— О господи… — Он закрыл лицо руками и некоторое время сидел молча, словно оцепенев. Я стояла рядом и изнывала от тоски и отчаяния в предчувствии грядущего взрыва. Но неожиданно Денис отнял руки от лица, и я увидела, что он улыбается.

— Ты что? — осторожно спросила я.

— Моя глупенькая дурочка… Ну иди сюда, я сейчас тебя успокою. — Он усадил меня себе на колени и принялся гладить по спине, точно ребенка. — Что за мысли такие, что за настроения…

— Нет, ты не понимаешь… — попыталась я вырваться, но он и не думал меня отпускать.

— Все я понимаю. Ты просто устала… Лис, наверное, тебе надо на некоторое время оставить работу. Не хочешь взять отпуск? Лис, это обычные сомнения, они свойственны каждому человеку, особенно в периоды, когда его жизнь кардинально меняется. Ты выходишь замуж, Лис, и, естественно, сомневаешься в том, правилен ли твой выбор… Лис, я тебя люблю и все сделаю для того, чтобы ты была счастлива. На самом деле ты тоже меня любишь, а остальное все — просто нервы…

— Я люблю Сашу, — тихо прошептала я.

— Дурочка! — Он сбросил меня с колен. — Какая упрямая…

Новый приступ раздражения охватил его.

— Нет, ты определенно хочешь вывести меня из себя! — схватился он за голову. — Свадьба уже на носу, все заказано, за все заплачено, люди приглашены… Да ты знаешь, сколько стоит одна аренда этого паршивого ресторана? Пять тысяч зеленых. Одна только аренда, я уж не говорю про все остальное… Лис, немедленно прекрати этот разговор. Свадьба в любом случае должна состояться, хочешь ты того или нет. Вот женимся, и будешь тогда говорить, чего ты там хочешь…

— Денис, я готова вернуть тебе все деньги, которые ты на меня потратил, — тихо сказала я. — Я могу продать квартиру. Она большая, в центре, дорого стоит… Переселюсь в какую-нибудь «однушку» на краю Москвы. Где-нибудь в Отрадном, например…

Он вытаращил на меня глаза. Кажется, Денис не ожидал, что я буду так долго сопротивляться.

— А моральный ущерб? — задыхаясь, процедил он. — Ты забыла про моральный ущерб…

— Ладно, черт с тобой, бери всю квартиру, — мрачно сказала я, уже в мыслях окончательно переселяясь к Вере.

— Нет, вы только послушайте, что она такое несет…

Денис то ли хохотал, то ли рыдал в голос, его было не понять. Наверное, с ним случилось что-то вроде истерики. Мне было очень жаль его, но я решила твердо стоять на своем. Всю жизнь я была бесхарактерной жертвой, за которую все решали другие, теперь будет по-другому…

— Я люблю Сашу. Ты не знаешь, но есть такой роман «Бледный ангел», и там описана история его предка…

— Да знаю, читал я этот паршивый роман — там, на даче, когда ты свою работу писала… Знаю, что Саша твой — прямой наследник того идиота, как его там… Андрея Калугина! Такой же псих и жалкое существо… Но при чем тут это? Ты что, помирилась с ним?

— Нет. Наверное, он никогда не простит меня, — сказала я, не замечая, что плачу. — Но это неважно. Все равно… я никогда… я не хочу тебя видеть… ты все испортил…

— А, вот ты как… У тебя при-инципы! Не давать поцелуя без любви, брак по расчету — грех, не в деньгах счастье… Горе от ума — вот как это называется!

— Я не понимаю…

— Зато я все понимаю. Ты… ты просто перечитала дурацких декадентских стишков. Твоя профессия… Ах, Анна Ахматова! Ах, Игорь Северянин! «Слава тебе, безысходная боль, умер вчера сероглазый король…» — издевательски процитировал он. — Начиталась всяких кокаинистов, которые давно сдохли, и свихнулась… Вечная женственность, прекрасная дама, небесный возлюбленный! «И веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука…»

— Ты, оказывается, знаешь стихи…

— Я все знаю! Я знаю, что ты к твоему Саше прилипла из-за дурацкого старого романа. Ты думаешь, что Саша твой — одно лицо с Калугиным, что он тоже способен на небесную, неземную любовь, которая сильнее смерти, да?

— Откуда ты знаешь? — с испугом спросила я.

— Я все знаю. Я читал твою рукопись. Ты сумасшедшая.

— Ну так и брось меня! — с отчаянием воскликнула я. — Зачем я тебе такая… странная?

— Вот еще! — усмехнулся Денис, и по его лицу пробежала судорога. — У меня тоже, может, эти… свои тараканы в голове. Я без тебя никак не могу.

— Денис, сейчас такие доктора, они все лечат…

— Замолчи. Я лучше убью тебя, чем отдам кому-то, — злобно произнес он, и я вдруг поверила: а ведь, правда, убьет!

