Поезд вздрогнул и затормозил. Пар затуманил окна, создавая в купе полумрак. Минна выглянула в окно, затем посмотрела на него; ее улыбка засияла, как солнце на рассвете, и он почувствовал, как хорошо у него на душе. Сейчас ему не до собственных наслаждений. Он мог бы доставить удовольствие ей. Но об этом он подумает потом.

— Щривенхем! — крикнул носильщик. — Выходите, кому в Шривенхем.

— Минутку, — сказал Фин ей и встал, как будто собираясь выйти в коридор.

Мужчина заметно взволновался. Он попытался встать, затем посмотрел на мисс Мастерс, продолжавшую сидеть, и передумал. Это все, что нужно было видеть Фину. Возвращаясь, он как будто споткнулся о журнал и упал прямо на колени мужчине — при этом он локтем ударил его.

Мужчина взвизгнул и согнулся. Юбки прошуршали по брюкам Фина, оставляя за собой запах лаванды; краем глаза он увидел, что мисс Мастерс исчезла в коридоре.

— Боже Всевышний, — пробормотала матрона.

— Очень сожалею, — сказал Фин. — Боже мой, с вами все в порядке?

Мужчина все еще скулил.

— Да, черт вас побери.

Матрона задохнулась. Но у нее шок был сильнее — если мужчина может говорить, дело еще не сделано. Фин положил ладонь на плечо мужчины, как бы извиняясь, и крепко сжал его. Он не упражнялся уже несколько месяцев; почувствовал, как напряглись мышцы руки, когда он надавил, и на короткое мгновение, к своему огромному удивлению, испугался, что не справится.

Мужчина покраснел от злости и наклонился вперед.

— Боже милостивый, — сказал Фин и отскочил назад. — Он похолодел. Я вызову проводника.

Ему не повезло: проводник и так уже услышал шум. Он быстро вошел в купе. Фин уступил ему дорогу, взял свою сумку и быстро пошел по коридору, из вагона он вышел под аплодисменты мисс Мастерс.

— Ах, как мило! — закричала она. — Я все видела в окно.

Он взял ее за руку и повел быстрым шагом с платформы и мимо узкого садика станционного смотрителя, где ветерок шевелил головки красных и белых цветов. Освещенная солнцем сцена выглядела очень живой, как будто нарисованная простыми красками художником, не научившимся рисовать тени; его волновало, его действительно волновало то, что он чувствует себя таким чертовски живым. Неужели он никогда не научится довольствоваться скромными радостями?

Мисс Мастерс, похоже, чувствовала то же самое. Она высвободилась из его рук, немного обогнала его, потом обернулась, глядя ему прямо в лицо. Глаза у нее были синие, как небо над ней, волосы — яркие, как солнце.

— Вы должны научить меня этому трюку, — сказала она. — Прижимали его, пока он не отдал Богу душу.

Ее энтузиазм подействовал как антидот; он почувствовал, как его ликование утихло. Она пришла бы в восторг и от циркового представления уродов, лишь бы уродство было достаточно странным.

— Если сделать неправильно, можно и убить человека. — Этому он обучился в первую очередь. Он все еще помнил слабый звук, который издал умирающий человек. Не та жертва, о которой стоит сожалеть, — человек торговал людьми. Но кто-то оплакивал его, без сомнения. Почти всегда кто-то оплакивает.

"Я оплакивал его". Тогда его удивили собственные слезы. Ради самого себя, зная, что такая ошибка может повториться, он не был готов признать, что он оплакивал и самого себя.

За зданием кассы сельская дорога была пустынна, испещрена пятнами света, проникавшего сквозь ветви нависших над ней дубов. Пахло шиповником, жимолостью и сеном, на дереве заливисто пел соловей. Мисс Мастерс, которую не отпугнула возможность убийства, сказала:

— Может, мне хотелось узнать, как убивают.

Не произнеси она это так спокойно, он сказал бы ей что-нибудь резкое. Но ее поведение остановило его, на ее лице он увидел какую-то тень, что заставило его приглядеться к ней повнимательнее.

— Кого вы хотели бы убить?

Паровозный гудок вспугнул стаю птиц с деревьев.

— Никого определенного, — сказала она. — Категорию вообще. Возможно, я и не стала бы этого делать, но было бы полезно объявить о такой моей способности. Мы куда идем? Почему бы не подождать следующего поезда? Он постарался вспомнить карту местности. Они могли бы нанять в деревне повозку и поехать дорогой на Бристоль. Он взял ее за руку и зашагал по дороге.

