— Ничего страшного, — попытался отмахнуться Андрей. — Хотя в чем-то ты права, шампанского не стоит больше пить. Холодное оно. Пойду, поищу коньяку.

— Конечно, ничего страшного, — проворчала Ольга. Она хорошо знала, как ее супруг ненавидит лечиться. — Выздоровеешь, куда денешься. Поехали домой. Хорошего понемножку.

— Ну, почему ж сразу домой? — попытался сопротивляться ее напору Андрей. — Только ведь приехали. У меня еще встреча здесь…

— Никуда твоя встреча не денется, — отрезала Ольга. — Нечего тут вирусы распространять.

Она по-хозяйски взяла мужа под руку и потянула к выходу. Андрей понял, что сопротивление бесполезно. А значит, слоновьей дозы аспирина, меда и молока с содой ему не избежать: в вопросах медицины Ольга считала себя великим знатоком.

Вообще забота о здоровье семьи осталась одной из последних обязанностей бывших Хранительниц Домашнего Очага. Очаг этот теперь хранится в газовой трубе и выскакивает оттуда по первому щелчку зажигалки. Уборка легла на плечи уборщиц, приходящих два раза в неделю. С детьми сидят няни или бабушки, пока их мамы зарабатывают на то, чтобы содержать этих самых няней и бабушек. Стиркой занимаются стиральные машинки, а посуду моет другая, не менее умная, машинка. Стряпня чаще всего случается теперь только по праздникам и становится она все менее увлекательным и трудновыполнимым процессом. А по будням вся готовка превращается в фарс: не называть же высоким словом «кулинария» ежедневную разморозку полуфабрикатов или заказ пиццы.

Но нежность куда-то надо девать, а также не атрофировавшиеся еще материнские инстинкты. Вот и проявляются они в полной мере, когда кто-нибудь из домашних имеет несчастье подхватить зловредный вирус. И тут уже нежность к больному трудно остановить, как и победить твердость и решительность в борьбе с коварными микроорганизмами, которые по глупости и недомыслию проникли воздушно-капельным путем в любимый организм.

Женщина, вырастившая дочь и укротившая мужа, к сорока годам становится специалистом по травникам, целебным мазям, и «один рецепт мне сама тетя Нина рассказывала». Хорошо еще, что все эти снадобья довольно безопасны — если не помогут, то, как говаривали «митьки», «хуже-то не будет»… И покорные мужья, а за ними и дети, ругая судьбу-злодейку, глотают настои, запивают чаем с маслом и молоком с медом, настойкой на шишках, втирают в спину козий, а то и барсучий жир. В общем, лечатся тем, от чего наотрез отказалась мощная индустрия под названием «официальная медицина».

Но и официальной медицине удается внести свой вклад в дело излечения несчастных страдальцев. Ради достижения результата народные снадобья заедают пачками таблеток, запивают растворимыми «шипучками», не забывая приложить к спине горчичники и попарить ноги. В общем, используют все, что официальная медицина как раз рекомендует. Вот такой странный симбиоз двух противоборствующих направлений врачевания без колебаний практикуется современными женщинами — хранительницами здоровья в семье.

Андрей, увидев, как у Ольги хищно заблестели глаза, решил не протестовать. А через полчаса уже лежал в кровати, смотрел по какому-то каналу «Терминатор. Восстание машин» и не думал ни о каких виртуальных письмах.


Супруги Будниковы покинули выставку, а вот с супругами Трофименко, а точнее с Юрием, произошла глупая, нелепая и до невозможности постыдная история, о которой, к сожалению, нельзя не упомянуть. Хотя она достойна, скорее всего, страниц того самого таблоида, в котором и трудились Андрей с Юрием.

Выпив неведомо который по счету бокал французского шампанского, на халяву разливаемого устроителями выставки, Юрий поднял помутневший взгляд и увидел свою бывшую любовь — Юлю. Да-да, ту самую, о которой рассказывал Андрею на даче вчера вечером (или, точнее, вчера ночью).

Непонятно, что ударило в голову господину Трофименко, неизбывная любовь или пары алкоголя, да и не важно это… А важно то, что Юрий, забыв о том, что на выставке присутствует его законная супруга, решил вдруг дать волю чувствам. Распихивая локтями гостей выставки, он приблизился к Юле настолько близко, что чуть не уткнулся носом в небольшую татуировку в виде японского иероглифа «Ю» на открытой спине.

— Юля? — пытаясь выдержать светский тон, сказал он. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

«Интересно, а рада ли она видеть меня?» — подумал Юрий, но тут же отогнал эту мысль. — «Конечно же рада», — успокоил он себя новой пьяной мыслью.