— Я не говорю, что ухожу к кому-то, я хочу остаться одна…

— Без меня? Ну уж, дудки! Ты что, поверила, что мне нужны деньги, что ты можешь откупиться от меня чем-то? Ничем и никогда. Мне плевать на то, сколько я потратил и сколько идиотов приглашено на нашу свадьбу! Тут другое, ты должна знать…

— Я живой человек! Меня нельзя заставить! Я не вещь! — с отчаянием произнесла я. Денис был в таком бешенстве, что я его не узнавала. Убьет, в самом деле он убьет меня! Прямо сейчас…

— Лис… милая, глупая Лис… — Он вдруг схватил меня и сжал в объятиях — так, что у меня чуть не хрустнули все ребра. — Моя полевая лилия… Я никогда и никого не любил в этой жизни, кроме тебя. Если б ты знала, как я всех ненавижу, как я ненавижу всех женщин…

— Ненависть ко всем женщинам еще не означает любовь ко мне, — с трудом сумела произнести я.

— Ты не понимаешь! — закричал он мне прямо в лицо — так громко, что у меня заложило уши. — Кроме тебя, я никого и ничего не люблю, все мои чувства отданы только тебе… Ты! Одна ты!

Он целовал и обнимал меня, как сумасшедший, — больно, до синяков. Мое легкое домашнее платье из темно-зеленого шелка буквально трещало по швам, и мне казалось, что я попала в гигантскую мясорубку.

— Мне больно… Аи! Пусти меня… — Я пыталась вырваться, но это было невозможно.

— Лис, счастье мое… недотрога… как ты меня заводишь… Ты знаешь, как ты на меня действуешь? Иногда мне достаточно просто посмотреть на тебя, одного взгляда достаточно… Если ты хоть раз за вечер поцелуешь меня, я уже счастлив, одно твое прикосновение — тля умираю от блаженства… Лис, только ты! Ну что тебе еще надо…

Он вдруг упал на колени передо мной и зарыдал, содрогаясь. Я никогда не видела, чтобы он плакал, — и это на меня очень сильно подействовало. Я едва не бросилась его утешать, едва не сказала, что тоже люблю его… Я сдержалась — и хорошо. Больше лгать я уже не могла.

Я стояла, закрыв глаза, а он плакал, прижимаясь ко мне горячим мокрым лицом, его ладони скользили по моей спине.

— Прости меня, — прошептала я. — Но я не могу… Правда, не могу! Не надо было тебе меня тогда увозить.

Руки на моей спине замерли.

— Гадина… — Он отшвырнул меня в угол, словно куклу, и я упала на диван. — Какая же ты…

Он ладонями стер с лица слезы, медленно поднялся с коленей и подошел к окну.

Несколько минут он смотрел в окно, не двигаясь, словно монумент, потом повернулся и посмотрел на меня тяжелым взглядом.

— Лис, ты об этом пожалеешь. Я даю тебе три дня. Если ты к концу этого срока не передумаешь, я… я сделаю что-нибудь страшное. Верь мне. Увозить тебя куда-то, заниматься слежкой — ничего такого не будет. Я просто убью тебя. Решай сама. Все зависит от тебя. Но помни о моих словах!

Засунув руки в карманы пальто, он вышел из комнаты, энергично впечатывая каблуки в пол, — ох, ух эта его знаменитая, плейбойская походка.

Некоторое время после его ухода я была точно под наркозом, мое сознание отключилось.

А потом я вскочила с дивана и стала быстро-быстро собираться.

Одежда, расческа, фен, бумаги, документы, флакон любимых духов…

Вера. Надо бежать к Вере. Она сестра.

Нет, я и так слишком часто ей надоедаю, надо сделать небольшой перерыв. Аглая! Вот человек, готовый помочь в трудную минуту… Нет, Аглаю вмешивать нельзя — у нее муж, дочка, Денис знает ее адрес и телефон… Алиса, Брусникин? Тоже добрые люди, но… Выходит, все-таки Вера.

Я позвонила ей и сказала, что буду у нее через два часа. Она ничего не поняла, но тут же согласилась. Потом я позвонила в «Дель Арт» — у Саши в гримерке был телефон. Мне повезло — он оказался на месте…

— Саша…

— Ты? — удивился он, и как будто еще что-то проскользнуло в его голосе… Нет, он не мог радоваться моему звонку, мне показалось.

— Погоди, не бросай трубку! — отчаянно закричала я.

— Я и не собирался… Мне даже интересно, зачем ты мне позвонила. Я тебя слушаю!

— Думай про меня что хочешь, но я тут одну вещь для себя открыла… — Я хотела ему рассказать о том, что Дуся Померанцева — моя родная прабабушка, но передумала. Это для другого разговора, а сейчас… — Саша, я ушла от него.

