Глава 3.

Виктория любила путешествовать, но совершенно не переносила дискомфорт, связанный с дорожными перемещениями, особенно в поездах. Навязчивые, шумные соседи, ненужные никому задушевные разговоры, запахи чужих несвежих носков и прочая дорожная романтика, раздражали ее неимоверно. Даже в купе повышенной комфортности, никакого комфорта Вика не испытывала. Она искренне завидовала людям, которые могли спокойно расслабиться и спать на верхней полке,  просыпаться утром отдохнувшими и посвежевшими. Она же после каждой ночи, проведенной в поезде, чувствовала себя разбитой, больной и злобной. В душе, в который раз, она ругала и корила себя за сибаритство и за раздражение к случайным попутчикам, но искоренить в себе это так и не  смогла. «Неженка! Нетерпимая и избалованная...» - снова обругала она себя, и желая расстаться комильфо, лучезарно улыбнулась напоследок своим соседям по купе. Она пожелала им всего доброго самым очаровательным тоном, чем повергла их в кратковременный молчаливый шок: за всю дорогу они услышали от нее несколько фраз, сказанных индифферентным тоном.

Поезд уже подъезжал к перрону Черновецкого железнодорожного вокзала, небольшого старинного строения, окрашенного в популярные цвета: белый и салатовый,  которым красят все вокзалы и вокзальчики в глубине России.  Виктория, давно готовая покинуть поезд, с объемным чемоданом  и пухлой дорожной сумкой, поспешно пробиралась к выходу. Она с радостью выгрузилась на перрон и судорожно поискала глазами тетушку.

- Вита! – услышала она знакомый голос и повернулась на него.- Витуся, привет! С приездом, дорогая!

Вика увидела кричащую тетю Соню. Ее тетушка совершенно не изменилась: шоколадные глаза искрились от радости на загорелом лице, а ее энергичность и напористость, с какой она продвигалась по многолюдному перрону навстречу Виктории, проступали в каждом ее движении.

- Вита! – выдохнула тетушка и заключила свою племянницу в крепкие объятия. – Наконец-то ты здесь. Как доехала? Впрочем, зря я спросила об этом, – заливисто захохотала тетушка, вспомнив о Викиной нелюбви к поездам. – Ну, ничего, – она выпустила Вику из цепких рук, и отойдя на пару шагов, с пристрастием оглядела ее с ног до головы. -  Хороша! Дивно хороша, просто непозволительно хороша!

- Тетя? – улыбнулась Вика, оглушенная ее жизнерадостностью и энергичностью. -  Я тоже очень рада тебя видеть! – и поцеловала тетушку в душистую щеку. – Спасибо на добром слове.  Да и тебе, теть Сонь, грех жаловаться. Выглядишь замечательно.

- Витка, нам с тобой вообще грех жаловаться. Женщины у нас в роду, как чистокровные арабские кобылицы -  самые красивые и самые выносливые! Порода… Я очень рада твоему приезду. Не представляешь, как! – искренне сказала тетушка. – Ладно, дорогуша. Где твой багаж? Это все? – странно оглядев чемодан и одинокую дорожную сумку, произнесла она. – Ты меня удивляешь, Вита. Так скромно ты уже лет с пятнадцати не путешествуешь.

- О, да! – усмехнулась Виктория. – Но, как оказалось, нужно так мало всего, чтобы быть довольной и счастливой.

- Ты что ли повзрослела, Вита? – наигранно удивленно сказала тетя, но, вспомнив о страшной аварии в которую попала Виктория, быстро осеклась и уже совершенно другим тоном добавила, – Впрочем, душ или купание в реке, а также легкий завтрак после дорожных приключений думаю, будет не излишен?

- О, тетя Соня,  это было бы  классно! – широко открыв глаза и улыбнувшись от предстоящей перспективы, пропела Вика.

- Тогда, что же мы тут еще делаем? Едем во Владимировку! – и она по-хозяйски подхватила Викину объемную сумку и уверенно понеслась с ней к машине. Виктория, по щенячьи задорно, схватила за ручку чемодан и  шустро покатила его по асфальту черновецкого перрона, в  сторону вокзальной парковки. «Какая  же она необыкновенная! – думала Вика о своей энергичной тетке. – Как замечательно, что я приехала именно к ней. Мне здесь будет хорошо, я чувствую это».

На парковке их ждал черный «Ниссан Патрол», доставшийся тете Соне, как печальное наследие от покойного мужа, Ртищева Георгия Вольфовича. Погрузив в него вещи и удобно усевшись: Вика на заднее сидение, а тетка – за руль, сыто урча и предчувствуя путь домой, сверкающий «Патрол» уверенно понесся во Владимировку, сто километров для него – это разминка, а не езда.

