повернулись к двери. Раскрасневшаяся и растрепанная, со снятой шляпкой в руке, на порог влетела леди д’Обрэ, символически постучав по открытой двери.

– Я умоляю простить меня, – задыхаясь, обратилась она ко всему обществу сразу. – Мне, право же, очень неловко и стыдно за мое опоздание! Считайте меня полной дурой, но правда заключается в том, что я попросту заблудилась!

Все повскакивали на ноги и заговорили, перебивая друг друга, выражая изумление и сочувствие; мисс Уйди извинялась так, словно вина за неудачу, постигшую ее светлость, лежала лично на ней.

– Я была готова уже в половине второго – слишком рано – и решила немного пройтись. Не могу объяснить, как это получилось, но в конце концов я оказалась на берегу чего-то вроде канала, правда, заброшенного и запущенного, с загнившей водой. Грустное место, но, знаете, такое живописное… Камыши, дикие цветы и…

Она оборвала фразу с легкой гримасой, как бы приказывая себе перестать болтать. Никогда еще Кристи не слышал от нее столько слов сразу и понял, что она волнуется. Сейчас, со сбившейся набок копной золотистых волос, с черной шалью, отделанной бахромой и лихо свисающей с одного плеча, она выглядела очень молодой и совсем беззаботной…

Онория взяла на себя труд объяснить, что виконтесса, по-видимому, сделала крюк к югу и набрела на северный приток Плима, по которому в прошлые годы ходили баржи в Девенпорт и обратно, но который сейчас обмелел и заброшен. Ее светлость согласилась с тем, что, по-видимому, так оно все и было, а мисс Уйди, преисполнившись пламенной отваги, бросилась выполнять свой непосредственный гражданский долг и представлять вновь прибывшую каждому из гостей.