Глава 2.

Она умирала в тот момент, когда ее физические страдания достигли предела. Сознание покинуло ее.  При этом она все же слышала, как говорят врачи, слышала неприятный шум, громкий звон и какое-то навязчивое жужжание. Неприятные звуки… Она легко перешагнула невидимую границу и просочилась в другой мир. Ничего не держало ее здесь. Она оглянулась и увидела себя,  распростертую на операционном столе, на расстоянии, как посторонний зритель.  Это тело ничего не значило для нее, оно держало ее, как якорь, ограничивало, как клетка, но теперь она свободна! Ей стало спокойно и хорошо. Но в тот момент, когда она почувствовала небывалую свободу, что-то взбунтовалось в ней. Ее душа. Это она не давала покоя и освобождения. Виктория почувствовала нарастающее неприятие и с тоской оглянулась назад. Нет! Оказывается, это уязвимое  тело еще нужно, еще не все сделано и не все задачи выполнены. Никто ее не ждет, оказывается, и не примет в царство умиротворения, пока возложенная миссия не будет выполнена. Еще не время... «Но я не хочу идти обратно! Не хочу!» - противилась она. Виктория испытала эмоциональный шок, когда увидела себя или то, что от нее осталось, летящей сквозь длинный темный туннель обратно, навстречу бездыханному телу и услышала голос: « А теперь, иди! Иди... Время на исходе...» - вот она и пришла. Вика медленно открывала глаза.

- Наконец-то, красавица! – с вздохом облегчения проговорил пожилой врач-реаниматолог, наклоняясь над ней. – Ну, и заставила ты нас попотеть! С возвращением тебя!

Вокруг нее были люди в белых халатах. Они деловито суетились над ней, снимали показания с приборов, и удовлетворительно кивали головой, когда результат их радовал.

- ... пульс выравнивается... кожа порозовела... зрачок реагирует на свет... температура ниже нормы, но идет восстановление... электроэнцефалограмма в норме.... – говорили они о ее состоянии. Она теперь уже и сама знала, что будет жить -  она вернулась.


Позже, когда Виктория была переведена из реанимации в обычную палату, она узнала от лечащего доктора, что находилась в состоянии клинической смерти довольно длительное время — почти пять минут. По настоянию перепуганных родителей, она прошла в больнице тщательное обследование, так как врачи опасались, что из-за долгого кислородного голодания в ее мозге могли возникнуть необратимые патологические изменения. Однако современная аппаратура не выявила никаких нарушений.


В свои двадцать лет она заново начинала жить. Новая жизнь давалась ей нелегко. Из-за аварии и длительного пребывания в клинике Вика пропустила все зачеты, опоздала на сессию, и самое страшное, не попала в группу учебной стажировки в Канаде, о которой грезила весь учебный год. Можно было бы и поднапрячься, упросить отца посодействовать,  но почему-то теперь все это стало не главным для нее. Она решила взять академический отпуск и родители не стали препятствовать ей. Здоровье и душевное равновесие, прежде всего. Она училась на четвертом курсе МГУ, на факультете высшей школы перевода по специальности «Перевод и переводоведение». У нее с детства была тяга и способность к языкам. Ей доставляло удовольствие переводить сложные тексты, специальную литературу, даже техническую, она обожала синхронный перевод. Много времени Вика тратила на перевод новинок современной художественной литературы и зарабатывала на этом. Она бралась за все, что помогало ей совершенствовать свои навыки и знания. Это упрямство и целеустремленность достались от прадеда и деда, потомственных военных, дослужившихся до генеральских чинов. Отец Вики, генерал армии Марголин Владимир Львович, своим упорством и бульдожьей хваткой, не уронил высокую планку, поднятую военными предками. Он был строг, упрям, требователен, но справедлив. Свою единственную дочь воспитывал, как воспитывались все дочери в семьях военных. Любил ее, обожал, но спуску не давал, был придирчив, пристрастен, и больше всего не терпел лень, слабость и никчемность. Виктория с детства уяснила, что носить фамилию Марголины – это честь, которая ко многому обязывает, но не дает при этом особенного права на льготы. Поэтому, имея влиятельных родителей, и все положенные при этом составляющие жизни обеспеченных людей, приобретенные и доставшееся по наследству, Вика любила всего добиваться сама. Она не брезговала совершенствовать свои языковые знания, получая при этом вознаграждение за свой труд. Так ее научили, что прежде чем получить что-то, надо доказать свою состоятельность.