Приученная с детства к жесткой военной дисциплине папой, наученная емкими мамиными наставлениями, Виктория четко уяснила, что если тебя куда-то везут в машине по заранее оговоренному маршруту, то надо: получать удовольствие от этого процесса молча, не делать резких движений руками и всем туловищем, и не при каких обстоятельствах  резко не вскрикивать и не пугать водителя возгласами. Иначе  поездка может быть немедленно прекращена, и решение сидящего за рулем водителя обжалованию не подлежит.  Тетю Соню и маму воспитывали точно так же, как и Вику, и поэтому поездка родственниц проходила молча, под легкое сопровождение радио «Европа-плюс». Пока они выезжали из города, с населением триста сорок тысяч человек, где нет таких сумасшедших пробок, как в Москве и расстояние от вокзала до выезда из города пролетает незаметно, Вика думала о своей тетушке. София Александровна Ртищева, урожденная Малкина, была родной старшей сестрой Викиной маме. Сложилось так, что в пятьдесят лет она овдовела. Муж ее, Георгий Вольфович, очень долгий период времени занимал ответственный пост на большом, известном на всю Россию и за рубежом, Черновецком металлургическом комбинате. И вот однажды сердце его не выдержало и остановилось навсегда. Виктория до сих пор помнит его похороны: столько людей прощалось с ним, они искренне плакали и горевали. Не смотря на грозный и жесткий характер, Георгия Вольфовича любили за человечность, трудолюбие и знание своего дела. Много сил, здоровья и нервов он потратил на то, чтобы северную сталь знали и ценили. В то время на тетю Соню было страшно смотреть, она вся почернела, постарела и выглядела такой потерянной и осиротевшей, что мама украдкой вытирала слезы, глядя на свою старшую сестру. Бог не дал ей и Георгию Вольфовичу детей. Они любили всех племянников и племянниц до умопомрачения. Казалось, что лучших родителей, чем они сложно представить, но их пара так и остались бездетной парой. Мама и Виктория остались тогда после похорон с безутешной тетей Соней. Поддержка близких и особенно стальной несгибаемый внутренний стержень, который присутствовал у всех Малкиных и их строгое воспитание, помогли тетушке стойко справиться со своим горем. Она смирилась с потерей, пришла в себя и постепенно становилась прежней энергичной, жизнерадостной и деятельной Соней Ртищевой, которую все знали, помнили и любили. И вот теперь, когда прошло уже пять лет после смерти ее мужа, она вышла на пенсию, жила одна и старалась прожить свой отпущенный Богом срок, так как ей нравилось: позитивно, активно и деятельно. Летом она любила жить в загородном двухэтажном доме во Владимировке, что на реке Малахе. Вот туда они собственно и ехали. Их путь лежал по оживленной трассе. То и дело по дороге им попадались маленькие деревеньки, которых так много на северо-западе России. Своеобразные, колоритные, не очень, небогатые и просто бедные. Какие-то дряхлые домишки, выплывающие из густой придорожной травы -  брошенные на умирание, словно полуразрушенные избушки Бабы-Яги. И леса, леса, леса…

  А леса здесь и, правда, были, как в сказке. Они ехали по трассе, окаймленной густым  смешанным лесом, но когда тетя Соня свернула с главной дороги на Малахинскую отворотку, они нырнули в светлый сосновый бор. Вика нигде не видела таких сосен, как здесь. Крепкие, огромные, ровные, все, как на подбор -  настоящие корабельные сосны. Она опустила стекло, и ее в одну секунду опьянил свежий воздух. Какая красота! Она продолжала любоваться ими, мысленно сравнивая с богатырями из сказки Пушкина: «... Все красавцы молодые, великаны удалые! Все равны, как на подбор. С ними дядька Черномор...» Вместо дядьки Черномора присутствовала тетка Софья. «Что ж, уже не плохо. Могло быть и хуже...» -  Виктория не удержавшись, хмыкнула, представив тетю Соню в облачении Черномора, и тут же пристыжено замолчала.

- Вита? -   строго  спросили из-за руля.

- Все нормально, тетушка.

- Угу, - кратко ответила всегда обычно разговорчивая тетушка.

«Посеешь привычку – пожнешь характер», - так, кажется, всегда говорил папа. «Как бы не высадили меня среди этих сосен. У тети Сони и с привычками все железно, и с характером» - опять легкомысленно подумала Виктория, но на сей раз, воздержалась от смешков.