— Этот удар непредсказуем. Если он придет в себя к следующей станции и вспомнит все, то нас будут ждать, а это нам ни к чему. Нет, мы немного пройдем по дороге и обойдем Суиндон. Что вы подразумеваете под категорией?

Минна вздохнула:

— Напрасно я надела корсет. А категория — мужчины в основном. Не все из них, конечно. Но мужчины вроде Коллинза. — И весело добавила: — Мужчины, которые запирают меня в комнате.

Он искоса взглянул на нее. Если она относит его к той же категории, что и Коллинза, то свою работу для него он прекратил.

— Какое счастье, что я вас выпустил!

— Не вы меня выпустили, — сказала Минна. — Я выскользнула, а потом сообщила вам информацию, благодаря которой обрела свободу. Иначе так и сидела бы взаперти.

— А я за это извиняюсь, — сказал он. — Опять. Минна улыбнулась ему:

— Извиниться ничего не стоит, Эшмор. А у нас обоих и так денег хоть отбавляй.

Да, со вздохом подумал он. Следующий случай овладеть ею, похоже, представится не так скоро, как он надеялся.

Глава 11

В Шривенхеме у единственного экипажа, который можно было нанять, окна не открывались, а пружины относились к тем временам, когда рессор не было. Минну эта перспектива не очень вдохновляла, но экипаж все-таки протарахтел пять миль, когда сломалась первая ось, оставив их на дороге.

— Твин-Элмз [13] тут прямо за углом, — заверил их мрачный возница, — шляпу свою съем, если там не будет кеба.

Твин-Элмз оказалось местом, соответствующим своему названию: по бокам белого оштукатуренного строения стояли два массивных вяза, их узловатые стволы торчали из земли как указательные пальцы. В белой оштукатуренной гостиной полдюжины джентльменов и одна молодая леди собрались у камина за столом на трех ногах, уплетая бифштексы и чокаясь кружками.

При их появлении разговор прервался, джентльмены уставились на Минну. Молодая леди поднялась, вытерла руки о передник и подошла к ним. Она оказалась дочерью владельца. Хорошенькая широколицая девушка, розовый цвет ее лица приятно контрастировал с черными как смоль волосами. Минне она сразу понравилась, потому что сидела с мужчинами, пила и беседовала, чувствуя себя непринужденно. Кажется, маме нужно узнать кое-что новое о современных английских девушках.

Девушка, не скрывая любопытства, окинула взглядом Минну, судорожно сглотнула и обратилась к Эшмору.

— Боже мой, — сказала она, выслушав от Эшмора короткую историю их мучений. — Ну, завтра — другое дело. Но сегодня есть только одна повозка, да и та на свадьбе у Холладеев. Думаю, они сейчас возят молодоженов по окрестностям. Но… — Она бросила взгляд на Минну и, заикаясь, произнесла: — Не сердитесь. Они вернутся к ужину, мы сейчас готовим для них настоящий пир. А Джон Марш, это кучер, потом поедет назад в Суиндон.

Снова стрельнув глазами в Минну, девушка пошаркала ногами и заправила кудрявую прядь за ухо.

"Твои волосы выглядят очень мило, — хотелось сказать Минне. — Мы с тобой не соревнуемся". Но опыт подсказывал, что такие заверения чаще раздражают людей, нежели успокаивают.

— Конечно, это не бог весть что, — пробормотала девушка. — Но все-таки вы попадете куда вам нужно.

— Что ж, это обнадеживает, — сказала Минна.

— Хорошо. — Теперь девушка смотрела в пол. — Если вы подождете часок, я приготовлю для вас что-нибудь вкусное.

Минне хотелось бы просто отдохнуть у арочного окна за бокалом вина; она чувствовала, что заслужила это после долгого путешествия по жаре. Но умывальник и холодное полотенце на лоб — весьма соблазнительно. Почему бы это не соединить? В ответ на ее просьбу девушка вспыхнула, помчалась в кухню за вином, после чего проводила их наверх в единственную свободную комнату. Свадьба, сообщила она им, приехали гости даже из Уилтшира.

— Это далеко? — спросила Минна, когда они вошли в комнату и закрыли за собой дверь.

— Всего пять миль, — улыбнулся Эшмор.

Комната оказалась просторной, в ней пахло розмарином: веточки розмарина висели на гвоздиках вдоль стены — в окна проникал свежий ветерок. Минна прошла по мягкому ковру и буквально упала в кресло с широкими подлокотниками, пока Эшмор осматривал комнату. Он выглянул в сад, и лицо его приняло недовольное выражение. Возможно, ему не понравилось, как буйно разрослись яблони и терн, прямых линий тут не увидишь.