— Значит, и его ты тоже бросила? — весело удивился он. — Но зачем ты говоришь это мне?

Я себя ненавидела. Я — я! — унижаюсь так перед мужчиной! Да будь я хоть трижды внучкой Дуси Померанцевой…

— Не молчи, — сказал он. — Ты пыхтишь, прямо как паровоз. Злишься, да?

— Очень, — наконец смогла произнести я. — В общем, Денис дал мне на размышление три дня. Он надеется, что я еще передумаю. Но я не передумаю…

— А что будет через три дня?

— Он меня убьет… — выдохнула я.

Ты серьезно? — опять тем же странным голосом спросил Саша. Я представила прядь волос, упавшую ему на лоб, блеснувшую запонку на манжете. Вот он стоит, держа трубку у уха, слушает меня, и лицо у него… Если б видеть, с каким лицом он слушает меня сейчас!

— Я — да. И он, похоже, не шутил… — сообщила я.

— Лиза, если это так, то надо что-то делать. Ведь я тебя знаю — ты любого можешь довести до сумасшествия… — Саша говорил вроде бы шутливо, но в его голосе проскользнула тревога.

— Ничего не надо. Я сейчас еду к Вере. Там он меня не найдет. Пересижу некоторое время… Потом… потом не знаю. Надеюсь, его страсти утихнут.

— Вера — это подруга? Ты дай мне ее телефон, на всякий случай…

— Зачем?

— Ну мне же не все равно! — неожиданно сорвался он. — Зачем ты тогда позвонила?!

— Затем… Я тебя люблю. Может, нам не удастся поговорить еще раз. Хочу, чтобы ты знал.

— Так дай ее телефон или адрес! Я должен…

Я не стала слушать, чего он там должен и кому, и бросила трубку. Мне хотелось плакать и смеяться — все вместе. Саша ко мне не равнодушен — в его словах, в его голосе я не услышала открытой ненависти. Он все еще беспокоился обо мне!

* * *

К началу апреля растаял весь снег, и город, черный, с влажными, точно после генеральной уборки, дорогами, стоял притихший и неподвижный, как будто оглушенный наступившей ранней весной. Сырой пар поднимался от черной земли на газонах, пахло автомобильной гарью и почему-то морем, словно ветер, прилетевший из дальних стран, решил напомнить прохожим о грядущих отпусках. От непривычно яркого солнца слезились глаза, в ушах шумело — от недостатка витаминов, смены сезона, шороха машин по асфальту.

— Как странно всегда весной… — сказала мне однажды Вера, пытаясь в одно прекрасное утро распахнуть заклинившую балконную дверь.

— Почему? — спросила я, оторвавшись от томика Валерия Брюсова.

— Ну… странно, и все тут… Тревожно и в то же время хорошо. Солнышко… За зиму отвыкаешь от солнца! Как будто я или умру, или придет ко мне счастье, такое огромное, что не вместить его во всю жизнь.

— Как это так? — спросила я, впрочем, не сильно не удивляясь Вериным словам, поскольку сама испытывала нечто подобное. — Или смерть, или… Наверное, ты имеешь в виду любовь?

— Наверное… — Отсыревшая балконная дверь наконец подалась и распахнулась со звоном — в тесную кухоньку ворвался холодный свежий ветер вместе с неистовым воробьиным чириканьем — там, внизу, было что-то вроде небольшого сквера и росли тополя.

— Аи! — воскликнула я, ловя разлетевшиеся по углам листы со своими записями. — Вера, что ты делаешь?..

— Хочу на балконе подмести — грязи здесь столько с осени развелось…

Вера в отличие от меня обладала стойкими хозяйственными навыками.

— Уже десять дней прошло, — пробормотала я, отложив книгу.

— От чего? — Она задержалась в дверях, обернулась ко мне. Солнце светило ей в спину. — От намеченного дня свадьбы, да?

— Ага. Я бы уже десять дней была женой Дениса. Мы бы сейчас сидели в каком-нибудь венском кафе, пили кофе и закусывали пирожными… Или ходили бы по развалинам старинного монастыря, или что там еще мне было обещано!

— Медовый месяц, — вздохнула Вера. — Послушай, а вдруг ты совершила страшную ошибку?

— Какую? Что не вышла замуж за Дениса?

Ее светлые волосы просвечивали на солнце, сияли над головой золотым нимбом, по лицу бежали какие-то отраженные блики — Вера в тот момент казалась удивительно юной, точно девочка-подросток. Впечатлению еще способствовала ее тоненькая фигурка. Прическа ее теперь являлась точной копией моей, и многие из соседей, живущих в доме, путали нас. А когда видели вместе, говорили, что и не знали, что у Веры есть сестра-близнец…

— Ну да! Просидишь теперь всю жизнь в старых девах…