Генеральская дача в Баковке на Минке, куда она так спешила в день аварии к родителям, тоже досталась в наследство Марголиным. Она была старая, но неоднократно претерпевала ремонт и модернизацию, и выглядела свежо, современно и комфортно. На этой даче Вика сейчас и находилась.

Июнь перевалил за середину. Нежная, сочная зелень листвы и свежей пряной травы радовала глаз. Солнце изредка ласкало землю, политую обильным дождем, но не сильно баловало людей своим присутствием. Подмосковная природа, свежий воздух, густой сосновый бор, живописные пейзажи, по истине райский уголок!  Когда-то эта земля принадлежала владениям Троице-Сергиева монастыря и Баковка всегда считалась благодатным местом. Но Виктория не замечала вокруг этого великолепия. Она как будто очень долго не могла проснуться и чего-то ждала. Ожидание затягивалось.

- Витуся! -  детским смешным прозвищем мама позвала ее с веранды. -  Вита! Иди чай пить.

Виктория быстро побежала по лестнице, спускаясь на первый этаж, на веранду.

- Ч- а -а –а –ю! – плюхаясь на мягкий диванчик и вдыхая запах свежезаваренного чая с земляникой, пропела Вика. – А вкусненькое? Где вкусненькое? – быстро пробежала глазами по пустому столу, удивилась она.

-  Да все, что пожелаешь, родная, – сказала мама и открыла дверцу буфета. Она стала доставать плетенку с печеньем, какие-то кексы в коробочках  и прочие сладости.  - Давненько мы с тобой не чаевничали… - с затаенной печалью проговорила мама.

- Прости, мама. Я так тебя люблю! Ты у меня самая замечательная... и папа тоже. Мне с вами очень повезло. Вот только я вас последнее время мало радую, – Вика с нежностью посмотрела на маму. Ее мама была настоящей генеральской женой. «Генерал в юбке», так иронично называл свою жену Владимир Львович. Марголина Илана Александровна обладала стальным внутренним стержнем и недюжинной хваткой, но так искусно маскировала свои умения, что ее муж не догадывался о ее скрытых талантах. А если и догадывался, то не подавал виду. На ее плечах держалось все в их семье. Она несла этот груз легко и непринужденно, по крайней мере, со стороны выглядело именно так. Виктория с мамой были очень похожи. Не только внешнее, но внутреннее сходство замечалось, при более длительном общении с ними. «Просто я чуточку дольше живу и чуть  лучше знаю жизнь. Молодость – это такая болезнь, которая со временем проходит. Но, кто не был глуп, тот не был молод. Так что, совершай глупости, дочь. Мама тебе всегда поможет…» И вот теперь, Вика чувствовала, что пришло время попросить у мамы помощи.

-  Мама?  – неуверенно начала Вика, осторожно принимая из маминых рук чашку горячего чая. – Спасибо, мама! Я не знаю, как начать… – замялась Виктория, но через секунду продолжала.   – После всего, что со мной произошло, мама, я очень изменилась и стала другой. Мне даже кажется, что я не просто повзрослела, а стала древней, как черепаха Тортилла. И все, что меня волновало раньше, сейчас стало совершенно не важным.  И еще я поняла одну вещь: неважно в какого Бога ты веришь или не веришь, каких церковных канонов придерживаешься, веришь ли в ангелов, в демонов и в переселение душ -  наша душа бессмертна. Она расплачивается за все поступки смертного тела. Когда у человека перестает биться сердце -  душа без сожаления покидает его. Но только, если он прожил свою жизнь и выполнил свое предназначение на земле. Только тогда… Я поняла, что проживаю чью-то чужую жизнь, не свою. Мне кажется, что она утекает, как песок сквозь пальцы. Слишком часто, в последнее время, мне приходилось заталкивать свою неудовлетворенность в самый дальний угол души и слушать только разум. Не знаю, понимаешь ли ты меня, но я себя отлично понимаю.

Вика опустила глаза, под пристальным взглядом матери.

- В этом теле я хочу прожить совсем другую жизнь. И хочу найти родную душу. Вот как у вас с папой -  жить каждый миг, каждую секунду: любить, гореть, плакать, страдать, падать и подниматься, но только чтобы рядом был человек, ради которого бьется сердце. Ради которого ты пришла в этот мир. Тогда на все хватит сил, потому что он рядом. Дети, рожденные в любви – это счастье. Но, они вырастают и уходят от родителей. Вот тогда и начинается самое страшное. Два, когда-то близких человека теряют точку опоры и понимают, что ничего их больше не связывает. Я не хочу такого. Жизнь – это гораздо больше, чем выполнение только детородных и родительских функций. Я хочу, чтобы не только они были смыслом моей жизни и играли роль связующего звена в моей семье. Я хочу быть счастлива и тогда, когда дети вырастут и уйдут. Я хочу слишком много, мама? Скажи мне.