— Здравствуй, Юра… — сухо ответила Юлия и забегала глазами по залу, явно кого-то высматривая. — Я тоже очень-очень рада тебя видеть. Как поживаешь?


Когда два года назад Юлю прислали на практику в газету, в городе стартовал кинофестиваль. Газета фестиваль традиционно поддерживала, хотя редакторы и морщились, печатая прожекты непросыхающих кинематографистов в мятых пиджаках. Кинематографисты в кулуарах фестиваля пытались закадрить модных вечно торопящихся продюсеров, плели интриги, а в перерывах обещали главные роли и миллионные гонорары начинающим актрисам и журналисткам, которых в вестибюле было полно.

Юра проходил по коридору и заметил новую практикантку в обществе подозрительного мужика лет семидесяти, в кедах, джинсовой рубашке и с длинными серо-седыми волосами.

— Понимаете ли, Юлия, — вкрадчиво говорил мужик хорошо поставленным голосом, — главное в моей картине — это вы, ваше тело, тело девушки с подчеркнутым эротизмом!

Юра поднял брови и окинул свежим взглядом девушку с «подчеркнутым эротизмом». Да, что-то в ней есть. «Как я раньше ее не заметил?» — подумал Юрий и, на беду свою (или на удачу), был узнан болтливым мужиком.

— Юрий Петрович! — засуетился мужик, позабыв о Юле. — Здравствуйте, как поживаете? Как здоровье? Очень-очень рад вас видеть на нашем кинофестивале.

Юрий остановился. Он не очень понял, с чего бы это он должен рассказывать о своем здоровье этому суетливому старику. И чего это вдруг он так рад его видеть? И вообще, с какого такого перепугу фестиваль вдруг стал этому мужику принадлежать?

— Юрий Петрович, вы меня не узнали? — еще больше залебезил мужчина. — Ну как же, вы ведь были на моем показе. Помните, такая эксцентричная короткометражная комедия, под названием «Смех и слезы женщины бальзаковского возраста»?

— Нет, — высокомерно качнул головой Юра, который не любил, когда при юных девушках его называют по отчеству, считая, что не такой уж он и старый. — Простите, но не узнал. И фильм этот я, к сожалению, не запомнил совершенно.

— Я кинорежиссер Хащев, — как будто между делом проговорил господин и продолжил: — Мне необходимо ваше участие. Я бы даже сказал, ваша помощь.

Юра не первый год был членом жюри кинофестиваля и твердо знал, что если к нему подходит в меру выпивший человек странной наружности, заявляя, что он кинорежиссер или еще Бог знает кто, то обязательно будет о чем-то просить. И удовлетворять его просьбу необязательно, а то и вредно — этот же человек будет называть его «коррупционером» и «душителем искусства». Юра выдержал паузу, строго посмотрел на практикантку Юлю и спросил Хащева:

— В чем? Я имею виду, чем же это я могу вам помочь? Учтите, в кино я не очень разбираюсь, хоть и член жюри.

— Понимаете ли, тут такое дело… как бы вам это сказать… как ценитель искусства…

Юра посмотрел на часы. Так, чтобы и Хащев и Юлия увидели, что это настоящий «Роллекс», а не китайская подделка.

— Вы можете говорить по сути? Я очень спешу! У меня прямо на сейчас запланированы еще два просмотра и встреча с… Каждая минута на счету.

— Два пригласительных на фуршет. Мне и моей спутнице, — Хащев показал глазами Юлю. — Я собираюсь дать ей главную роль в своей следующей картине. Кстати, эта картина будет называться «Доля доброй самаритянки». Я уже сегодня приглашаю вас на премьеру.

— Что же, на фуршет, так на фуршет… — ответил Юрий. — Однако у меня есть лишь один пригласительный. И думаю, что его стоит отдать исполнительнице главной роли.

Юра протянул пригласительный на фуршет Юле, подмигнул ей, а затем рассмеялся. Посмотрел в покрасневшее от гнева лицо Хащева и рассмеялся еще раз. Очень уж был забавен этот режиссер-неудачник, столь глупо решающий свои половые проблемы. И долго хохотал, удаляясь от столь странной пары по коридору. Когда успокоился, вытер слезы носовым платком. А потом, на закрытии фестиваля, раздавая призы от прессы, он снова обратил на девушку внимание.

