Елена Филон - Любить Не модно

Может в России это болезнь такая? Когда замираешь на ком-то взглядом и отвести его не можешь?.. Очень странно себя чувствую.

Молчит. Просто смотрит. Без всякого выражения. С тем же успехом можно смотреть на стену – чтобы просто взгляд куда-нибудь уткнуть, – и думать о чём-то своём.

– Почему ты здесь? – Сперва кажется, ветер листвой зашелестел, а, нет, – оказалось, Митя заговорил. И тон этот не нравится мне ещё больше, чем взгляд, которым он на меня смотрит. Странный, – пожалуй, лучшее ему определение.

Обнимаю себя руками, делая вид, что ёжусь от холода, в то время, когда от жара в пот кидает, и мало заинтересованно спрашиваю:

– О чём ты?

– Почему ты здесь? Зачем в этот город приехала?

Мрачно усмехаюсь:

– Да вот как-то у меня мнение не спросили, понимаешь?

– Чья это квартира? – кивает наверх. – Съёмная?

– Нет, она… – Стоп. – А тебе-то что?

Делает глубокий вдох, открывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает его, говорить передумав. Будто только что дошло, что тратить время на меня – глупость несусветная.

– Ладно, – наконец взгляд отводит, запускает руку в карман джинсов и миг спустя протягивает мне…

Айфоша?!..

– Держи, – кивает.

Держу… держу мину кирпичом, а руки так и чешутся схватить своё сокровище и мчаться домой со всех ног.

– Вот так просто? – невозмутимо интересуюсь.

– Нет, – лоб хмурит и челюсти сжимает, будто с трудом сдерживая себя от желания разбить мой телефон о фонарный столб, но по каким-то причинам не может себе этого позволить. – Забирай. А завтра приходи в «Клевер».

– Что? – звонко. – Очередную сцену устроить хочешь?

– Я? – невесело усмехается, повышая голос. – Устраивать сцены – твоё кредо по жизни! Меня сюда вмешивать нечего.

– То есть это я сама себя вечно дурой выставляю, да?

– Пфф… Понятное дело, да!

– А ты… А ты…

– А я лишь решил поставить на место лишённого совести подростка, вроде тебя.

– Ну и как, поставил?! – кричу уже на всю улицу, со всем возмущением. Боже! Меня никто в жизни ещё не бесил так сильно, как… {этот}!

– Ты невыносима, – понизив голос до разочарованного шёпота, головой качает.

– Так и не выноси. Тебя разве кто-то просит об этом?

– Да я бы с радостью! Вот только ты мне денег должна, помнишь?

– А если я на тебя за вымогательство денег у малолетки заявлю?

Смеётся, выгнув спину и устремив лицо к ночному небу:

– Ну хоть с чем-то согласилась, – шумно выдыхает и вновь одаривает меня взглядом, словно на попавшую в беду пушистую зверушку смотрит. Больше всего ненавижу{ этот} его взгляд. – Слушай, камеры твои пьяные танцы на сцене засняли, и поломку аппаратуры тоже. Правда на моей стороне. Не ты, так твоей матери платить придётся, понимаешь?

Вот же скряга. Жмот!

– И прежде, чем ты придумаешь мне новое прозвище, – перебивает, будто мысли мои прочитав, – что-то вроде скряги, или ещё чего поинтереснее, должен сообщить, что дело не в том сколько ты мне должна, а в том, чтобы с детства привыкать возвращать долги. Это вроде как ответственности за свои поступки учит.

Шикарно.

Теперь он меня ещё и воспитывать взялся.

И ни секунды больше не раздумывая пытаюсь выхватить свой телефон у него из рук. Но не тут-то было! С реакцией у этого придурка всё отлично! А вот с держанием слова что-то не очень, потому что уже в следующий миг мой Айфоша возвращается обратно в карман его джинсов, а два глаза, что теперь похожи на два лазерных прицела, пытаются прожечь дыру в моём лице!

– Завтра. После школы. В «Клевере». Придёшь, тогда телефон и верну.

– Скряга, – сквозь зубы.

– Дурочка, – так весело усмехается, словно забавнее меня в жизни никого не встречал, и вдруг руку ко мне протягивает и… ерошит волосы?..

Он, правда… ерошит мне волосы?

Даже дара речи лишилась. Даже что такое двигаться забыла. Даже о способности дышать с трудом вспомнила. Смесь чувств, что затопила меня от его прикосновения, оказалась такой взрывоподобной, что я как ни пыталась, не смогла понять, какая чаша весов весит больше: та, что полна дикого возмущения за такого рода наглость, или же та, где большими буквами написано: «А это было мило».

Точно. Заболела.