Она выпила глоток чая, как вознаграждение за длинную речь, и ждала маминых слов.

- Нет. Твое желание не чрезмерно. Вита, я тебя прекрасно понимаю. Я давно замечаю, что с тобой происходит что-то не ладное. Только почему ты так долго молчала, родная? - Илана Александровна нежно посмотрела на дочь. – Мы с папой тебя любим и желаем всего только самого лучшего, - она подошла к дочери и обняла ее за плечи. – Все пройдет и это тоже пройдет. Ты только в начале пути, и если ты точно знаешь, чего хочешь, и будешь продолжать идти к своей цели, то обязательно все получится.

- Правда?

- Можешь мне  поверить, - усмехнулась мама. – Тебе сейчас не легко. Пережить свою собственную смерть и снова вернуться к жизни, Вита, это сложно. Я  беседовала с твоим врачом о подобных случаях, да и специально искала в литературе, поэтому  могу с уверенностью сказать -  люди, пережившие клиническую смерть, умереть не боятся. И жить не боятся, - Илана Александровна легко поцеловала дочь в висок, - И ты ничего не бойся, Вита. Живи и будь счастлива. Живи, как тебе хочется. У меня есть один грех перед тобой... – она виновато склонила голову на плечо дочери. - Не нужно было замужества твоего. Но, бес меня попутал. Моя вина – это я настояла. Думала, стерпится – слюбится, а оно вон как вышло. Ведь прожили-то вы всего ничего. Кто бы мог подумать, что все так сложится. Вы друг друга практически с детства знали, росли на наших  глазах. И семья у них очень приличная. Но, как вышло -  так вышло. Прости меня, Вика!

- Перестань, мама. Гольдберг, как компьютерный робот: ставит перед собой цель, просчитывает все ходы, выбирает единственно верный, и прет напролом, не отвлекаясь на мелочи. Я была его целью. Праматерью еврейского народа была Рахиль, и родословная наша определяется  по женской линии. Все мы это знаем. Только расчет... А любовь? Где она, мама?

- Но он любит тебя, и всегда будет любить, – горько вздохнула Илана Александровна. – Но, ты... Ты наша единственная дочь, наше сокровище, наша радость и мы с папой хотим видеть тебя счастливой, Вика. Вот что я тебе скажу: живи своим сердцем и не переживай о нашем законе. Наши внучки и внуки таки будут еврейчиками! А Саша - сильный мальчик, он справится с этим. Должен справиться. Вот так я считаю! – она улыбнулась и крепко обняла дочь. – Сердце выберет и будет тебе счастье, Витуся. Слушай только его. Открой его для любви, и она обязательно придет. Только слишком широко руки не разбрасывай, а то воспользуется кто-нибудь моментом, и распнет тебя на кресте твоей доверчивости.

- Мама, спасибо тебе. Я так боялась разочаровать вас с папой, а теперь... – Вика радостно кинулась маме на шею. - А теперь мне не страшно!

- Глупышка, ты моя! Живи и радуйся жизни, и не бойся ничего. - Илана Александровна налила себе свежего чаю и с наслаждением стала пить. – Надо тебе съездить отдохнуть. Куда ты хочешь? Италия, Испания... Выбирай! Новые впечатления, как там у вас: небо, солнце, море, пляж?

- Нет. Не хочу. Были мы уже там и с вами, и с Гольдбергом. Не хочу возвращаться туда одна. Может быть позднее и с другим человеком, с кем мне будет интересно увидеть все новыми глазами. Не настаивай, мама, прошу тебя, – Вика опустила глаза. – А уехать мне действительно хочется. Совершенно одной. Куда-нибудь в глушь.

- Вита, так это не проблема. Тетя Соня Ртищева? Ты, что, забыла про нее? Она давно тебя зовет к себе в гости. Настоящая глушь, хотя не так и далеко от Москвы.

- Мама, конечно! – радостно крикнула Вика. – Как я могла забыть о ней! Маленький городок... Как же... Черновецк. Вспомнила! Мы там часто бывали летом, пока я была маленькая, мне так нравилось там.

- Вот и славно, Витка. Пойду, позвоню Соне. А о папе не переживай! Я со всеми договорюсь минут через двадцать... - Илана Александровна деловито посмотрела на настенные часы, - ну, может быть тридцать. Соня любит поговорить.