— Это плохо, — сказал он. Он напомнил ей Бенедикта, с задранным хвостом и вздыбленной шерстью. Минна встревожилась: как там Салли справляется с бестией, Господи спаси ее?

Глаза у нее закрылись. У розмарина запах честный, обещает комфорт и здоровье, но не роскошь. Как несправедливо, что такие славные травы растут в этом унылом климате! За калиткой постоялого двора Минна заметила лаванду, пышно разросшуюся, как сорняки; ее контракт с Уилсоном уже не казался ей таким выгодным. Пожелай она: проводить здесь несколько месяцев в году, она могла бы заложить плантацию лаванды и сэкономить для фирмы много денег.

— Три часа, — сказала она. — Ждать не так долго.

Заскрипели пружины; приоткрыв один глаз, она увидела, что Эшмор сел на кровать. Она была слишком низкой для него, ему пришлось полностью вытянуть ноги, раздвинув колени.

— Вы не понимаете, — сказал он. — Суиндон — то место, где он будет нас поджидать. Надо найти экипаж, который сможет отвезти нас подальше. Придется задержаться.

— Здесь?

— Да. На ночь по крайней мере.

— На ночь? — Минна выпрямилась. Внезапно комната стала казаться меньше. Хороший глоток вина никак не изменил ее мнение. Эта кровать слишком узкая для двоих, если только они не намерены делить не только подушку. От этой мысли тело ее взволновалось, и она уставилась на его шейный платок. "Сними его", — чуть не произнесла она. Ей хотелось увидеть, какой ущерб она ему нанесла.

Он немного поерзал, кровать заскрипела. В его улыбке было что-то мальчишеское, отчего она насмешливо подняла бровь. Ему следовало бы обсудить с ней его намерения. Он обвинял ее в том, что она раздражает его, но он сам, похоже, не меньше виноват в этом же.

Минна закрыла глаза, потому что при виде его невысказанной насмешки можно принять такое решение, которое вряд ли ее устроит. Это все еще было для нее ново и интересно, эта мысль о том, что ее добродетельное поведение ей не мешает. Джейн не одобрила ее решение переспать с Генри, а масса литературы, которую Минна прочитала во время своих размышлений — эссе суфражисток, памфлеты группы, проповедующей "свободную любовь" и идеал "Новой женщины", некоторые медицинские трактаты о контрацептивах (Генри возражал против использования резинок, но она настояла), зная очень хорошо, что надежды у него лукавые, а цели — матримониальные, — не убедила Джейн.

"Это священный дар, — сказала она, — и большой грех отдавать его без брака. А что, если потом ты решишь выйти замуж?"

Грех и святость — не те концепции, которые много значили бы для Минны. Развод — тоже грех, а в результате ее мать постоянно томится в лапах преступника, который с точки зрения закона не должен разгуливать на свободе, но у него есть право делить с ней постель и оскорблять ее до тех пор, пока его не схватят. (Чертовский грех, подумала она и улыбнулась этой головоломке.) В конце концов совет Джейн повлиял на ее решение, ей стало ясно, как ее гнетет груз девственности. До тех пор пока она ее будет хранить, кто-нибудь сможет сказать ей, с участием и, возможно даже с некоторым самодовольством: "А что, если ты решишь выйти замуж, Минна?"

Нет, ей очень к лицу стать падшей женщиной. Она устроила так, чтобы ее увидели выходящей из дома Генри в самое неподходящее время, и на следующий день все стали запрещать своим невинным мальчикам даже смотреть в ее сторону. Мужчины, которые продолжали посещать ее, делали это открыто, не ставя перед собой цели постоянно владеть ею. Теперь она чувствовала себя свободной.

Но конечно, свободой нужно уметь пользоваться. "Радости плоти — бесценный дар, которым наградила нас природа" — так писали сторонники свободной любви. Генри не слишком настаивал на своих претензиях, но она не верила ему, когда он говорил, будто это ее вина. Она ничего ему не должна, и его раздражало, что она не чувствует себя обязанной.

В любом случае еще многому нужно было научиться, и Эшмор казался подходящим наставником: он был человеком светским и на удивление послушным в этих делах. Их тела очень хорошо подходят друг другу. Немного экспериментов, возможно, после спасения ее матери, и потом их разделит целый океан. Это будет ее выбор. Минна начинала верить, что Эшмор не будет ее вынуждать. Но что касается риска, тут он казался ей слабым. Ну, значит, как я полагаю, мы остаемся тут на ночь, — сказала она, и уверенность в собственном голосе произвела на нее впечатление.