Похоже, что именно это и произошло между ним и неведомой виртуальной Ольгой — душами они уже коснулись друг друга.

«А Оля, моя Ольга, — Андрею стало больно от одной только мысли, — наверняка уже срослась душами с каким-то другим мужиком… Похоже, что не я один понял, что самый легкий путь к сердцу женщины — это слова, разговоры, беседы, а не подарки или поездки…»

Андрей невидяще уставился в спящий монитор.

«Но почему, черт меня побери, почему я не подумал об этом раньше? Только после того, как понял, что потерял жену, точно так же попавшуюся в сети всесильного Интернета?»

Ох, как далеко иногда мы можем зайти в своих мыслях… Андрей еще ничего не знал наверняка. Но он был уверен и в том, что у него есть счастливый соперник (или был не так давно), и что его жена для него почти потеряна.

«Как, как мне ее вернуть? Как?» — странно, но он думал не о том, кто же его виртуальная подруга, а о том, что делать, если эта незнакомка и есть его Ольга. Задумался он и о том, почему его Ольга тоже ищет счастья в бескрайних холодных сетях инета.

«Так может быть, все так просто? Почему я раньше не подумал об этом? Может быть, если бы я попытался вот точно также, как с этой незнакомой, поговорить в Сети со своей Ольгой, все стало бы на свои места? Она перестала бы искать неведомо кого? Или послала бы на фиг того, кого уже нашла… Может быть, тогда бы и мне было плевать, кто на самом деле моя виртуальная собеседница?»

И еще одна странная мысль пришла Андрею в голову сейчас:

«Может быть, тогда бы мне на фиг не понадобился бы этот проклятый сайт…»


Ольга положила трубку. У нее, в отличие от Андрея, не было даже возможности отговориться посетителями, а соврать ей и в голову бы не пришло.

Итак, Андрей теоретически вовсе не в ужасе от Катюшиных планов. Более того, он даже нашел что-то положительное и в турке-женихе, и в его удивительной профессии, и даже в том, что они совсем скоро станут бабушкой и дедушкой.

Ольга усмехнулась. Хороши бабушка и дедушка — ушли в просторы Интернета свое счастье искать! Но куда смешнее то, что это счастье, ну, или что-то на него похожее, там нашли. И теперь пытаются понять — счастье это или так, только призрак его.

Да уж… Никогда Ольга не думала, что сможет вот так потерять голову — не от головокружительных предложений, не от сногсшибательных подарков, не от откровенного желания — просто от того, что нашелся мужчина, который думает, как она, чувствует, как она, видит мир теми же глазами. Который просто понимает ее — все ее печали, все ее радости. Он даже шутит так же, как и она сама, смеется над теми же шутками, которые веселят и ее. Она увлеклась или была увлечена одними только словами.

«Да, дорогая, и только сейчас, на пятом десятке, ты наконец поняла весь смысл простых слов — женщина действительно любит ушами. Одними только словами ее можно заморочить, влюбить в себя. Да все что угодно можно…»

Ольга кивнула своим мыслям — женщина, похоже, действительно влюбляется в слово. Не в широкие плечи, не в щедрую натуру, даже не в доминирующего самца — она влюбляется в душу, не видя ничего, не замечая узкие плечи или широкие, курит он трубку или дымит папиросами, куда он девает носки и насколько хорош в постели.

— Но почему же, — в тишине кабинета голос Ольги казался слишком, даже избыточно, громким. А потому следующие слова она произнесла еле слышным шепотом: — Почему, черт побери, ты, вся из себя такая уверенная и привлекательная, так никогда и не пыталась рассмотреть душу своего мужа, почему сиюминутность и кажимость были для тебя куда важнее?

Увы, у Ольги ответов не было. Сейчас, после долгих и тяжелых размышлений, она так же далека была от ответов на самые главные в ее жизни вопросы, как и тогда, когда в первый раз задала их себе.

Почему-то ей вдруг вспомнилась «Летучая мышь» и фраза, которая всегда вызывала у нее улыбку: «Жена, это прочитанная книга».

— Похоже, красавица, ты решила, что твой муж — это прочитанная книга. Более того, ты, как и глупец Айзенштайн, пропустила в своей книге самые интересные страницы…

Бессмысленно было корить себя за упущенные возможности, бессмысленно было и оправдываться перед собой. Жалко вот, что не придумалось ей раньше, что можно вот так — анонимно — попереписываться с собственным мужем, может быть, даже чуточку пофлиртовать с ним… Просто чтобы убедиться, что тогда, двадцать пять лет назад, нашла своего мужчину, из всех выбрала единственного. Того, кто и в самом деле самой судьбой тебе предназначен…

— Ну почему я не сделала этого до того, как зашла на этот дурацкий сайт?

