… Без чадры она – солнце, в чадре – как луна,

Над которой струится тумана волна.

Она стала усладой и болью для глаз,

Она ходит, в девичий наряд облачась,

Опояской тугою узорный платок

По горячим холмам её бёдер пролёг.

Её шея гибка, её поступь легка,

Она вся – словно змейка среди тростника.

Её кожа нежна, как тончайший атлас,

И сияет она, белизною лучась.

Её лик создавала сама красота,

Радость вешнего солнца на нём разлита.

Её зубы – что ряд жемчугов дорогих,

Её груди – два спелых граната тугих,

Завитки её чёрных блестящих волос –

Как плоды виноградных блистающих лоз,

Её речи – цветы, её голос медвян –

Словно шепчется с жёлтым нарциссом тюльпан.

Она вышла однажды – и мир засиял,

Сам Аллах мне в тот миг на неё указал.


Солнечная и цветастая любовь не только с первого взгляда, но и с высочайшего благословения. Не ясно, познал ли поэт вкус спелых гранатов, измерил ли упругость горячих холмов, да и ладно. Никуда они не денутся. Главное, мы видим уже полноводный бурлящий ручей, готовый перейти в реку любви.

Модест Чайковский123. Ария Роберта из оперы «Иоланта».

Я Вам немного напою:


Кто может сравниться с Матильдой моей,

Сверкающей искрами тёмных очей,

Как на небе звёзды осенних ночей!

Всё страстною негой в ней дивно полно,

В ней всё опьяняет, в ней всё опьяняет

И жжёт, как вино.

Она только взглянет,

Как молния ранит,

И пламень любви

Зардеет в крови;

Она засмеётся,

Как песней зальётся…


Голос мой начинает слабеть, оно и ясно, пою я редко и больше успокаивающее, негромкое, колыбельное. А тут, да Вы послушайте:


О страсти кипучей,

И бурной и жгучей,

Глаза говорят

И к блаженству манят,

К блаженству лобзаний,

Безумных желаний…


Дальше о страсти кипучей, но и без этого всё предельно ясно. Любовник счастлив, пьян от любви и ослеплён Матильдой так, что никого не видит кроме неё. Река любви бурлит и плещется, кипит и пенится, несётся с горы. Брызги страсти летят во все стороны. Это есть акматическая стадия любви, высший её предел.

«Любовные письма» Аристенета124. Византийская проза. Читаем в пеpвом же письме:

«Пpекpаснейшее твоpение пpиpоды, живое подобие Афpодиты! Щёки у неё – белизна, смешанная с нежным румянцем, и напоминает этим сияющий блеск роз. Губы нежные, слегка открытые, цветом темнее щёк. А брови чёрные, непроглядной черноты; отделены они друг от друга расстоянием должной меры. Нос прямой и столь же нежный, как губы. Глаза большие, блестящие, источающие чистый свет. Чернота их – чернейшая, а вокруг белизна – белейшая. Оба эти цвета спорят друг с другом и, столь несхожие между собой, рядом выигрывают. Волосы от природы вьющиеся, подобные, как говорил Гомер, цветку гиацинту. Шея бела, соразмерна, и даже если бы вовсе была лишена украшений, привлекла бы своей нежностью. К тому же Лаида хорошего роста. Одежда её красива, впору ей, хорошо сидит. Одетая Лаида лучше всех лицом, раздетая – вся, как её лицо. Ступает она плавно, но шаги мелкие, точно тихо колеблется кипарис или финиковая пальма: красота ведь по природе исполнена достоинства».

Знаем, знаем, «прекрасное должно быть величаво…»125

В этом отрывке пыл любви поутих. Неоправданных, навороченных сравнений практически нет. Автор рассуждает временами здраво. Хотя недостаточно ясно. Каково оно это загадочное «расстояние должной меры»? «Лаида хорошего роста». Какого? Два метра? Или полтора? Не знаю как Вам, Серкидон, а мне кажется, что автор испил из приоткрытых губ, не однажды приникал к нежной шее, и хотя интерес к ним не потерял, но река любви, скорее всего, уже на равнине.

Шекспир. Ну а как же без него:


Её глаза на звёзды не похожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч открытых кожа,

И чёрной проволокой вьётся прядь.

С дамасской розой, алой или белой,

Нельзя сравнить оттенок этих щёк.

А тело пахнет так, как пахнет тело,

Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдёшь в ней совершенных линий,

Особенного света на челе.

Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле…

И всё ж она уступит тем едва ли,

Кого в сравненьях пышных оболгали126.


Перед нами зрелая любовь. Образ, который когда-то «правдиво» запечатлел глаз-гравёр, рассеялся. Его место заняла реальная, живая, любимая женщина. Может быть, и жена. Всегда бы так!

А что касается водоёма: полноводная плавная могучая река любви медленно течёт в озеро, или в море, или в Океан Любви. Зависит от масштаба личности мужчины. Если лирический герой стихотворения не уступает Шекспиру, то, безусловно, Океан.

И милый стишок напоследок. Предупрежу: лирический герой стихотворения не так мудр, как царь Соломон, и не обладает масштабом личности Шекспира по причине младости своей. Автор стихотворения позабыт мной бессовестно:


ХУДОЖНИК


Забывая про обед,

Я рисую твой портрет.

Нарисую краской чёрной

Прядку чёлки непокорной,

И глаза, как два окошка,

Носик, вздёрнутый немножко,

Губки, точно два коралла,

Нарисую краской алой,

По бокам поставлю точки,

Это ямочки на щёчках.

Кажется, готов портрет,

Никого прекрасней нет!

Но чего-то не хватает…

Нет, не внешность всё решает,

Волю дам карандашу –

Снизу «дура» напишу.127


Что случилось? А тут и к бабке не ходи, ручью любви была поставлена плотина. Обладательница непокорной чёлки и сама оказалась непокорной, она отвергла художника, и лирический герой превратился в лирического хама. Извечное мужское: не моё, значит – дура. Будем надеяться, что мальчик выправится. Подрастёт – поумнеет. Пока всё.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

– 25 -


Приветствую Вас, Серкидон!

В прошлом письме мы с Вами позволили себе лирические распетюкивания, сегодня будем серьёзней. Дабы уравновесить наши мировоззренческие позиции, опереться на обе ноги и включить в работу оба полушария, предлагаю рассмотреть любовь как болезнь.

Надоело мне копаться в стародавних временах, нашёл подходящую цитату у современника. Русский американец Александр Генис128: «Любовь, помнится мне, – вид болезни. Липкий туман в голове и головастая бабочка в желудке. Злость, недоверие, ревность и бескрайний эгоизм: твое счастьё в чужих, да ещё и малознакомых руках».

Вторая цитата из творческого наследия польского классика Болеслава Пруса129. Герой его романа заразился любовью поздно, не имея от этой болезни предварительных прививок: «Если бы Вокульский часто влюблялся, каждую неделю меняя предмет страсти, он был бы свеж, как розанчик, управлял бы своим рассудком и мог бы сделать много хорошего в жизни. Но он, как скупец, копил чувства в своём сердце – и вот результат этой бережливости. Любовь хороша, когда она подобна лёгкой бабочке: но когда, после долгого сна, она просыпается в душе человека, словно тигр, – спасибо за удовольствие!»

Заметьте первое: опять мы сталкиваемся с бабочкой. Заметьте второе: не следует откладывать любовь на потом, не уподобляйся Вокульскому, влюбляйтесь просто немедленно. Прислушайтесь и к предостережению от Байрона: «Любовь подобна краснухе или кори – она тем опаснее, чем позже мы ею заразимся».

Переходя к стихам, начнём с хорошо знакомого нам современника. Владимир Вишневский, – влюблённый и ранний:


Начал я различать, где осина, где липа.

Я мелькал в зеркалах – отразился в недолгих стихах.

Не пугайте меня осложненьями гриппа!..

Я такую любовь перенёс на ногах.


И сразу же вспоминаются: пастернаковское определение любви как «высокой болезни», цветаевские строки: «Мне нравится, что Вы больны не мной…», и блоковское: «В болезни сердца мыслю о тебе…», и опять цветаевское: «Мне нравится, что я больна не Вами…» А тут и Владимир Владимирович с его «Облаком в штанах»:


Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца!

А далее – шикарный пламенный образ!..

Скажите сёстрам, Люде и Оле, –

Ему уже некуда деться.

Каждое слово,

Даже шутка,

Которые изрыгает обгорающим ртом он

Выбрасывается, как голая проститутка

Из горящего публичного дома.


Вот такое бедствие в казённом заведении! А если бы Владимир Владимирович сподобился написать поэму «Облако без штанов»?.. Она могла бы стать произведением воистину мартеновского накала страстей!..

