Александр Ермак - Любовь больше, чем правда

Лишь через несколько недель им удалось добраться до администратора студии. Но, увы, было слишком поздно: Катя уже убыла в неизвестном направлении…

– Так что же ты нашел, Гнудсон? – не поняли Костас, Пилеменос старший, Мойша и Большой олень. – Всего лишь родителей, которые так же, как и мы, ищут Катю…

– Нет, я нашел нечто большее и одновременно странное и сходу не всем понятное… Дело в том, – продолжал дрогнувшим фальцетом сыщик, – Дело в том, что Катя – не родная дочь Андреевых. Марфа и Фома признались мне в этом, подозревая, что Катю уже нашли ее настоящие предки.

– Но кто они, эти настоящие предки? – взволновано спросил Джони.

Гнудсон многозначительно посмотрел в потолок:

– Один бог это знает. Андреевы же ведать не ведают. Катю они попросту нашли однажды утром в кабине своего крана. Выкормили, воспитали насколько это возможно, не думая, что вся эта затея закончится столь драматургично…

– А ты не пытался найти настоящих родителей? – обеспокоено дернула Гнудсона за погон Долорес.

Инспектор, ухватившись за служебную принадлежность, тут же вернул свой взгляд на землю:

– Конечно, после встречи с Марфой и Фомой Андреевыми я бросился на поиски настоящих родителей. Это было не просто, но мне удалось добыть кое-какие анализы из Катиной клиники. По ним наши медэксперты смогли восстановить генную родословную.

Мистика и фантастика! Ее отец не был зарегистрирован ни в одном генном банке. Как будто речь шла о космическом пришельце. Прилетел, зачал и улетел…

Кстати, пока велись поиски генной карты матери, мы отработали версию пришельцев. Подняли все секретные архивы, но никого с таким набором хромосом обнаружить не удалось. Следовательно, у Кати было стойкое земное происхождение.

Когда мы сделали этот окончательный вывод, компьютер выдал нам портрет и адрес родной матери Кати Андреевой. Я выехал по нему и прибыл, как оказалось, весьма кстати. Мать Кати – некая Блонди, уже весьма пожилая женщина, была при смерти. Ее только что причастил священник. Врач составлял справку о естественной непреднамеренной кончине. Но я успел допросить ее, составить протокол честь по чести. Так, Блонди призналась, что действительно ненароком родила и подкинула ребенка. И, как оказалось позже, подкинула даже не одного, а целых…, целых трех детей.

– Как, – в едином порыве выдохнул хор поисковиков.

– Так, – перевернул в папке страницу Гнудсон, – Блонди в тех местах являлась женой небезызвестного афериста Жоры-гастролера. Ее избранник был не только полностью безответственным мужем, ни разу в жизни не сдававшем анализы, но еще и детоненавистником. Поэтому в семейной жизни Блонди была вынуждена быть весьма осторожной. Но однажды в пылу страсти опростоволосилась и… забеременела. Вы знаете, как это бывает…

Блонди же, почувствовав в себе перемены, не представляла, что теперь делать. В ярости пьяный Жора запросто мог убить ее потомство. И потому, лихорадочно ища выход, она всеми правдами и неправдами скрывала беременность. Говорила, что у нее колики, увеличенная печень и прогрессивный рост жировых отложений.

Жора как будто верил до поры до времени. Но когда Блонди почувствовала, что вот-вот разродится, то предпочла все же выйти из дома. Ведь муж, как только поймет, что супруга его дурачила, следом за потомством убьет и ее.

– Пойду, подышу воздухом, – сказала Блонди Жоре.

– Перед смертью не надышишься…, – как бы пошутил занятый бутылкой муж.

Она бежала по улицам, всеми органами чувствуя приближение родов. И боялась остановиться из-за того, что процесс может тут же начаться.

И еще ей казалось, что Жора хищным аллигатором ползет за ней по пятам. И тогда, зная, что ее грозный супруг с детства боится высоты, Блонди залезла в кабину башенного крана. Там она и родила благополучно всех своих трех очаровательных детей.

Первой была девочка. Потом – мальчик. И, наконец – делу венец, была еще одна девочка.

Первого ребенка Блонди решила оставить в кабине крана. Она боялась, что не сможет спуститься вниз с тремя детьми на руках. К тому же, если Жора подкараулит ее у подножия, то можно было надеяться, что хоть один ребенок останется живым.