Юля была в коротком черном платье, и тогда он впервые заметил и сразу запомнил иероглиф у нее на лопатке. А потом были ночи в отелях и на съемных хатах, поездки в придуманные командировки и на несуществующие семинары, ну, и походы на те светские мероприятия, куда должен ходить обеспеченный сорокалетний представитель среднего класса с прекрасной спутницей. Самое интересное, что никто ничего не заподозрил, в смысле, может, и заподозрил, но супруге Вере почему-то не доложил.

Андрей, наблюдавший Юру в то время, тоже смеялся, а после совместно выпитого коньяка называл его «старый шалун». Правда, при этом Андрей особо не вникал, с кем именно роман у его друга. Ну, роман и роман, для Юрия это нормально. С Юлей они пересекались в редакции, здоровались. Юра же сначала относился к этому несерьезно, потом вроде влюбился. Однако, после пары скандалов, которые Юля затевала не без дальнего прицела, снова перешел на массажисток да проституток. Юля ушла в другое издание, благо девочка она была умная, бойкая и действительно хорошая журналистка. А следовательно, от недостатка работы, так же как и от недостатка мужского внимания, не страдала.


Юля обернулась, и легкая полуулыбка тут же слетела с ее лица. Каким бы пьяным не был Юрий, но даже в таком состоянии он сразу сообразил, что ему не рады. Однако это его не остановило, а наоборот, раззадорило.

— Здравствуй, Юра… — сухо ответила Юлия и забегала глазами по залу, явно кого-то высматривая. — Я тоже очень рада тебя видеть. Как поживаешь?

— Юля! Юленька! — заорал Юрий. — А что ты тут делаешь, моя радость?! Я и не знал, что ты увлекаешься современным искусством.

— Отдыхаю, — напряглась было Юля, но увидев крупного молодого человека, который спешил к ней через зал, немного расслабилась. — Вот решили посетить открытие. Я здесь не одна. Знакомься, это мой супруг, Антон Приходько.

Антон подошел и протянул Юле один из бокалов, которые нес в руках. Но Юрий успел его перехватить и сделать большой глоток. А за ним и второй большой глоток, после чего наклонил бокал так, что из него полилось на пол. Но не обратил на это внимания. Он не отрывал взгляда от Антона. Недобро так на него смотрел.

— А-а-а! Тот самый, подающий надежды адвокат, — язвительно протянул Юрий, — и как, сбылись надежды?

— Кто это? — спросил Антон Юлю, подозрительно глянув на пьяного Трофименко — тот ему явно не нравился. — Чего он от тебя хочет? Я, вообще-то, тебе шампанское нес.

— Никто… — ответила Юля, беря мужа под руку. — Так… Призрак… Из прошлого.

— Я ни хрена не призрак, — от возмущения чуть не захлебнулся шампанским Юрий. — И я, между прочим, друзья мои, из настоящего, скажу вам по секрету.

— Юра, я тебя прошу, не мешай нам отдыхать, — попыталась решить дело миром Юля. — Мы пришли на выставку, пьем шампанское, смотрим картины. Мы просто отдыхаем. И ты иди отдыхай. Давай сделаем вид, что мы не знакомы.

Она взяла Антона под руку и направилась к выходу из зала. Судя по напряженной спине Антона, он ожидал еще какого-то выпада со стороны Юрия. И чутье его не подвело. Да и могло ли быть иначе? Юрий, как всякий доминирующий самец, не мог допустить того, чтобы последнее слово осталось не за ним.

— Да отдыхай, пожалуйста… — заявил Юрий им в спину, — со своим подающим надежды…

Антон остановился и повернулся к Юрию, в уме явно просчитывая расстояние для хука правой. Юля нервно дернула его за руку и потянула к выходу.

— Пойдем, — нетерпеливо сказала она. — Он просто пьян. Ты же видишь, что он пьян!

— Я пьян?! — громко спросил Юра. — Ладно — это объективно! Да, пьян! Ну и что? А ты — сука! Хоть я тебя и люблю. Меня бросила, а сама аборт сделала! Я все знаю!

Гул в зале стих, на пьяные крики обернулись все любители современного искусства, включая и жену Юрия — Веронику. Та оторвалась от картины, где была изображена разрисованная звездами Давида вперемешку с серпами-молотами конская задница, и удивленно посмотрела на супруга. Юрий тоже посмотрел на жену и глаза их, как поется в песне, встретились.

— Верочка, любимая, — закричал он жене, показывая пальцем на Юлю, — ты прикинь, я даже бросить тебя хотел, бросить ради этой суки. А она моего сына убила!.. Или дочку!

Последнюю фразу Юрий произнес уже заметно тише, к тому же лежа на полу. Хук у Антона был отменный, профессиональный, а двигался он молниеносно. Юрий пощупал челюсть. Та, вроде, была на месте.