Глава 24

Ночи в ноябре длинные, тяжелые, безрадостные. Уже исчез золотой флер октября, последние листья истерлись в серо-черную кашу под колесами всепобеждающей цивилизации. До новогодних праздников еще невероятно далеко, да и верится с каждым годом в светлую сказку все меньше. Одним словом — тяжелые ночи, какие-то безнадежные.

Ольга повернулась к стене. Нет, сон упорно не шел. Пить снотворное или коньяк ей не хотелось — наутро о свежих мозгах можно будет только мечтать. Рядом повернулся муж. Вздохнул и повернулся еще раз.

«Похоже, ему тоже не спится».

Ольга никогда на сон не жаловалась: стоило ей коснуться головой подушки, как она уже спала. Хотя, вот удивительно, когда Катюшка была крохой, ей не стоило ни малейшего труда часами сидеть у кроватки дочери, рассказывать ей шепотом сказки, всякие смешные истории, когда резались зубки или нападала очередная обязательная детская хворь. Даже мысли о сне не возникало. И только когда Катя уехала в Краков, Ольга почувствовала, что может уйти с дежурства — словно внутри сработал какой-то выключатель. И в последнее время она стала спать как каменная — как будто отсыпалась за все предыдущие годы.

Но сейчас сон упорно не шел. И не то чтобы что-то особенно беспокоило ее, не то чтобы от беспокойства она не находила себе места. Нет… Но и понять, что мешает спокойно уснуть, Ольга не могла.

Мама в таких случаях, бывало, говаривала: «Нечистая совесть уснуть не дает…»

Ольга усмехнулась — очень может быть. Она не так давно почувствовала, что как-то вдруг запуталась и в своем виртуальном романе, и в своей вполне реальной жизни. Запуталась в собственных желаниях — словно, переросши сороковник, наконец стала наверстывать, хотя бы в душе, все то, от чего в свое время отказалась, или мимо чего прошла, не заметив.

«Ведь даже желание найти своего другого мужчину на меня обрушилось только сейчас… Наверное, с сединой в голову не только мужчинам, но и женщинам бес пытается вселиться в ребро… Или куда там ему удобно спрятаться, чтобы показать, как мало ты значишь для того, кого привыкла считать своим и любимым, избранником и повелителем, другом и защитником. Наверное, именно этот глупый бес (а может, просто мудрый и честный) раскрывает тебе глаза и ты наконец видишь, что этот самый эгоистичен и самолюбив, что его волнуют исключительно собственные беды и победы. А когда ты начинаешь чувствовать, что рядом с тобой не каменная стена, а, в лучшем случае, бумажная ширма, которой бывает достаточно легкого сквознячка, чтобы упасть и оставить тебя одну против всего мира и всех его зол…»

Ох, как же далеко нас могут завести размышления в темноте спальни, когда грань между сном и явью едва видна, а разум пытается переработать, сложить по своим полочкам все дневные впечатления и ничего не перепутать. Казалось бы, отчего ассоциации Ольги сейчас так цветисты? Откуда это у нее — сухого юриста и прагматика? Но поди ж ты…

Вновь рядом повернулся Андрей, на миг затих, повернулся опять, на этот раз с протяжным то ли стоном, то ли вздохом. Ольга с досадой дернула плечом, поправив одеяло. Ей очень хотелось уснуть, но в то же время она очень хотела додумать ту мысль, которая незваной постучалась в голову. Да-да, ту самую, о мудром и честном бесенке.

И этот самый — мудрый, но честный — тут же появился перед ее мысленным взглядом, почему-то тощий и высокий, каким был Андрей в молодости, но с насмешливым лицом красавчика Брэда Питта. Он поигрывал в руках какой-то деревянной безделушкой и рассматривал Ольгину гостиную. Да, посреди кремового овчинного ковра живописно валялись носки, по привычке свернутые мужем в комочек. Горка глянцевых журналов, чуть припорошенная пылью, честно свидетельствовала, что они тут мало кому интересны. Пульты от телевизора, проигрывателя дисков и музыкального центра рядком лежали на журнальном столике, гордо осознавая, что они и есть хозяева этой комнаты. Они, а вовсе не те, кто ими пользуется.