– Мир так устроен: скажешь «спасибо» ты – скажут «спасибо» и тебе. Улыбнешься ты – улыбнутся и тебе. Понимаешь? Всё хорошее начинается с тебя, – прячет руки в карманах, а я прослеживаю загипнотизированным взглядом ту, что касалась моих волос, и…

Что он там только что пробубнил?

– Опять меня учишь?

– До завтра, – не отвечает. Прыгает в тачку, одаривая меня прощальной улыбкой, и жмёт на газ.

Провожаю взглядом «Ауди», и к своей полной неожиданности отмечаю:

– А он бывает забавным.

***

– Он полный придурок! Серьёзно! Занудливый и такой правильный, бууэээ! – щёлкаю шариковой ручкой, сидя за партой на перемене между вторым и третьим уроками, и делюсь с Женей всеми эмоциями, что так и просятся наружу, так и просятся быть высказанными!

Нет сил больше молчать. Хоть кто-то уже должен меня выслушать, иначе… иначе лопну скоро от возмущения!

– Митя правильный? А что в этом плохого?

– Плохое в том, кем он себя возомнил. Учить меня вздумал.

Женя, прикрыв рот ладонью, тихонько хихикает, и стреляет в меня каким-то уж больно загадочным взглядом, словно я ей тут не о первой в своей жизни ненависти рассказываю, а о первой любви, да ещё и безответной.

– Чего ржёшь? – фыркаю, и замечаю, как из школьной столовой в кабинет физики возвращается Жанна и её свита; вальяжно проплывают по проходу, с набитыми пирожками щеками, и занимают свои насесты.

А главная курица на меня такой взгляд бросает, словно я её любимого кота ночью псам скормила, и теперь, в срочном порядке, на корм собакам нужно пустить меня. И вот так смотрит на меня дрянь, что только вчера лишила меня наушников!

– Эй? Ты слушаешь, вообще? – толкает меня локтем в бок Женя, и я одариваю её тяжёлым взглядом:

– Закроем тему. Глупый разговор.

– Так я ведь вообще молчала, – вновь смеётся, демонстрируя ямочки на щеках, и мне невольно улыбнуться хочется. – Так что… что этот… ну этот,{ Дмитрий Александрович}… Странный он. И «Клевер» этот… странный, – запинаясь, бурчу себе под нос, с неоправданным интересом рассматривая надпись ручкой на парте «Вали в свою Америку, сука»! Верх культуры.

– Почему странный? Митя обычный. Хороший парень, – будто бы со знанием дела заявляет Женя, хватает стирку и принимается избавлять парту от надписи. – Музыку любит сильно, вот и преподаёт её кому-то вроде нас… Музыкальной школы-то в городе нет. А у Мити рок-группа своя, они в «Клевере» по вечерам выступают. В основном с каверами, но бывает, что и своё играют.

– А по утрам он чего в «Клевере» трётся?

– Так работает ведь.

– Разве? – хмурясь, наблюдаю, как Женя не теряет надежды стереть все чернила до остатка. – Я слышала, что нет.

– Слышала?

– Ну, да, – отвожу взгляд от неловкости момента и тут же себя корю за это. С чего вообще мне неловкость испытывать?..

– А! – Женю будто великая мысль посещает. – Так он там не числится! Зарплату не получает, просто помогать Алине приходит. С разгрузкой, или доставкой товара. С поставщиками переговоры ведёт и так далее.

– И не получает за это деньги? – брови невольно на лоб лезут. Он что, травой и свежим воздухом питается?

– Отказался видимо, – пожимает плечами. – Я не знаю этого, Кристин. Знаю, что он Алинке с «Клевером» днём помогает, а по вечерам, когда работает бар, концерты организовывает.

– Бар, – киваю, ничего не понимая, и сверлю взглядом одну точку в парте.

– Днём – кафе. Вечером – бар. Всё просто, – решает пояснить Женя. – Город у нас маленький, вот и приходится крутиться.

– И даже разрешение есть? – придирчиво глаза сужаю.

– Да, конечно есть. Как бы ещё они работать могли?

Ну вот вроде и ясно всё. Да не очень.

– «Клевер» – кафе отца Алины. Он умер несколько лет назад от инфаркта. Так что она там с тех пор и директор, и владелец, и администратор в одном лице.

– И продавец.

– Продавец только по утрам, когда я в школе.

– Аааа…

СТОП.

– В смысле? – круто разворачиваю к ней голову, и ещё жду долгих несколько секунд, пока Женя любуется чистенькой партой, собирая крошки от стирки в ладонь, а затем отвечает:

– Я разве тебе не говорила?

– Да вроде нет.

– Я работаю в «Клевере». До пяти часов вечера примерно, когда как получается.

– Офигеть.

