– Ты помнишь, чтобы я когда-нибудь лгала тебе?

– Нет, – ответил он, – и поэтому не хочу, чтобы ты начинала сейчас. Но если я могу чем-нибудь помочь, я с тобой.

От его неожиданной чуткости у Арии на глаза навернулись слезы. Таким Чарлза она еще не знала – брата, который не бежит от ответственности, а берет ее на себя.

По дороге домой они мало разговаривали, и только когда свернули к Квинз-Фолли и увидели дом, такой трогательный и прелестный, с его теплыми красными тонами, острыми коньками крыши и трубами на фоне неба, Ария пожалела, что не облегчила душу. Но было уже поздно, и она только протянула руку и на мгновение задержала ее на колене Чарлза.

– Спасибо тебе, – нежно сказала она, и по тому, как он улыбнулся ей в ответ, догадалась, что он все понимает.

Тем не менее, как бы ни легко ей было успокоить Чарлза, сказав ему, что ей не в чем оправдываться, как бы ни легко было убедить себя, что все кончено и забыто, Ария не могла справиться с хаосом и смятением, царившими в ее голове.

Она страдала от саднящей внутренней боли, которой никогда прежде не знала и которую не могла ни понять, ни объяснить себе. Ей хотелось радоваться, что она уехала из Саммерхилла, что выпуталась из неприятной, отталкивающей ситуации, но вместо этого чувствовала себя несчастной и подавленной.

Ей все время слышался голос Дарта, виделось его лицо в ту последнюю минуту на лестнице. Непонятно почему, но ей вдруг захотелось расплакаться.

Ария быстро оделась, внезапно ощутив потребность оказаться вне дома, занять себя знакомыми делами, которые она так недавно оставила и которые почему-то успели стать чужими.

Почти машинально она надела старую твидовую юбку и джемпер, выцветший от времени и постоянной стирки. Она причесалась, избегая смотреть в зеркало, в котором на мгновение мелькнуло очень бледное лицо с темными кругами под глазами и рот с горестно опущенными уголками губ. Отвернувшись, она заспешила вниз.

Нэнни был на кухне; хоть она и была стара, глаза у нее были острые. Она услышала, как в гостиную вошла Ария, и окликнула ее:

– Яйца для тебя будут готовы через минуту, голубушка. Там на столе письмо. Только что приходил почтальон.

– Письмо мне? – удивилась девушка.

Она недоумевала, кто бы мог ей написать, но один-единственный взгляд, брошенный на конверт с характерным размашистым почерком, заставил кровь прихлынуть к щекам. Она взяла конверт трясущейся рукой. Он написал ей – почему?

Вскрыв конверт, она уже знала ответ. Внутри был сложенный вдвое листок бумаги, а в нем чек. На какое-то мгновение ей показалось, что буквы поплыли перед глазами. Затем взгляд ее прояснился, и она прочла:

«Считаю своим долгом поблагодарить Вас за то, что выполнили свою часть соглашения. Прилагаю свою, как и было условлено. Дарт Гурон».

Неподвижно глядя на письмо, Ария медленно опустилась на стул, снова и снова перечитывал его. Почти машинально она развернула чек. Как она и ожидала, он был на три тысячи фунтов, и в порыве гордости и обиды уже собиралась порвать его, когда в комнату вошла Нэнни, неся тарелку с яичницей и беконом.

– Чек! – воскликнула она с фамильярностью старого друга семьи. – Хорошая новость, а то я уже подумала, что это еще один счет. От кого это, голубушка?

Ария молча передала ей розовый бланк. Нэнни взяла чек и, широко раскрыв глаза от изумления, уставилась на него, открыла рот, но с ее губ не слетело ни звука.

– Три тысячи фунтов! – с благоговейным ужасом воскликнула она. – Но за что, и почему он выписан на твое имя?

– Порви его, – усталым голосом ответила девушка, – я не могу его принять.

– Так это подарок от мистера Дарта Гурона? – спросила Нэнни. – Но как он может делать такие подарки?

Внезапное острое подозрение в ее глазах и в тоне ее голоса заставили Арию покачать головой и выдавить жалкое подобие улыбки.

– Это не за то, о чем ты подумала, Нэнни, – сказала она. – Я его не интересую после того, как оказала ему услугу в одном деле. Он сделал мне предложение только для того, чтобы не признавать помолвку с другой женщиной. Он пообещал мне три тысячи фунтов, если я соглашусь.

– Так вот в чем дело, – протянула Нэнни. – Говорила я мистеру Чарлзу вчера, когда ты ушла спать: что-то тут не так, это же яснее ясного видно по твоему лицу. Не зря же я присматривала за тобой все эти годы, голубушка, чтобы не видеть, когда ты довольна, а когда несчастна.

