Это, однако, оказалось не так просто. Словно кот у мышиной норы, король внимательно следил за своей жертвой и выжидал возможность ее схватить. Джеймса мало волновало, что содеянное им Катрионе противоречило законам той самой церкви, которой он присягал. Ибо одно понятие не смогли стереть в королевском мозгу все суровые церковники, воспитывавшие Стюарта, и это было абсолютное понятие божественного права королей. Подобно пяти Джеймсам, правившим до него, этот монарх поддерживал законы страны и церкви лишь после того, как его собственные запросы были удовлетворены.

Пытаясь наказать короля, представляясь сладострастнейшей из всех, каких он знал прежде, Катриона невольно пробудила в нем чувственный голод, который теперь, кроме нее, насытить не мог никто. Холодность любовницы приводила Джеймса в ярость. То, что он мог погубить ее семью и даже, возможно, искалечить всю ее жизнь, не играло для короля никакой роли. Графиня Гленкерк была его подданной. Она принадлежала ему. Она ему подчинится.

Итак, подобно хорошему охотнику, каким он и в самом деле был, король осторожно подкрадывался к жертве и чувствовал ее страх. Когда двор находился в замке Эрмитаж, он сумел на несколько минут отделить Катриону от остальной толпы. Очутившись с королем наедине. Кат лихорадочно озиралась.

— Как бы я хотел взять тебя прямо здесь, за эти несколько минут, но, увы, не успею.

Она промолчала.

— Ловко же у вас получилось, мадам, — насмешливо продолжил король, — только почему ты убежала от меня, Катриона? Прежде чем прийти к тебе, я нарочно отослал Патрика.

И что же я вижу? Служанку, которая укладывает твои платья, и пустую холодную кровать.

Сердце Катрионы неистово билось, и сама она побледнела от смеси страха и ярости. Собрав все свое мужество, графиня подняла глаза на короля.

— Джеми, — твердо сказала она, — я не могу выразить это яснее. Я не хочу быть твоей любовницей. Пожалуйста, сир! Вы обещали, что, когда привезете королеву, освободите меня. Я люблю мужа, а он не такой, чтобы делить жену с кем-то другим. Даже со своим королем. Почему вы так со мной поступаете, Джеми? Ваша жена — прелестная свежая девушка, готовая учиться у вас искусству любви.

Почему вы непременно хотите меня?

Король не ответил на вопрос. Вместо этого он негромко сказал:

— Я ожидаю, мадам, что, когда мы возвратимся в Эдинбург, вы примете меня без каких-либо дальнейших разговоров. Если же нет, то мне придется просить разрешения Патрика Лесли, которое, как вы знаете, он мне даст. Если, однако, вы придете добровольно, то мы по-прежнему сохраним нашу связь в тайне от остального света, включая вашего мужа.

На ее прелестных глазах заблестели слезы.

— Но почему, сир? Почему?

— Потому что, мадам, я того желаю, а я — король, — сказал Джеймс холодно и отошел.

Несколько минут она стояла без движения, вперив невидящий взор в горы Чевиот, синевшие за окном. Затем, почувствовав, что в комнате она уже не одна, Катриона мгновенно обернулась и обнаружила, что рядом стоит граф Ботвелл. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, а затем граф, по-прежнему ни слова не говоря, протянул к ней руки. Бросившись в объятия Френсиса, Катриона горько расплакалась на его покрытой бархатом груди. Руки Ботвелла нежно обнимали несчастную леди, а по лицу его прошла судорога.

Когда Катриона немного успокоилась, лорд отпустил ее. Подняв к себе ее прекрасное лицо, он спросил:

— Что там с кузеном Джеми?

— Либо я уступлю, либо он скажет Патрику, — тихо призналась Катриона.

— Ублюдок! — прорычал Ботвелл. — Какая жалость, что он не вышел у королевы выкидышем!

— Не шуми, Френсис! — Она прикрыла ему рот ладонью. — Даже думать такое — уже предательство.

Ботвелл отвел ее руку и тихо выругался.

— Как жаль, что Бог не сделал меня тем колдуном, каким они все меня считают. Я бы послал кузена Джеми к семи дьяволам! Ах, дорогая, я не могу помочь вам, и никогда в жизни не чувствовал я себя таким беспомощным! — Он взял графиню за плечи и склонил к ней лицо. — Если когда-нибудь я смогу помочь вам — приходите. Не забудете?

После этого Френсис вынул из своего камзола шелковый платок и утер ей слезы. Тонкая рука Катрионы нежно тронула его лицо.

— Ботвелл, — сказала она мягко, — вы — лучший друг из всех, какие у меня были.

Катриона повернулась и ушла, а граф остался стоять в маленькой нише у окна.

Френсис Хепберн смотрел на знакомый до боли Чевиот и вздыхал. Впервые в жизни граф встретил женщину, которую мог любить, и надо же — не только он сам женат, но и она замужем. Еще хуже было то, что ее вожделел король. Ирония такого положения дошла до Френсиса, и он резко засмеялся. Снова жизнь сдала ему плохие карты.

21

Двор вернулся в Эдинбург и продолжил свои обычные увеселения. Долго и нудно тянулся январь. Два старших сына Лесли также прибыли ко двору, присоединившись к семье Эндрю Лесли, графа Роутса, бывшего одновременно главой рода. Катриона испытывала облегчение, видя хотя бы двух из своих детей.

В это же время Патрик Лесли решил наведаться домой, чтобы узнать о состоянии дел в гленкеркских владениях и повидать остальных детей. В отличие от жены, его не задерживали никакие официальные обязанности при дворе. Катриона, однако, не могла освободиться от услужения королеве.