И еще она подумала, что всю жизнь по прихоти судьбы пришлось ей проработать торговкой краденого, а ведь ей до воровской свадьбы так мечталось стать крановщицей. Так хотелось быть ближе к богу. И прощаясь со своей пищащей в теплой луже дочуркой, Блонди так и сказала:

– Бог о тебе позаботится…

Эту девочку и нашли супруги Андреевы по утру. Холодной, голодной, но живой… И нарекли ее именем божьим, в честь святой и минимально порочной Катерины…

Костас сладострастно повторил:

– Катерина, Катенька, Катюша…

Руки Чикиты, полные лекарств, так и опустились.

Молодой человек однако этого не заметил:

– Катюшик, Катюнчик…

Большой олень вплотную к Чиките.

– А остальные? Куда делись остальные? – в один голос обрушились на инспектора Рони, Джони, Долорес и Мойша.

– Второго ребенка Блонди подкинула в оставленную без присмотра полицейскую машину. Мамаша напутствовала мальчика такими словами:

– Лови воров. Пусть мой ребенок искупит нашу с отцом вину…

Тут Гнудсон развел руками:

– Ни приемных родителей, ни самого этого ребенка я пока не обнаружил…

– Ох, – неожиданно лишилась чувств Рони.

– Какая мягкая, – удивился Мойша, пытаясь удержать ее от сползания на пол.

– Мне уже лучше, – пришла в себя Рони, почувствовав на талии заботливую руку бросившегося на помощь супруга, – Спасибо, Джони. И вам, Мойша…

– Ничего, – кивнул Мойша и нетерпеливо толкнул в бок невольно заглядевшегося на мать Гнудсона. – Продолжайте же…

И Гнудсон продолжил:

– От третьей девочки Блонди пришлось избавляться в очень спешном порядке. Жора действительно вышел на след Блонди с топором в руках. И чтобы сбросить его с хвоста, нечестной матери пришлось забежать в фешенебельный район, где портрет ее мужа с надписью «Разыскивается» украшал каждый фонарный столб.

Пытаясь отдышаться, Блонди спряталась за подъехавшим к одной из гостиниц грузовиком. В него закантовывали бесчисленные вещи какого-то богатого постояльца. И когда грузчики отвернулись, Блонди выхватила из кучи первую попавшуюся вещь. Это была скрипка в футляре.

Блонди положила в футляр девочку, украв саму скрипку для отмазки своей протяженной ночной прогулки перед куркулистым Жорой…

И эту девочку мне найти не удалось. Может быть она задохнулась в футляре, и ее попросту выбросили на помойку. Кто знает…

– Ох, – неожиданно лишилась чувств Долорес.

– Какая легкая, – изумился Джони, подхватив на руки пушинкой закружившуюся было Долорес.

– Мне уже лучше, – пришла в себя Долорес, почувствовав быстрое приближение супруга, – Спасибо, Мойша. И вам, Джони…

– Ничего, – кивнул Джони и слегка пнул Гнудсона. – Продолжай же, сынок…

Инспектор тяжело вздохнул и выдохнул:

– Что касается Жоры-гастролера, то он, по словам Блонди, сутками напролет глядя телевизор, окончательно свихнулся. Месяца два назад после какой-то передачи по собственной воле сдался в руки правоохранительных органов. Почил в бозе за день до смерти Блонди, окончательно не выдержав всех прелестей тюремного содержания.

Сама Блонди скончалась на моих руках. Вот на этих самых…

Сказав это Гнудсон продемонстрировал всем свои сильные полицейские руки.

– Никаких концов, – сумрачно подвел итог Костас.

– Не совсем так, – опроверг его Гнудсон, вытаскивая что-то из папки, – Будучи еще в сознании, Блонди успела сунуть мне фотографию своих детей. Я забыл сказать, что сразу после родов в кабине башенного крана Блонди сфотографировала всю троицу на память. Вот эта фотография. Скорее всего она нам ничем не поможет, но…

Фото пошло по рукам.

– Но они же все разные, – обоснованно засомневались окружающие, – Один ребенок – черный, второй – смуглый, а третий – вообще белый…

– Такое бывает в природе, – развел руками Гнудсон, – Сначала это мне объяснила Блонди, а потом наши судмедэксперты подтвердили. Такое природное явление называется на латыни «Калор Сплитус Пермаменто». Как вам это объяснить?…

У каждого из нас есть гены всех рас. Абсолютно всех. То есть в принципе мы можем родить кого угодно: красного, зеленого, фиолетового. Но при рождении одного ребенка, как правило, побеждают дружески доминирующие гены однорасовых родителей. То есть, ребенок получается той же расы, что и его непосредственные родители. А вот при рождении одновременно нескольких детей – двух, трех, четырех и так далее – может произойти генное расщепление. И тогда на каждого из детей могут выпасть признаки одной недоминирующей расы.