Какие живописные места на Северо-западе России!  Как она могла забыть о такой красоте, своей родной и такой близкой, бессмысленно валяясь, как тающая медуза, на песчаном пляже Тенерифе или Портофино. Она ничего не имела против отдыха за границей, но чтобы затосковать по родному и знакомому, надо до тошноты исколесить полмира, и уже устать от заграничной глянцевости, приглаженности и ухоженности, так говорила ее мама. А может быть, она устала от другого? И позывы к тошноте объяснялись другими причинами? Само по себе место отдыха редко может вызвать негативную окраску, скорее всего, впечатление о нем прочно ассоциируется с тем человеком, который в тот момент находился рядом. Наверное, потому, что рядом с ней был не тот человек, поэтому ее прошлая жизнь и некоторые ее события вызывают у нее стойкое отторжение. Вике захотелось перечеркнуть свое прошлое и забыть его, как страшный сон. Не было. Ничего не было. Это была не она, а другая девочка Тори, которой уже больше нет, она  умерла. Все иллюзии и грехи унеслись в невесомом облачке, которое отлетело  из сомкнутых губ умирающей.  Теперь есть Виктория Владимировна Марголина, двадцати лет, живущая по зову сердца и души. Она начинает жизнь с чистого листа, она молода, хороша собой и сам черт ей не брат. Так, кажется, говорят, когда человек настроен очень решительно и преград для него не существует?


Вика ехала в машине тети Сони по узкой, асфальтированной дороге, с бесконечными поворотами на равнинной местности.  От утомительного петляния ей уже стало казаться, что они поднимаются по горному серпантину все выше и выше.

- Вот они российские дороги – семь загибов на версту! – пошутила тетя Соня, нарушая не писаные правила перевозки пассажиров в личном автотранспорте, принятые в семье Малкиных – Марголиных. – Сейчас уже приедем, недалеко осталось, Вика.

- Угу, - кратко ответила ей, вымуштрованная родителями племянница.

И правда, лес постепенно начал редеть и вдалеке Вика разглядела очертания знакомого мощного кирпичного забора. Тетя Соня привычным движением свернула с асфальта на грунтовку и, еще совсем чуть-чуть прогнав «Патрол», привезла Викторию в свои лесные владения.

- Все! Приехали! Вот он наш берендеевский теремок. Помнишь его? Это ты так его называла в детстве, начитавшись «Снегурочки». Прошу! – сказала тетушка и проворно выпорхнула из машины. Вика последовала за ней. Страшный, ужасающий лай, словно раскаты грома, разносился по лесу из-за забора. Виктория с опаской посмотрела на тетку.

- Сейчас, сейчас! Мой хороший мальчик! Сейчас уже мама обнимет тебя! – ласково приговаривала тетя Соня, открывая огромные ворота. – Витка, сейчас я познакомлю тебя с Прохором.

- С кем? – удивилась Вика, предчувствуя по громкости и силе лая, что за огромная собачина, может сидеть за этим забором и ждать, когда ей приведут лакомство.

- Не боись!  Прошенька хороший, умный песик! Я вас с ним сейчас познакомлю. Обожди пока тут, а когда я тебя позову, иди. Ага?

- Тетя Соня!– застонала Вика.

- А ну, перестань! Он чудный пес. Просто прелесть! – прелесть за забором продолжала злобствовать и страшно лаять. Тетя Соня, распахнув настежь ворота, скрылась за ними. – Ой, ты моя умница! Мой красавчик! Хороший пес, хороший! Прошенька... Умница! – послышалось ее воркование, и наступила внезапная тишина, только радостное повизгивание и звяканье цепи доносилось оттуда. – Вита, иди уже, знакомиться будем!

Вика с легким замиранием сердца двинулась во двор. Огромных размеров пес, косматый и злобный, сидел на цепи и глухо рычал на ее приближение. Тетя Соня держала его за ошейник.

- Иди, иди, не бойся! Ему надо тебя понюхать.

- Что ему меня надо? – пролепетала  Вика и замерла на месте.

- Познакомиться ему с тобой надо, Вита! Иди уже. Я его держу, не бойся! – смело проговорила тетка, как будто она была не худощавой слабой женщиной, а по крайней мере, Арнольдом Шварценеггером, на пике формы. Вика решительно шагнула к чудовищу по имени Прошенька и остолбенела.

- Проша, это Вита. Она наша, она своя. Нюхай Виту, нюхай, Проша. Она хорошая, она своя! – приговаривала тетя Соня, все еще крепко держа ошейник. – Хороший мальчик, хороший песик…– гладила она его по большой косматой голове. – Погладь его, Вита, погладь. Ну, же! Да не бойся ты его. Собак не надо бояться, они чувствуют страх и не любят его. Запах страха – это значит чужой. А свои любят! Погладь его. Вот! Молодец! Еще погладь. Вот! Молодец! Похвали его, Вита, и погладь! – истязала ее любящая тетка.