– Так можно вступить в контакт только с санитарами из психушки, – просветил подругу Тарасов. – Мне соседи сразу их вызовут.

– Тогда сиди и мучайся в неведении, – проворчала Ханина, резко переведя разговор в другое русло. – Тут уже народ звонить начал. Два мужичка есть. Я тебе эсэмэской скину телефон моего секретаря, будешь с ней время приёма согласовывать. Давай, добрый фей, маши волшебной палочкой активнее, люди ждут чудес.


Слоган агентства «Мы работаем только для обычных людей, мачо и принцессам не к нам» оправдывал себя на сто процентов. Тарасов работал в поте лица, тихо завидуя Сваху, который только ел, спал и изредка тявкал. Если Света и Горский как-то сразу интуитивно воспринялись Тарасовым как пара, то с остальными оказалось сложнее. Люди были разными, каждый со своей болью, своими тараканами и странностями. Но и не без плюсов. Рюрик вдруг обнаружил, что в каждом из приходящих есть бездна того, что человек просто не умеет продемонстрировать окружающим. А зачастую он и сам не подозревает о своих возможностях, либо недооценивая себя, либо считая достоинства недостатками. Хотя иногда всё было строго наоборот. Плюсов кот наплакал, а индивидуума прёт от переоценки собственной значимости, словно египетского фараона.


Первым был назначен протеже Горского – Михаил Владимирович Шпунтиков. Удивительно, насколько иногда людям не подходят их фамилии. Рюрик ожидал увидеть мелкого, суетливого человечка, а на встречу пришёл степенный бородач с таким чувством собственного достоинства, что оно, казалось, аж через край выплёскивалось. Шпунтиков работал учителем в школе и ненавидел детей всеми фибрами души.

– Вы просто не представляете себе, что такое эти современные дети, – начал он кипятиться почти сразу, едва речь зашла о работе. – Это исчадия ада, это извращённая фантазия, помноженная на хамство, цинизм и полное отсутствие моральных барьеров.

В принципе, сам Тарасов жил не в элитном комплексе, поэтому детей из дворовых школ видел. Надо признать, дети в микрорайоне были весьма разными. Большинство – в меру хулиганистые, обычные, некоторые вполне тянули на отличников и будущих гениев всяческих наук. Но и гундосые пацанчики, пившие под окнами пиво, расписывавшие матерными надписями детскую площадку и отжимавшие у припозднившихся граждан кошельки и телефоны, там тоже имелись.

Особенно контрастировали впечатления школьного учителя с восторгами Горского. Хотя основания у обоих педагогов имелись. Всё же у Горского занимались сплошь тихие, самоуглублённые шахматисты, а у Шпунтикова, преподававшего биологию, – гогочущее стадо дебилов, судя по рассказам. Причём девушки, по его словам, были ещё хуже молодых людей.

В общем, собеседуемый явно оседлал любимого конька, забыв, зачем пришёл. Он клеймил современное поколение старшеклассников, от которых, надо полагать, ему доставалось больше всего, их родителей, которым не было дела до чад, и систему образования в целом. Суть монолога сводилась к следующему: Михаил Владимирович желал найти даму, которая не хочет детей.

– Вы поймите, дети – это обуза. Это как собака или котёнок. Они меняют вашу жизнь, делают вас уязвимым, зависимым, они диктуют вам свои правила и словно голодная тля сжирают вашу жизнь.

В общем, дядька был очень специфический. Идеология чайлд-фри имела право на существование, но в его устах это совершенно безобидное мнение звучало воинственно и крайне агрессивно.

Более того, себя господин Шпунтиков ценил необычайно высоко.

– Интеллигентный, непьющий мужчина в наше время – на вес золота. Я образован, я интеллектуал, я умею прилично вести себя в обществе, поэтому и женщина мне нужна соответствующая, – втолковывал он Тарасову.

Рюрик, зафиксировав в мозгах, что и сам является непьющим, образованным и не ковыряется на людях в носу, даже приободрился.

Вот оно как! Он на рынке женихов тоже котируется!

– То есть, – решил повторить Тарасов, словно официант, принимающий заказ, – вам требуется тоже непьющая, образованная и прилично ведущая себя женщина?

– Для женщины этого мало! – немедленно вскинулся Шпунтиков. – Их тьма, а нас – единицы. Поэтому женщина должна быть ещё красивой и молодой. И я бы попросил не подсовывать мне всякую некондицию. Давайте сразу нормальных. У вас фото с собой?

