Приятные глазу бело-розовые тона сменились всевозможными изъянами тел, незаметными под корсетом: Поль увидела выпирающие лопатки и плоские, опустившиеся или слишком тяжелые груди. Голоса выдавали подлое происхождение, искусственная улыбка подчеркивала глупость вульгарных лиц. Тем временем эти женщины с широкими запястьями и красными руками удостаивались столь галантных и уважительных ухаживаний, что Поль пришла в изумление – она ни разу не видела подобных проявлений внимания ни по отношению к себе, ни по отношению к другим женщинам. Она не знала, что такое поведение отвечало требованию времени: согласно моде, донжуану надлежало быть куртуазным с девицей легкого поведения, превращаясь в наглеца в обществе порядочной женщины.

В двух шагах от принцессы остановился советник посольства Норудин – с ним была проститутка с коварным взглядом.

– Осторожнее, верзила, ты помнешь мне платье!

– Умоляю вас! Если бы вы знали, сколь велико мое желание!

– Знали бы вы, сколь велико мое безразличие! Ступайте прочь!

– До чего же вы жестоки! Мне невыносима ваша немилость и безразлична любовь…

– Кто же вас любит?

– Чудесная девушка – принцесса Рязань!

Поль содрогнулась от гнева. Услышав, как тот, над которым она потешалась, утверждает, что покорил ее, она едва не забыла о том, что была мужчиной, но в эту минуту танцовщица расхохоталась.

– Рязань, гордая принцесса, которую я видела в центральной ложе, едва ли полюбит тебя, скверного дипломата! Если какая-нибудь женщина и доведет тебя до изнеможения в постели, то это будет не она! Я все больше узнаю тебя – хвалиться расположением принцессы перед танцовщицей! Пакита – самое большее, чем ты можешь похвастаться, но если принцесса сообразительна, она поверит тебе не более, чем я. У нее есть вкус, у меня – опыт: в тебе нет ни капли обаяния!

Эти слова танцовщица произнесла шепотом, не двигаясь, и Поль догадалась, что, несмотря на кажущуюся помпезность этого места, за всеми этими ухаживаниями скрывались грубость и унижение.

– Наконец-то! – воскликнул Кеан, увидев вновь прибывшего элегантного красавца. – Вот и Ромилли! Позволь представить тебе графа Ладисласа Нороски и мсье Небо́, сегодня мы едем на поздний ужин. Полагаю, вы приедете в сопровождении Порпораты?

– Да, – ответил виконт. – А кто остальные гости? Плелан здесь, Бланш – в ложе Блоби с Женнетоном. Недостает еще двух женщин – если желаете, мне не составит труда их найти.

– Я буду рад.

– Где мы встретимся?

– В «Мезон д’Ор», в половине второго.

Среди собравшихся возникло волнение – несколько человек произнесли женское имя:

– Порпората [19] !

Казалось, это был сценический псевдоним – столь к лицу это имя было восхитительной итальянке – по-королевски ослепительной Форнарине, воспламенявшей парижскую публику своим страстным и упоительным танцем.

Постановщик спектакля позвал танцовщиц на сцену, и Порпората осталась одна, увлекая за собой шлейф черного платья. Ромилли представил ей Небо́ и псевдо-графа Нороски. Она посмотрела на переодетую Поль долгим взглядом:

– Я принимаю ваше приглашение, мсье Кеан, – ответила она и оставила их.

Зал танцовщиц опустел, и, избегая встречи с герцогом Кидофф, Кеан увлек их за сцену Пол за кулисами был неровный, едва позволяя удерживать равновесие. Уродливые шасси на самом виду, пятна грима вместо женских лиц, свист рабочего сцены и ругань уборщика являли собой мастерскую обмана – все эти жившие притворством люди заставляли трепетать сердца двадцатилетних зрителей. Поль предстояло расстаться с иллюзиями об оборотной стороне жизни театра.

– Нам пора отправляться в «Мезон д’Ор», господа, – сказал Кеан. – Позвольте предложить вам закурить в ожидании остальных приглашенных. Порпората бросила на вас горячий взгляд, дорогой граф: она придет ради вас, и я похлопочу, чтобы вы не сидели рядом. Не поощряйте ее – она способна надругаться над мужчиной, и не отталкивайте ее – она мстит тому, кто ее отверг.

– Стало быть, Порпората – максималистка? Любовь или смерть, будь моим или я задушу тебя? Что связывает ее с Ромилли? – спросил Небо́.

– Крепчайшая связь – постель и деньги. У Порпораты – никто не знает, откуда – несколько миллионов франков; она сама назначает свою цену и оплачивает услуги сутенера, коим и является Ромилли. Он много раз дрался за нее – всегда на пистолетах – и всегда убивал.