– Вчера я не могла говорить об этом, – ответила Ария. – Прости, я понимаю, ты хотела, чтобы я все рассказала, но я просто не могла.

– Понимаю, со всеми случается… Три тысячи фунтов! Подумать только, что можно было бы сделать с домом, с фермой.

– Знаю, – сказала Ария, – и поэтому согласилась тогда на его предложение. Но я не могу взять эти деньги, не могу, Нэнни.

Когда она произнесла последние слова, голос ее дрогнул, а глаза вдруг наполнились слезами. Нэнни вздохнула.

– Наверное, тебе видней, голубушка, – сказала она, – но деньги очень пригодились бы вам с Чарлзом.

– Знаю, – ответила Ария. – Неужели ты не можешь понять, что поэтому-то я и не могу их взять? Это как милостыня или еще хуже – получить деньги ни за что. Я ведь сбежала от него, то есть Чарлз заставил меня уехать, поэтому я не имею права получить плату за дело, которое сделано только наполовину.

Она подошла к окну и постояла возле него, пряча от Нэнни слезы, катившиеся по щекам.

– Ну, раз ты так считаешь, – сказала Нэнни, – значит, не о чем больше говорить, правда? Порви его, голубушка. Я всегда говорила, что нет на свете таких денег, что могли бы залечить сердечную рану.

– Сердечную рану? – переспросила Ария. – По-твоему, я от этого страдаю?

Она ощущала, как гнетет ее уныние, не покидавшее ее весь вечер, и отчаянно пыталась отбросить его, возбудить в себе злость, а не отчаяние. «Я ненавижу его, – твердила она себе, – за то, что он написал и оскорбил своими деньгами. Однако, если по совести, с его точки зрения, это долг чести, который он должен выполнить».

– А теперь иди позавтракай, – приказала Нэнни. – Я помню, моя старушка-мать говаривала, что после еды все выглядит не так мрачно, и это правильно, так что иди поешь, пока яичница не остыла.

Чувствуя, что есть ей хочется меньше всего, Ария неохотно села за стол. Чтобы не огорчать Нэнни, она притворилась, что ест, прихлебывая горячий, но слабый чай.

В заднюю дверь кто-то постучал.

– Наверное, принесли газеты, – сказала Нэнни. Она заторопилась прочь, и девушка услышала, как она разговаривает с мальчиком, который каждое утро на велосипеде привозил им газеты.

– Сэр Чарлз говорит, на прошлой неделе ты принес «Фермер и скотовод» на две недели позже. На этой неделе не забывай: в четверг мы должны получить журнал.

– Как я могу привезти его, когда он не пришел, – нахально ответил мальчишка.

– Ладно, передай своему отцу, что я сказала, – велела Нэнни и с треском захлопнула дверь.

Она принесла газеты – «Телеграф», «Дейли экспресс» – и положила их на стол рядом с Арией.

– Кстати, – словоохотливо обратилась она к Арии, – сегодня еще не приносили мои ставки. Я полночи придумывала, как заполнить форму. В один прекрасный день я отхвачу крупный куш, вот увидишь.

– Конечно, Нэнни, – рассеянно ответила девушка. Этот диалог повторялся изо дня в день, и она знала его наизусть.

Ее внимание привлекли заголовки в газете, лежащей перед ней, и она отложила вилку и нож.

«Знаменитая киноактриса стреляет в известного американца», – прочитала она. Еще не осознав значения того, что прочитала, она взяла газету и дрожащей рукой держала ее перед собой.

В газете была фотография Дарта Гурона в костюме для поло, а на другой фотографии была Лулу Карло, одетая в едва прикрывающий наготу экзотический восточный наряд, в котором снималась в своей последней картине.

«Мистер Дарт Гурон, личность с международной известностью и первоклассный игрок в поло, вчера вечером был обнаружен с тяжелым ранением в своей библиотеке в Саммерхилл—Хаусе, графство Сюррей. Его нашел м-р Макдугалл, камердинер, который вошел в библиотеку после того, как услышал несколько выстрелов подряд. Он нашел лежащего на полу мистера Гурона и мисс Карло, знаменитую киноактрису, которую называют самой соблазнительной женщиной в мире, стоящую над ним с револьвером в руке. Был вызван врач, а позднее дом посетила полиция. И врач, и полиция отказались сделать заявление для прессы».

Далее следовало пространное описание состояния Дарта Гурона и его владений в Южной Америке, а также были перечислены фильмы, в которых сыграла Лулу Карло, но Ария не могла читать дальше, а только сидела, дрожа, без кровинки в лице, и газета шелестела в ее дрожащих руках.

Она же знала что делать: она должна вернуться!