– ОФИГЕЕЕТЬ! – звучит с соседнего ряда голос, от которого мне непреодолимо хочется поморщиться, а следом оглохнуть. – Только посмотрите: Принцесска и Нищенка теперь подруги! Сейчас растаю от умиления…

Одариваю Жанну невыразительным взглядом, а мысленно отмечаю, что немножечко «подтаять» не помешало бы её заднице. Как минимум.

– Не ведись, Кристин, – тут же шепчет мне Женя. – Она тебя провоцирует.

– Меня? Так ведь не меня оскорбили.

– А… ну, да… хотя, да… Ты права… – Лицо Жени тут же заливает краска, а взгляд наполняется таким смущением, от которого даже мне неловко становится.

– Эй! Нищенка! – продолжает кудахтать курица. – Там тебя мать звала! Наверное, хочет, чтобы ты помогла половую тряпку отжать!

И половина из присутствующих в классе взрывается от смеха, тут же обращая весёлые взоры к Жене, словно та – пугало на кукурузном поле, но настолько нелепое, что ни одна ворона его не боится.

– Моя мама в школе уборщицей работает, – считает нужным сообщить мне Женя, в то время, когда я даже и не думала о подобном спрашивать. Несмотря на всё смущение и понурый взгляд в парту, ещё объяснять что-то пытается?..

– Зря ты со мной села, – выдыхаю обречённо, глядя на красное, как помидор, лицо Жени. – Я ведь говорила тебе… Теперь и ты получать будешь.

– Да я и раньше получала. Не привыкать, – украдкой поглядев на меня, смущённо, но, чёрт, так горько улыбается, что клянусь всем на свете, у меня аж сжиматься внутри всё начинает.

«Не лезь, Крис. Не встревай. Не твоё это дело! Ты и так выживаешь, как можешь! Не рой себе могилу!»

– Гиблое это дело, Карасева, – с отвращением во взгляде фыркает Жанна. – Принцесски с нищенками априори не водятся. Ну, разве что шмотки свои тебе донашивать отдавать будет…

– Да я и тебе могу что-нибудь подобрать. – Ну вот и всё, понеслось. – Мне не жалко. – Оглядываю Жанну с ног до головы. – Правда, не уверена, что размерчиком сойдёмся.

Ну вот теперь класс смеётся не с Жени, а с этой выдры, что уже вовсю молнии из глаз в меня метает.

«Вот не живётся тебе мирно, Крис! Куда лезешь? Зачем?»

Зачем?.. Ну… по сути, Женя ведь вчера за меня заступилась. По крайней мере, попыталась.

– Я не поняла, – тупо протягивает Жанна, разворачиваясь ко мне всем торосом и хрустя костяшками пальцев. – Ты сейчас нарываешься, или что, америкоска?

– Я интересуюсь, – любезно улыбаюсь. – Нужно чего? Из вещичек? А-то у меня много. Даже в шкаф всё не влезает.

– Кристина, не надо, – с опаской шепчет Женя, сжимая моё запястье ледяными пальцами. – Она тебе и вправду врезать может, у неё брат бывший зек.

А я в это время играю с Жанной в войну взглядами, и даже не думаю проигрывать.

Звенит звонок, и Жанна, пользуясь моментом, отводит взгляд первая, не забыв перед этим угрожающе прошипеть:

– Тебе конец, принцесска.

Конец подкрался слишком быстро и незаметно. Или это было только его начало?..

Думала, в наше время уже никто не устраивает «тёмную».

Видимо я ошибалась.

– Чего они на нас так уставились? – придирчиво наблюдаю за тем, как Митя и Алина подпирают барную стойку, (в это время суток – «прилавок»), и о чём-то шепчутся, не спуская с нас с Женей глаз.

Переворачиваю пакетик со льдом другой стороной и вновь прикладываю к ссадине на скуле, которая не просто болит, а дико ноет и пульсирует одновременно, словно там не обычная ссадина, а какой-нибудь нехилый нарыв.

Откидываюсь на спинку стула и перевожу взгляд на Женю, которая сидит напротив меня за тем же столиком, и прикладывает точно такой же пакет с сухим льдом к подбородку.

Думаю, со стороны мы выглядим, как две побитые жизнью законченные неудачницы.

Вот только в этот раз меня не жизнь побила, а скорее, – её нелепая ошибка по имени Жанна. И её куриная свита, что устроила нам «тёмную» прямо за воротами школы. Точнее, в потасовку всё это дело переросло лишь тогда, когда я отказалась извиняться по её требованию, да и Жене молчать велела. С чего вообще ради, мы извиняться должны? Ну и что, что я на личности перешла?.. Это ведь Жанна! Для таких, как она, подобные перепалки – смысл всей жизни, оскорбило её лишь то, что я в принципе рот в её сторону открыть посмела.