– «Большой Круг» принимает такого человека? – воскликнула Поль.

– Дорогой граф, в свете лишь догадываются о том, в чем я убежден. Молодой красавец, принадлежащий к древнему знатному роду – старый замок, залитый солнцем Франции – блистает умом и живет на широкую ногу. Проигрывая в карты, он всякий раз платит и неизменно стреляется на пистолетах. Но едва пригласив его на ужин, вы не станете спрашивать, на какие средства он живет. Он весьма ловок – немало таких, кто должен ему большую сумму денег: среди них – Женнетон и Плелан, они – неизменные свидетели на его дуэлях. Женнетон бессилен как мужчина, но ему повезло встретить очаровательную женщину, называющую себя мисс Блоби (это не ее настоящее имя). Узнав о его мужской несостоятельности, она воскликнула: «Это тот, кто мне нужен!» Будь у меня побольше времени, я бы пересказал вам страничку из «Парижан в провинции»116: мисс Блоби смогла прожить три года в деревне, ни разу не заскучав и не наскучив своему любовнику (последнего теперь нет в живых) – столь велика сила ее ума!

Официанты «Мезон д’Ор», привычные к щедрым чаевым, встретили их с почтительным радушием.

– Альфонс, свободен ли стол номер 7?

– Да, господин виконт.

– Тогда принеси лампы и двенадцать приборов.

Заведение, знаменитое своими оргиями, не произвело на Поль впечатления: просторный зал был целиком оббит красной тканью, а тонувшие в полумраке зеркала делали его похожим на огромную ложу. Когда зажглись лампы, Поль заметила у самого подножия стены широкий диван. Кеан угадал направление ее мыслей:

– Любопытно, что пружины этой огромной софы сломаны лишь в одном месте, – сообщил он, нажав ладонью в определенном месте – от его движения образовалась глубокая впадина. – Быть может, Меродак или мсье Небо́ объяснят вам этот необычный факт.

Поль покраснела под гримом.

– Вы увидите, – продолжал Кеан, – как самая влюбленная пара станет утолять страсть именно здесь.

– Неужели здесь предаются любовным утехам одновременно несколько пар?

Она вздрогнула от отвращения.

– А вы думали, что на десерт подают исключительно пирожные? Вы истинный житель Востока! Прошу меня извинить – я должен составить меню.

– Альфонс, не забудь принести тридцать бутылок шампанского… Позволю себе представить вам героев нашего века. Плелан – это Растиньяк, повстречавший на своем пути не госпожу де Нусинген, но Клемане – порядочную девушку, и теперь ждет, когда лысеющий случай пощекочет его своей единственной прядью волос. Женнетон и Блоби воплощают любовь с первого взгляда, добропорядочную пару в лучших традициях провинциальных нравов.

– Господин виконт, старуха Ортанс спрашивает мсье Кеана и его друзей. При всем уважении к господину виконту, я бы посоветовал принять старуху Ортанс – она привела с собой двух девушек в белом, настоящих воспитанниц пансиона!

– Вообразите себе! – Кеан обратился к Поль. – Старуха Ортанс, как выражается Альфонс, была едва ли не самой желанной гостьей на ужинах времен Империи. Она до сих пор не может решиться отказаться от поздних ужинов – говорит, что оргии пробуждают ее аппетит. Ей, по меньшей мере, шестьдесят восемь, но без ее дерзких затей не обходится ни один праздник. Она более не выходит в свет, живет неподалеку от Люксембургского сада безбедной жизнью вдовы и пользуется содействием стесненных в средствах и не обремененных щепетильностью семей, доверяющих ей своих дочерей – в целом порядочных и непременно привлекательных девушек. В зависимости от нравственности родителей она обещает им замужество или полезные знакомства для их дочери – либо, получая ренту, платит за услуги юной девственницы наличными. Никто не упрекнет ее в сутенерстве, но никто не станет и отказываться! Альфонс, пригласи мадам Ортанс войти!

Огромная старая женщина, казалось, закрыла своим телом дверной проем.

– Добрый вечер, господа! Я привела двух чудесных девушек, а вы заставили меня ждать в передней. Вы не заслуживаете того, чтобы я осталась на ужин, но мне недостает смелости уйти.

Она прикрыла глаза, словно ослепленная золотыми печатями тридцати бутылей шампанского, выстроившихся в ряд.

– Позвольте представить вам Жанну – нежное сердце, бьющееся под еще более нежной кожей!

Она подтолкнула вперед семнадцатилетнюю девушку с чуть грустным лицом – она краснела, глаза ее казались заплаканными.

– Доверяю ее вам, – сказала она принцессе. – Вы кажетесь мне деликатным и не таким распутным, как другие.