Почти не сознавая что делает, Ария поднялась на ноги, но тут в комнату вошла Нэнни, чтобы забрать посуду, и, увидев выражение ее лица, воскликнула:

– Что случилось, голубушка?

– В мистера Гурона стреляли, – ответила девушка и удивилась, что ее голос звучит обыденно, без надрыва.

– Боже правый! А кто? – спросила Нэнни, доставая из кармана фартука свои очки в черном футляре.

– Я должна ехать к нему, – произнесла Ария; собственный голос прозвучал как-то странно и издалека, как будто принадлежал кому-то другому, – голос, говоривший без ее сознательного участия.

Нэнни читала газету и цокала языком.

– Хорошо еще, что тебя там не оказалось, если хочешь знать, – сказала она. – Такие дела творятся. Чарлз был прав, что увез тебя. Он сказал, что ему не понравилось то, что там происходит. Я думаю!

– Нэнни, я должна к нему поехать. Няня удивленно подняла голову от газеты.

– К мистеру Гурону? Как можно, голубушка? Он нехороший человек, если верить газетам.

– Ты ничего не понимаешь, – возразила Ария. – Я должна узнать, что произошло. Мне нужно управлять домом, присматривать за слугами. Кто еще будет этим заниматься?

Нэнни открыла рот, чтобы ответить, но неожиданно превратилась в воплощенную заботливость.

– Вот что, голубушка, сядь-ка, а я принесу тебе чашку чаю. Ты в шоке, я же вижу. Жаль, что в доме нет ни капли бренди. Я отдала Чарлзу последнее для теленка, что заболел.

– Не надо никакого бренди, ничего не надо, – возразила Ария.

– Ты же бледна как полотно, – заспорила Нэнни. – Добрая чашка горячего чаю и много сахара – вот что тебе сейчас нужно.

– Я в полном порядке, – раздраженно ответила девушка. – Неужели ты не можешь понять, что я не могу сидеть здесь и ждать? Мне нужно ехать в Саммерхилл.

– А что на это скажет Чарлз, хотела бы я знать? Он и так расстроился, когда два дня назад Джо принес в дом ту газету. «Нэнни, это Ария», – говорит. «Точно!» – сказала я. Нельзя было ошибиться, это была ты, хоть фотография была не очень-то хорошая. Он прочитал все, что там было про тебя написано, и не сказал ни слова. Потом встает и идет спать. «Завтра я привезу ее домой, Нэнни», – говорит.

Нэнни вдруг замолкла, заметив, что Ария не слушает, а только пристально смотрит на фотографию Дарта Гурона.

– Лучше тебе туда не ездить, голубушка, – неуверенно произнесла Нэнни.

– Я люблю его!

Слова, казалось, сами слетели с ее губ.

– Я люблю его, Нэнни, и до этой минуты сама этого не понимала.

– Ну-ну, голубушка, ты просто переволновалась.

Ария вскочила на ноги.

– Я люблю его! – повторила она; голос ее окреп и, казалось, эхом разнесся по комнате. – Я думала, что ненавижу его, но была не права. Я люблю его, и хотя я его совсем не волную, теперь, когда он болен, я должна помочь ему.

Нэнни посмотрела на соблазнительную фотографию Лулу Карло.

– Не знаю, – ответила она, покачав головой. Ответ на вопрос Арии дали газетные стенды в Лондоне. «Лулу Карло арестована», – прочитала она, выйдя из автобуса, который довез до Гайд-парка. На другом она доехала до вокзала Виктории и успела на поезд до Гилдфорда, предварительно телеграфировав Макдугаллу время своего прибытия.

Как она и предполагала, ее ждал автомобиль. Девушка почти не знала молодого шофера, который был за рулем, и поэтому только поздоровалась с ним, ни о чем не спросив.

Саммерхилл выглядел так же, как когда она уезжала. Сад утопал в цветах, и, когда они свернули на подъездную аллею, на ступеньках у входа ее уже ждал Макдугалл.

– Доброе утро, мисс. Рад вас видеть, – сказал он. – Я счел нужным предупредить вас, что в гостиной ожидают газетчики.

– Как мистер Гурон? – спросила Ария дрожащими губами и подумала, показались ли ее слова Макдугаллу такими же странными, как ей самой.

– Ему лучше, насколько это возможно, – ответил Макдугалл. – С ним две сиделки, а доктор только что уехал. Вы подниметесь к нему?

– Думаю, я немного повременю, – сказала Ария. Она прошла через холл в обеденный зал. Не может быть, что она отсутствовала всего сутки. Ей казалось, что целая жизнь прошла с тех пор, как она покинула этот дом вместе с Чарлзом после тех горьких слов, которые ей сказал Дарт Гурон у подножия лестницы.