– У нас немного не такая система, как вы, наверное, догадывались, когда шли сюда, – застеснялся Тарасов. Начинались проблемы. Тон Шпунтикова подразумевал какие-то претензии, пусть смутные, но всё же. – Сначала мы своими методами разбираемся, какие именно женщины вам могут подойти чисто теоретически. Не вы выбираете, а…

– Собака, что ли? – с презрительной ухмылкой перебил его учитель. – Давайте сэкономим ваше и моё время. Не надо мне вешать лапшу…

Договорить ему не удалось. Свах разразился оскорблённым лаем, удивив не только Шпунтикова, но и собственного хозяина. Можно подумать, эта пузатая мелочь в самом деле что-то понимала. Чтобы малыш не нервничал, Рюрик засунул его в переноску.

Михаил Владимирович покраснел, оттопырил сочную, красную губищу, которая на фоне его чёрной бороды выглядела как недоеденный кусок копчёной колбасы, не влезший в рот, и изрёк:

– Ладно. Предположим, у вас своя система. Какие мои действия?

Свах сунул нос между прутьями переноски и снова тявкнул, но на сей раз уже с ноткой удовлетворения, мол, так-то, а то, понимаешь, не верит он…

Тарасов от изумления аж дар речи потерял, не сразу сообразив, что у него спросили.

Шпунтиков терпеливо, кося глазом на переноску, повторил вопрос.

– Заполняете анкету, отдаёте мне своё фото, приводите нам ещё двоих человек, – тоже поглядывая на Сваха, отрапортовал Рюрик. – Вот визитки, ваши протеже непременно должны прийти с визитками.

– Женщин можно? – уже почти подобострастно уточнил Михаил Владимирович и доверительно добавил: – У меня полная школа баб, почти половина – незамужние. Школьный учитель – это часто диагноз, знаете ли.

– А что ж вы себе среди них не нашли никого? – искренне удивился Рюрик, но тут же сообразил, что вопрос глупый.

Это ж как поиск нужной вещи в магазине. Вроде вот, пожалуйста, два этажа одежды, на любой вкус, а проходишь целый день и ничего себе по душе не найдёшь. Или возьмёшь абы что, а потом едешь домой и жалеешь, что соблазнился. Ведь не то!

Любимую женщину среди миллионов похожих тоже найти очень сложно. Вроде всё то, а чего-то не хватает, чтобы застыть, остолбенеть и понять – вот она, единственная… У Рюрика самого на работе дам было пруд пруди, но ведь тоже никого не нашёл. То ли искал плохо, то ли не судьба.

Шпунтиков взглянул на него, как на полного идиота, и мигом смешавшийся Рюрик просительно пробормотал:

– Давайте тогда женщину и мужчину. А то, сами понимаете, женщин и так будет переизбыток.

– Замётано, – учитель подмигнул ему почти дружески, пожал руку и даже погладил переноску со Свахом. Уважительно так погладил, с пиететом.

В общем, дядька был неоднозначный. Интуиция молчала. Свах тоже, но оно и понятно, кандидатур-то пока было раз-два и обчёлся.


После Шпунтикова пришёл Владик.

Просто Владик.

Этакий сорокалетний Карлсон.

Весил «просто Владик» килограмм сто двадцать, и роста в нём было метра два. Несмотря на молодость, пузо у пришельца было выдающимся. Чувствовалось, что Владик уважает пиво и диванный образ жизни. Физиономия у него была детская, наивная до безобразия и доверчивая. Чем-то он напоминал Сваха, когда тот описается. Ясный, чистый взгляд и немой бессмысленный вопрос: «Ну?» Дескать, что делать будем?

Владик пришёл и молча сел, радостно улыбаясь. Такое чувство, что он ждал как минимум выступления дрессированных собачек и разве что в ладоши не хлопал.

Как оказалось, он был тоже тренером, но по шашкам. Больше Владик ничего не умел, не любил, но жениться хотел. Он так и сказал:

– Очень хочется семью. Я хороший, у меня характер терпеливый. Знаете, у меня дети иногда на занятиях так орут, что уши закладывает, а мне хоть бы что. Я сижу и книжку читаю. Детективы очень люблю. Вы не подумайте, я работаю хорошо, но если детям шашки не нужны, то зачем напрягаться? Кому надо, они дополнительно ходят, в группе всё равно заниматься невозможно. У нас клуб маленький, районный, туда ребятню приводят, чтобы они на улице до прихода родителей не болтались. Ещё рассказывать или хватит? – неожиданно прервал он свою речь. Словно студент, который чувствовал, что запас знаний по билету подходит к концу, а экзаменатор тянет время. Ведь любому ясно, что если первым замолчишь, то всё – тягостная пауза и неприятная оценка.