– Я кажусь вам распутным, царица Ортанс? – спросил Небо́.

– Постойте, я вас не заметила. О, вам все это безразлично, это написано у вас на лице – мне известен такой тип мужчин. Во времена Наполеона III я была знакома с одним приятелем мсье Мериме – у него было точно такое выражение глаз. Посему веселую Берту я вверяю этому лицемеру, – она подтолкнула розовощекую и наивно улыбавшуюся девушку к Кеану.

– Мсье Небо́, – воскликнул Кеан, – вы превратились в спутника Ромула – пора похитить сабинянку, в «Мезон-Д’Ор» их всегда предостаточно. Пожелайте Клеопатру – и вы ее получите. Я шучу – мадемуазель Берта возвращает мне веселое расположение духа.

Он увел девушку на балкон.

Поль, несмотря на неловкость в своем нового амплуа распутника, казалось, искренне радовалась обществу Жанны.

– Вы любите музыку, мадемуазель?

– Очень, мсье! – ответила девушка.

Поль села за рояль и заиграла Шопена в собственной аранжировке. Старая Ортанс откупорила одну из бутылей и безмятежно пила шампанское.

Небо́, облокотившись на угол стола, улыбнулся, подумав о своей жизни среди этих людей, хмелеющих каждый на свой лад, в то время как он, неизменно полный идей и намерений, не знал ни забытья, ни бездействия.

Открылась дверь и вошла девушка. Она была очень красива, под плащом на ней было вечернее платье.

– Ромилли прислал меня к вам, – сказала она, увидев Небо́ одного в обществе двух пар.

Он смотрел на нее, не произнося ни слова.

– Я вам не нравлюсь? Говорите же прямо, я не стану раздевать вас против вашей воли!

– Вам не придется раздевать меня, милая бесстыдница, я буду лишь вашим соседом за ужином. Будучи рассеянным, я нередко неучтив, но и сам не требую внимания.

– Если я правильно вас понимаю, то для чего я здесь? Отужинать – и не более?

– Не более.

Девушка решилась сменить тему и тон голоса.

– Вас постигло несчастье – расскажите же мне о нем, – она села рядом и взяла его за руки.

– Вы меня не поймете, – ответил Небо́, отнимая руки.

– Расскажите все же.

– Мое несчастье заключается в том, что я принужден быть не ангелом, но смертным, – ответил Небо́ с улыбкой, не сочетавшейся с горечью его слов. – Меня печалят далекие звезды и очертания земли, бесчестные поступки, изъяны тел и несправедливость общественного устройства – они суть пороки, попирающие добро, и преступления против Бога, возвращающего их на землю дождем бедствий. Я чувствую себя в ответе за всякую низость, происходящую на моих глазах, и презираю себя за пустые забавы, занимающие людей. Столь же больно мне видеть вас.

– Но эти несчастья не касаются вас непосредственно…

– Я говорил, что вы меня не поймете – вы находитесь в плену своего тела. Я же причастен к боли всего человечества; мой разум истязают мучения всех произносящих имя Божье; мое сердце ранит предательство каждого; мой удел – нищета всего человечества. Всякая совершающаяся подлость пятнает мое имя смертного; позор эпохи краской стыда приливает к моим щекам; бессилие нашего века сообщается мне, уничтожая меня. Я подобен бронзовому сосуду, заполненному гениальностью и святостью, но не способному ни творить добро, ни создавать прекрасное. Я тлею, не порождая ни искр, ни тепла – белую глину моего тела размывают волшебные замыслы!

Он говорил бесстрастно словно Шакьямуни117 – его тон был спокоен, черты лица хранили волнующую умиротворенность, которой живописцы интуитивно наделили лики спустившихся на землю ангелов. Не желая прерывать движения своих мыслей, он продолжал говорить вслух, забыв о своей случайной слушательнице.

Все приглашенные явились одновременно. Представления были краткими. Порпората, одетая в платье с глубоким вырезом, отказалась занять место, указанное Кеаном, и села рядом с Поль. Едва ужин начался, намерения собравшихся стали очевидны. Знаменитая танцовщица обжигала долгими взглядами переодетую принцессу, изображавшую неутомимый интерес к Жанне. Кеан был увлечен Бертой. Мария утомляла Небо́ силой своего желания. Клемане размышляла о том, как покорить графа Нороски, казавшегося чудесным трофеем. Мисс Блоби, внимательно наблюдавшая за гостями, не слышала ни слова из истории, рассказываемой ей Женнетоном. Веселье не спешило занять за столом свое место – одна лишь старая Ортанс выглядела вполне счастливой, пьянея от созерцания оргии, походившей на самый пристойный ужин.