Когда Дэниел посмотрел на меня, я улыбнулась и сказала одними губами: «Спасибо», и он сощурил глаза с замешательством во взгляде, который я решила проигнорировать. Я направилась наружу, зная, что задержалась на дольше, чем Хейли предполагала, и у нее, вероятно, была паническая атака от мысли, что я украла ее машину.

Теплый воздух трепал мои волосы, засунув руку в карман, я вытащила ключи Хейли, готовая вернуться в место, которое временно называла домом.

— Девушка без имени! — закричали позади меня, и я повернулась, чтобы увидеть, выглядящего истощенным, вокалиста, бегущего ко мне. — Что это было? Между нами установилась какая-то связь, и ты сбегаешь? Ты уходишь, не попрощавшись?

Я открыла рот и пожала плечами.

— Я сказала спасибо.

Он засунул руки в карманы джинсов. Я могла сказать, что легкий ветерок ощущался хорошо на его голых руках, после того, как он находился в душном баре. Он сделал шаг ближе ко мне, и мое тело напряглось.

— Я подумал… — он сделал паузу и рассмеялся. Я думаю, он смеялся над собой. Очевидно, что я не сделала ничего забавного. — Не имеет значения. Было приятно познакомиться с тобой. — Он вытянул свою левую руку в мою сторону, и я пожала ее.

— Приятно познакомиться с тобой тоже. Иди внутрь и отпразднуй — выпей что-нибудь. Ты был изумителен, — я усмехнулась.

На его губах не было улыбки, а его глаза сверкали беспокойством.

— Это твоя сестра? Та, кого ты потеряла?

Я выпрямилась, опешив от его слов.

— Как ты узнал?

Наши руки все еще были соединены, он шагнул еще ближе.

— Когда ты рассказывала историю о своем золотке, ты сказала о ней в прошедшем времени.

— Ох. — Это все, что я могла сказать. Я не знала, что еще можно добавить и просто думала о Габи, стоящей на тротуаре, из-за чего снова хотелось плакать.

— Все еще свежая рана?

— Все еще свежая и причиняет дикую боль.

— Моя мама умерла год назад. И в прошлую пятницу мой отец скончался от почечной недостаточности. — Он сделал еще один шаг ближе.

Моя челюсть отвисла.

— Ты только что потерял отца и выступаешь в баре?

— Я довольно сильно запутался, — прошептал он, постукивая пальцем по голове. Я хорошо знала это чувство. — Он был учителем английского. Группа была его идеей — на самом деле тематика Шекспира в группе. Только папа мог придумать такое. — Он остановился. — Люди говорят, что со временем становится легче, но…

— Становится тяжелее, — сказала я, полностью понимая и делая шаг ближе к нему.

— Это давит на всех вокруг тебя. Люди устают оттого, что ты вынашиваешь это в себе. Люди тяготятся твоей печалью. Поэтому ты начинаешь вести себя так, как будто больше не больно, просто так, ты можешь заставить людей перестать беспокоиться о тебе. Просто так, ты не будешь никого раздражать своим горем.

— Ты хочешь узнать что-то, что прозвучит безумно? — я чувствовала себя сумасшедшей, из-за того, что рассказывала совершенному незнакомцу о потере члена семьи, но правда была в том, что он, казалось, был первым человеком, который понимал меня. — Когда я ехала сюда, то могла поклясться, что моя сестра-близнец сидит со мной в машине.

Я видела, как его глаза наполнились выражением отчаяния. Слово «близнец», вероятно, проникло в его мозг, отчего на лице отразилась боль. Я чувствовала себя плохо из-за того, что заставила его чувствовать себя плохо. Такой человек, как он, всегда должен чувствовать себя хорошо.

— Все нормально, — прошептала я. — Я в порядке.

Он переступил с ноги на ногу на месте.

— Клянусь, иногда я ощущаю запах любимых сигарет моего отца рядом со мной.

Мы затихли в наших мыслях на мгновение, и оба смотрели на наши руки, которые все еще были связаны нашим «приятно познакомиться» рукопожатием. Затем раздался нервный смех. Я не была уверена, чей он был: мой или его.

Я разрушила тишину и отступила. Посмотрев в его голубые глаза, я моргнула, надеясь не потерять много от его взгляда.

— Эшлин, — сказала я, назвав свое имя.

Он отступил на несколько шагов с широкой улыбкой.

— Эшлин, — пропел он. — Когда я думаю, что ты не можешь быть еще более потрясающей, ты называешь подобное имя.

Я засунула руки в карманы и уставилась на ночное небо. Это казалось таким простым. Бар с музыкой, которая затронула струны моей души. Парень, который знал каково это — потерять часть своей радости. Легкий ветерок, который придавал свежести.

— Если бы существовал Бог, а я не уверена, существует он или нет, ты думаешь, могла ли эта ночь быть своеобразной формой извинения за то, что он отнял тех, кого мы любили?

Он выдохнул и потер своей рукой подо ртом.

— Я не знаю. Но думаю, что это хорошее начало.

Мы снова замолчали. Я не знала, что тишина может быть такой уютной. Он не переставал улыбаться, так же как и я. Улыбки были радостными и очень естественными.

Он разрушил тишину и отступил.

— Ну, это правда была чертовски странная ночь.

— Я могу поддержать это.

— Тогда ладно. Я перестану беспокоить тебя и отпущу.