Всё, гасим огонь, получаем за отвагу на пожаре по медали и, уже без отвлечения на глупости, занимаемся обратной стороной любви. Рад Вам сообщить: то, о чём писали поэты серебряного века, плюс любезный моему сердцу поэт Вишневский из века нашего, металл для коего не подбираю, чтобы нам с Володей опять не поссориться. Он, как многие поэты, обидчив…

Так вот, всё подтвердила Всемирная организация здравоохранения. Любовь признана болезнью официально, международный шифр болезни – F 63.9. Вот как всё серьёзно. Наверное, и больничный в случае любви можно будет взять.

Отнесли нежную страсть – к психическим отклонениям. К пункту «Расстройство привычек и влечений». Влюблённые находятся сразу после алкоголиков, игроманов, маньяков-поджигателей, токсикоманов, клептоманов и выдёргивателей волос.

Неплохая компашка, не правда ли? А что же осталось от пастернаковского определения? От высокого чувства. Ничего. Любовь снижена донельзя. Ну, что же рассмотрим то, что от неё осталось.


ОБЩАЯ СИМПТОМАТИКА БОЛЕЗНИ ПО ИМЕНИ ЛЮБОВЬ:


– Навязчивые мысли о другом человеке.


– Резкие перепады настроения.


– Завышенное чувство собственного достоинства.


– Жалость к себе.


– Бессонница, прерывистый сон.


– Необдуманные, импульсивные поступки.


– Перепады артериального давления.


– Головные боли.


– Аллергические реакции.


Несколько обнадёживает тот факт, что влюблённый понимает, что он какой-то не такой. Понимает, что с ним что-то произошло. Что находится он в какой-то аномалии. За пределами своей обычной нормы. А в нехороших случаях – в сумраке психики.

Это позволяет классифицировать любовь, как психическое расстройство средней тяжести. При тяжёлых случаях психической болезни больной уверен, что он-то как раз бодр и прекрасен, а вот остальным людишкам надо до него подтянуться. А некоторым – просто необходима врачебная помощь. И странно, почему они не лечатся.

Пример. Один мужчина, имя его история не сохранила, написал легендарное письмо на Балабановскую спичечную фабрику: «Я одиннадцать лет считаю спички у вас в коробках – их то 59, то 60, а иногда – 58. Вы там сумасшедшие что ли все?»

Это не про любовь, но сильно и как раз тот случай, когда с больной головы переносится на здоровую.

Серкидон! Что же у нас сегодня происходит! Половину утра как корова языком слизала, а не сформулирована даже суть письма. Спешу исправиться: в результате гормональной атаки мозг влюблённого человека попадает в измененные состояния, сходные с психическими болезнями.

Это основной посыл. За ним сам собою просится вопрос – какими такими болезнями? Перечислю их и начну с козыря.

Извольте любить и жаловать – НЕВРОЗ НАВЯЗЧИВОГО СОСТОЯНИЯ.

Его проявление в лёгкой форме, невинная разновидность – навязчивая мелодия или песенка. Привязалась она к Вам и никак не отвяжется. Всё Вы его напеваете, мурлычете себе под нос. Отвязать песенку – проще простого. Посадите в кузов проезжающего мимо грузовика хор студентов, вложите им в уста эту песню, и машите, машите вслед рукой. Пусть песенка уедет вместе со студентами.

Но это не болезнь, это так, недоразумение. Больной человек при неврозе навязчивого состояния может: то и дело мыть руки, пересчитывать деньги, перекладывать вещи, переставлять мебель.

Может: с короткими интервалами ходить проверять, а заперта ли дверь? Проверит засов, потрогает его, подёргает дверь, убедится – всё в порядке… Но через десять минут снова он у двери. На вопрос: «Ну что же вы, мама (папа)?..» больной может вспылить, накричать, что им – де всё равно, заперто или нет, и вот только он… А если бы… то они, бестолковые, так и жили бы с открытыми дверьми.

Или: спускаясь по лестнице, невротик пересчитывает ступеньки, а спустившись, ужасается, что мог ошибиться, и поднимается наверх, пересчитывая ступеньки вновь. И так помногу раз. Причём, счетовод понимает бессмысленность, глупость совершаемых им действий, но это его единственный способ освободиться от внутреннего напряжения.

Или: выйдя на улицу, больной тут же начинает вспоминать, а выключил ли он газ (утюг, кран, телевизор), бежит назад, убеждается, что всё выключено, снова выходит и очень скоро мысли возвращаются к несуществующей оплошности.