«Что, красавица, нравится тебе все это? Нравится такая жизнь? — ехидный голос худого беса был сейчас даже чуточку печален. — Почему ты страшишься перемен? Почему не хочешь попытаться изменить жизнь? Хотя бы для того, чтобы носки перестали жить в твоем доме своей непостижимой жизнью?»

«Но что будет, если я захочу это изменить? — спросила у беса изумленная Ольга. — Неужели эти перемены будут настолько приятными? Неужели тот, кто придет на смену Андрею, перестанет разбрасывать носки?»

«Попытайся… Ведь сейчас ты ничего не можешь знать наверняка… Попробуй для начала хотя бы поговорить с Андреем. Может быть, ему и самому опротивела такая холодная отчужденная жизнь? Может быть, вам стоит поменять хотя бы отношение друг к другу? Увидеть рядом с собой незнакомых мужчину и женщину, которые должны завоевать друг друга или хотя бы, черт возьми, заинтересовать!.. Ведь ты же, готов поспорить, ничего не знаешь о мужике, который сейчас рядом, и точно как ты мучится бессонницей и болтает с кокетливой змеей соблазнительницей…»

Ольга улыбнулась бесу. Тот донельзя знакомым движением закурил сигарету и шагнул в облачко дыма. «Подумай над моими словами, умница…»

Умница послушно кивнула, но отчего-то подумала, что в первый раз за несколько последних месяцев Андрей добрался до спальни. Обычно ему хватало и дивана с пледом в гостиной, где он погружался в сон под бормотание телевизора. «Да и я не менее сладко засыпала под эти звуки. Похоже, именно оно стало в нашем доме символом спокойствия и некоей семейной идиллии. Или нет, равнодушного сосуществования…»

Андрей повернулся к ней.

— Не спишь, Оль?

Ольга кивнула — она совершенно точно знала, что этот кивок Андрей увидит и поймет, даже если в спальне будет царить непроницаемо-чернильная тьма.

— Нечистая совесть спать не дает? — голос мужа в полутьме спальни казался голосом незнакомца.

Наверное, поэтому, все, что произошло дальше, и произошло. Или ехидный игривый бес так и не покинул души Ольги — и это он заставил ее быть совсем новой рядом с этим незнакомым мужчиной.

— Наверное, слишком чистая…

— Слишком чистая?

— Ну конечно… Вот я сейчас подумала, что за всю свою жизнь не совершила не только ни одного проступка, но даже ни одного мало-мальски порицаемого деяния. Мужчин не меняла, головы им не морочила, любила как дура одного-единственного, вытаскивала вместе с ним семью из неприятностей… А, вытащив, опять ничего не совершила… недостойного.

Андрея согрели Ольгины слова — и про «любила одного-единственного», и про «вытаскивала». Как жаль, что слова эти прозвучали в прошедшем времени. Так уж он был устроен: даже сейчас профессия брала верх над чувствами. Или над тем, чего вовсе не осталось в душе.

— Так это же хорошо, Оль…

— Ты думаешь? Хорошо?

— Я думаю, это просто здорово… — Андрей постарался, чтобы его голос прозвучал достаточно твердо.

Ольга постаралась рассмотреть глаза мужа, но увидела его затылок.

— А я думаю, что это совсем не здорово. Что это плохо. Потому что я словно и не живу вовсе: так, просто совершаю эволюции как робот в игре. Работа — дом, салон — бассейн… Понимаешь, я не живу!

«Что такое, милочка? Откуда слезы? Ты ему собираешься жаловаться на пустоту жизни…»

Голос беса звучал в голове Ольги вполне отчетливо.

«А почему бы и нет? Почему я ему, незнакомцу, который столько лет прикидывается, что знаком мне, я не могу пожаловаться на свою жизнь? Ведь он и в самом деле не знает обо мне вовсе ничего. А еще меньше он представляет, что творится у меня в душе. Так почему я не могу какому-то неизвестному мужику поплакаться в жилетку? Почему я не могу высказать свои мысли?»

«Ну-ну, попробуй…» — насмешливый шепот беса пропал.

— Знаешь, наверное, понимаю, — Андрей повернулся на спину и заложил руки за голову. — Это так… видимость жизни. А внутри-то пусто, внутри-то гулко…

— Ага, именно так, — Ольге понравилась такая формулировка. — Гулко и пусто, как в квартире, где сто лет нет ни жильцов, ни мебели, ни даже моли. Только пыль да паутина.

«Ох, девочка моя, что это с тобой?» — но и в этот раз голос беса был скорее насмешливым, чем сочувствующим.