— Да, конечно. Просто… — мой голос стих, и он посмотрел на меня, сощурив глаза, желая, чтобы я закончила предложение. — Я еще не готова уходить. Потому что знаю, как только уйду, все это закончится. Вся магия сегодняшнего вечера, что отключила мой мозг на несколько часов — исчезнет, и я снова стану грустной Эшлин.

— Ты просишь, чтобы я притворялся с тобой еще немного? — спросил он.

Я кивнула с надеждой в глазах, надеясь, что он не подумает, что я полностью сумасшедшая.

Он взял мою руку в свою и подтолкнул меня плечом.

— Давай прогуляемся, — предложил он.



Мы наматывали круг за кругом вокруг квартала. Я не знала почему, но мы по очереди делились историями из своей жизни. На третьем круге Дэниел рассказал мне о своем отце, как они не были близки до того, как его мама умерла. Затем они стали ближе, и он сожалел о годах, что потерял, когда держался на расстоянии. Он остановился на углу Хамболдт стрит и Джеймс авеню и сделал глубокий вдох. Уставившись в ночь, он заложил руки за шею и закрыл глаза. Я не говорила ничего, потому что сожаление сказанное зыком его тела было все, что нужно было сказать.

Я поняла, что у него был брат, но когда спросила о нем, тело Дэниела напряглось.

— Мы не общаемся. — Слова звучали холоднее, чем что-либо, что он говорил прежде. Я больше не расспрашивала об этом.

На четвертом круге, мы смеялись над тем, как сильно оба истощены и не были в состоянии по-настоящему спать. На шестом круге я плакала. Это началось с нескольких упавших слез, но потом превратилось в целый водопад, и Дэниел не просил меня объяснить. Он обнял меня и притянул к своей груди, успокаивающие звуки покидали его губы.

Я пыталась выдавить слова, чтобы рассказать ему, что буду в порядке, но он предостерег меня от этого. Он сказал, что это нормально быть не в порядке. Он сказал, что это нормально распадаться на части какое-то время, не чувствовать ничего, кроме боли. Мы оставались на шестом круге дольше, он шептал в мои волосы что когда-нибудь, как-нибудь, радость преодолеет боль.

Позже, я рассказала ему о списке предсмертных дел, который Габи составила для меня, и он попросил прочитать его. Потянувшись в сумку, я вытащила сложенный лист и протянула его. Он держал его с осторожностью, медленно открывая. Я смотрела, как его глаза перемещались слева направо, когда он читал список.

— Крутить обруч в универмаге? — спросил он, изогнув бровь.

Я засмеялась, кивнув.

— Спеть Майкла Джексона в караоке, включая танцевальные движения?

— Я знаю, понятно? Это было больше для Габи, чем для меня, — ответила я.

Он улыбнулся на список, прежде чем сложил его обратно и передал мне. Он спросил, как много пунктов я выполнила, отчего я вздохнула.

— Еще ни одного. Я должна была танцевать в баре сегодня, но как ты видел, у меня был небольшой нервный срыв.

— Так, ты еще не прочитала письмо от своей сестры?

— Еще нет. Я бы хотела открыть их все…

Он засмеялся, когда мы снова начали обходить квартал.

— Но ты не хочешь быть такой девушкой.

— Какой девушкой? — спросила я, застопорившись и уставившись в его направлении.

— Ты понимаешь. Той девушкой, которая умышленно не подчиняется своей умершей сестре-близняшке.

Я улыбнулась. Я знала, что это было странно и многие бы назвали неправильным то, что он сказал, но я улыбнулась, потому что, черт возьми… это было забавно.

— Ты прав. Я не посмею быть такой девушкой.

— Кроме того… — он повернулся ко мне и прикусил нижнюю губу. Он приблизился и игриво толкнул меня в плечо. — Ты выполнишь одно из заданий, — когда он сказал это, мой нос зашевелился, а брови изогнулись.

Он рассмеялся над моим несколько ошеломленным состоянием. Когда его лицо оказалось ближе ко мне, я выдохнула воздух, коснувшийся его губ. Это ощущалось как вечность, когда наши губы были в миллиметрах друг от друга, тем не менее, это длилось только несколько секунд.

Его губы не выглядели мягкими и приятными — они выглядели талантливыми. Как будто они могли целовать кого-то, даже если были на другой стороне мира, и заставить этого человека расплавиться. Это не длилось долго, прежде чем я убедилась, насколько талантливыми были эти губы.

Наши губы соединились так, как я никогда не целовалась. Нужно было придумать новое слово, чтобы описать этот тип поцелуев. Терапевтический. Живой. Защитный. Блаженный. Все эти красивые разнообразные чувства — разом. Подавляющее число эмоций прошло через мое тело, превращаясь в энергию, которая переходила от него ко мне.

Я знала, что никогда не захочу целовать другого парня так, как целовала его. Я никогда не знала, что поцелуи могут быть такими простыми и в то же время сложными.

Он потянул меня в бок, и моя спина коснулась каменной стены, но стена не держала меня так, как его прикосновения. Он придвинулся ближе ко мне, и я почувствовала, как его язык раздвинул мои губы, найдя мой язык, который был готов познакомиться с его.

Когда его руки обняли меня крепче, мои ноги нашли свое окончательное пристанище вокруг его бедер. Небольшой вздох покинул меня, когда он подхватил меня под задницу и приподнял, заставляя мое эгоистичное желание — обернуть ноги вокруг него, стать отчаянной потребностью борьбы с гравитацией.

Как падающая звезда, мое тело летело в бездну желания, и я начала умолять небеса, чтобы это не было какой-то депрессивной фантазией — и если это было так, то я никогда не хотела возвращаться в реальность.