– Продолжайте, продолжайте, – махнул рукой Рюрик. Владик, при всей его простоте, был совершенно загадочным. То ли страшно недалёкий и даже слегка умственно отсталый, то ли, наоборот, на удивление позитивный парень без подтекстов и двойного дна.

Но умственно отсталый, конечно, вряд ли – всё же тренер. Да ещё его Горский порекомендовал, а Татьяна строго предупредила – присылать нормальных.

– Во-о-от, – протянул сбившийся с мысли жених. – Мне мама и сказала: иди, вдруг помогут. Она тоже хочет, чтобы я женился. У нас с мамой что-то никак не получается…

– Что? – едва не свалился со стула Тарасов. – Что у вас с мамой не получается?

– Девочку найти. Маме надо, чтобы она хорошая была, жить-то вместе будем. Мама старенькая, ей помогать надо по хозяйству.

Картина начинала проясняться. Наверное, надо было Владику и маму прихватить для чистоты эксперимента.

– А если у вашей избранницы будет своя жилплощадь? – неожиданно спросил Рюрик, снова сбив парня с мысли.

– Что? Нет, наверное, маме это не понравится, – и он беспомощно оглянулся на двери.

– Вы что, с мамой пришли? – напрягся Рюрик, тоже посмотрев на дверь.

– Нет, зачем, что я – сам не могу? – надулся Владик. – Просто мама меня инструктировала. Так вот. Мы на сайтах искали, но я не очень умею с девушками общаться, я стесняюсь. Да и писать я не люблю, мама писала. А они приходили на свидание и потом больше не звонили.

– А вы им звонить не пробовали? – парня было даже жалко. Надо же, такой громила, а всё с мамой. Бывают же такие жуткие родительницы.

Маменька Валентина Петровна, конечно, тоже не сахар, но она вполне демократична. Даже дала возможность сыну жить одному… Тарасову вдруг остро захотелось позвонить матери и сказать, что он её любит. Просто так сказать – ей точно будет приятно. Но сейчас это неприлично, лучше эсэмэску набрать, пока Владик увлечённо пересказывает мамулины требования.

– …Нет, они мне номер телефона не давали. Мама через Интернет договаривалась о свидании, они приходили, а потом всё. Я и одевался чисто, и не пил, и комплименты говорил… Кстати, мама сказала, что это может быть из-за комплиментов.

– А что такого вы девушкам говорили-то? – хмыкнул Тарасов. Вопрос он задал исключительно из любопытства, чтобы понять мотивы девушек. С Владиком уже всё было ясно. Проблема была не в нём, а в мамане, дай ей Бог здоровья.

– Ну, я не люблю всякие там замысловатости, надо говорить так, чтобы девушка сразу понимала, что она мне нравится, – бесхитростно пояснил Влад. – Например, я говорил, что у неё попа красивая. Или грудь здоровенная, и это очень здорово.

– Прямо так и говорил? – вытаращил глаза Рюрик.

– Ну да. Мама-то хотела интеллигентных, чтобы утончённые, воспитанные, она им стихи в Интернете писала. Так вот мама сказала, что я после её стихов для этих девушек, как холодное после горячего. А ещё – как молоко после селёдки. Короче, ужасен и безнадёжен. И всё порчу.

– Не переживай, парень ты видный, найдём тебе хорошую девушку. А сам-то ты как вообще, с мамой хотел бы жить или как? – осторожно уточнил Рюрик. Потому что интуиция подсказывала, что те девушки, которые подойдут Владиковой маме, будут бежать от этой дамы, роняя тапки. А те, которые согласились бы и на такую свекровь, самой свекрови даром не нужны. Налицо был когнитивный диссонанс. А без родительницы Владик был вполне годен для реализации на рынке женихов.

Вопрос застал парня врасплох. Он снова воровато покосился на дверь и так густо покраснел, что даже уши приобрели помидорный колер.

– Понимаете, – замялся здоровяк, – мама, она такая ранимая, такая чувствительная, у неё сердце слабое…

Он мямлил и мямлил, а Тарасов помимо воли представлял себе пышущую здоровьем мадам с мелкой химией и хитренькими глазками.

– …Я бы, конечно, хотел сам, но мама считает, что один я жить не смогу…

И тут у Тарасова зазвонил телефон.

Мама.

– Рюша, что случилось? – закричала Валентина Петровна. – У тебя неприятности? Ты был у врача?

– Мамуль, ты что? У какого врача? – Рюрик не ожидал столь бурной реакции на безобидную эсэмэску. Надо же, наверное, он очень редко говорил маме, что любит её, иначе с чего ей так пугаться? Только с непривычки. Ему стало стыдно.

Владик понимающе затих и замахал руками, мол, разговаривайте с мамой, это святое, я подожду.