Так и случилось при родах тройни у Блонди. Одна девочка родилась ослепительно белой, другая – контрастно-смуглой, а мальчик – матово-черным…

Гнудсон вздохнул:

– Вот так в процессе своего служебного расследования мне и удалось немного прираскрыть тайну Кати и ее неординарной семьи. Но, понятно, что работа моя на этом еще далеко не закончена…

Инспектор замолчал, подбирая уместные в таких ситуациях слова.

Гнудсон хотел было завершить свою речь призывом «надеется, верить и ждать». Однако этот трюк ему не удался. Первым нарушил напряженное молчание Джони:

– Ты, действительно, не довел свое расследование до конца, мой мальчик…

– Что ты имеешь в виду, отец? – обернулся к нему Гнудсон.

Джони выпрямился. Так он это делал до пенсии, объявляя задержанным их права. Бывший полицейский знал, что люди, глядя на распрямившегося вдруг перед ними сержанта, становятся более внимательными к тому, что он пытается донести до них:

– Хм… Видимо настало время раскрыть тебе да и всему белому свету еще одну маленькую тайну. Может ты и не догадываешься, но ты – наш приемный сын…

– Я? – изумился Гнудсон.

– Ты, – подтвердил Джони, – Я нашел тебя в своей полицейской машине во время ночного дежурства в тот самый день недели. Отошел, понимаешь, от машины слить, вернулся, а на сиденье малютка. Орет благим матом, фонтаны пускает… Привез я его домой, чтобы перепеленать, молоком горячим напоить. А потом…, потом мы с матерью не смогли сдать тебя в приемный дом. Подумали и решили, что черномазый сынишка нам не помешает. Взяли, так сказать, на развод. До тебя у нас детей не было. А потом сразу видишь сколько наплодили…

– Так тот малютка в твоей машине был я? – все пытался сообразить Гнудсон.

– Так точно, – кивнул Джони, – не сомневайся.

– И значит Катя – моя сестра? – безумно повел бровями Гнудсон.

– Выходит, так, – легко согласился Джони.

– И Чикита тоже твоя сестра, – твердо подошла к Гнудсону на высоких каблуках Долорес.

– Как? – совсем обезумел Гнудсон.

– Как-как? – переспросила, напрягшаяся в один момент Чикита.

– А вот так, – вскарабкалась на стул Долорес, чтобы ее было лучше видно, – И у меня имеется тайна, которую я хочу раскрыть вам сегодня.

Чикита и Гнудсон смотрели на нее как загипнотизированные.

Долорес же вспоминала:

– В ту самую вышеописанную ночь я уезжала из города на гастроли. Уже несколько лет как была замужем за Мойшей Каплан, но детей заводить мы не хотели. И тут я нахожу девочку в футляре. Хотела сразу же вернуть ее портье в гостинице. Но Мойша сказал, что это подарок всевышнего. Тот, от которого отказываться не стоит – вся жизнь иначе пойдет наперекосяк. А у Мойши был отличный бизнес. И я уже вовсю играла первую скрипку. В общем, мы удочерили тебя, Чикита. И поступили, я думаю, верно. Теперь у нас есть наследница и утеха старости. Может быть, еще будут внуки. А пока в виде твоей сестры и твоего брата мы, похоже, обрели еще одну дочь и сына в придачу. Они, однако, в отличие от тебя не могут рассчитывать на наше с Мойшей наследство…

– Сестра! – бросился к Чиките Гнудсон.

– Брат! – не без сомнения прираскрыла она свои.

– Значит, мы обрели еще двух дочерей, маман, – очумело проронил Джони Рони.

Костас, не стесняясь, зарыдал, извергая никому невидимые за бинтами слезы. Гнудсон, вволю наобнимавшись с Чикитой, загрустил ему в унисон:

– Эх, если бы Катя могла разделить нашу совместную и безграничную радость…

– Знаешь, – встрепенулась Чикита, – если бы родители мне позволили, то я бы официально сняла себя с забега, безо всякой контрибуции сошла с пути сестры. Пусть она свободно выходит замуж за тебя, Костас.

– О, Чикита, – протянул ей телеподранок свою дружественную загипсованную длань, – я не в силах выразить свое восхищение…

Бывшая же невеста продолжала:

– Пусть Катя будет счастлива с тобой. А ты будь счастлив с ней. Ведь ты же любишь ее. Сегодня я бесповоротно поняла это. Также, как и то, что почти бескорыстно люблю другого. Пожалуй, я бы постаралась осчастливить Большого оленя…

Костас восторженно погладил ее гипсом.