В отчаянии она пыталась предотвратить отъезд мужа, но Патрик снисходительно посмеялся над ней и даже поддразнил:

— Два года назад ты скорее умерла бы, чем поехала зимой в Гленкерк. Теперь я вижу, что ты готова идти туда даже пешком. — Поцеловав жену на прощание, граф успокоил ее:

— Через несколько недель я вернусь, милая. Тебя обрадует, если я привезу с собой Бесс?

— Нет, милорд! Этот двор — не место для юной девушки. — Катриона подняла лицо к Патрику, уже сидевшему в седле на Дабе. — Езжай осторожно и скорее возвращайся!

В глазах жены было что-то, заставившее графа на миг засомневаться, стоит ли оставлять ее одну. Затем, посмеявшись над своими глупыми сомнениями, он склонился к Катрионе, поцеловал ее и уехал.

Этой ночью прислуживать королеве надлежало другим и, спросив разрешения, Катриона отправилась в свой дом.

Король не осмелится разыскивать ее. Графиня спокойно отдыхала у себя в городском особняке. Вскоре подошла ее очередь ночевать в передней королевы на тот случай, если Анне вдруг что-то потребуется.

В последний день Анна отвела ее в сторону.

— Я предпочла бы, дорогая Кат, чтобы в те ночи, когда тебе не приходится быть в услужении, ты все-таки не покидала дворца. Разве твои покои недостаточно удобны?

— Удобны, мадам. Очень удобны. Но я ухожу домой, чтобы мои сыновья могли со мной видеться, когда им позволяет служба.

Королева снисходительно улыбнулась.

— Ты хорошая мать, Кат, но ведь ты еще и дама при моей спальне. Мы устроим так, чтобы ты виделась с сыновьями, но, пожалуйста, оставайся ночью поблизости. Однажды я проснулась со страшной болью в виске, а тебя рядом нет. Надо было мне натереть его и вылечить.

— Как угодно вашему величеству. — Катриона присела в реверансе.

Графиня прекрасно знала, кому на самом деле хотелось, чтобы она не выходила из дворца.

Несколько дней спустя у королевы случилось месячное недомогание, и в тот же самый вечер в спальне графини Гленкерк появился король. Сначала Катриона попыталась уговорить его, но Джеймс отказался ее слушать.

Он пошел на нее, а несчастной оставалось только изо всех сил отбиваться, нанося удары своими маленькими кулачками. Монарху даже показалось забавным и доставило удовольствие это укрощение строптивой леди, и он провел его безжалостно, поранив ей тело. Катриона пыталась уклониться от прикосновений своего мучителя, оттолкнуть его.

Она ненавидела его безудержной ненавистью, которая усугублялась тем, что не находила выхода. Кат пришлось терпеть еще четыре ночи.

Каждое утро и каждый вечер она молилась о скорейшем возвращении мужа. Но не проходило и дня, чтобы король не улучил хотя бы нескольких минут, чтобы побыть с ней наедине. То, что женщина питала к нему отвращение, казалось, только распаляло его.

Однажды поздно вечером, когда Катриона раздевалась после вечерних увеселений, Джеймс показался в потайной двери. На ней оставались только белые шелковые нижние юбки, и в этом наряде она стояла перед трюмо, причесывая свои длинные темно-золотые волосы. Проскользнув к ней за спину, Джеймс одной рукой обвил ее за талию, а другой накрыл округлую грудь.

Катриона устало закрыла глаза, терпеливо и безропотно перенося ненавистные ласки. Теперь она уже знала, что отбиваться бесполезно. Но когда король погрузил свои губы в мягкую плоть ее шеи, до ушей Катрионы внезапно донесся слабый возглас. Открыв глаза, она с изумлением увидела в зеркале отражение мужа. Его лицо застыло от потрясения и обиды.

Никогда в последующие годы Катриона уже не сумеет вспомнить, произнесла ли она имя мужа вслух или просто молча обозначила его губами. Этого, однако, хватило, чтобы Патрик встряхнулся и произнес холодно:

— Прошу прощения, мадам. Я никак не думал, что вы принимаете гостей.

— Патрик! — закричала она. — Патрик, пожалуйста!..

Катриона вырвалась из объятий короля и сделала несколько шагов навстречу мужу.

За ее спиной Джеймс Стюарт посмотрел на графа Гленкерка.

— Кузен, я нахожу вашу жену очаровательной и наслаждаюсь ею уже некоторое время. Вы возражаете?

— Да, сир. Возражаю. Хотя от этого мало пользы, особенно учитывая, что дама столь уступчива. — Он повернулся к жене:

— Надеюсь, дорогая, что за свою добродетель вы получили хорошую цену.

— Ладно, кузен, — успокоил его король. — Не гневись на Кат. Она превосходно выполнила свой долг перед короной.

Он обаятельно улыбнулся графу и, взяв его под руку, повел в прихожую.

— Давай немного выпьем, Патрик. Твоя жена держит отменное виски.

Катриона оцепенело продолжала готовиться ко сну. Она была рада, что на этот вечер отослала Эллен. Служанка, конечно, попыталась бы помочь своей госпоже, и это еще больше запутало бы дело. Сбросив с себя многочисленные нижние юбки, Кат через голову натянула шелковую ночную рубашку и легла на кровать. Из прихожей до нее доносился приглушенный шум голосов и звон хрустальных бокалов.

Она не заметила, как заснула, но вдруг почувствовала, как ее шлепнули по бедру, и услышала голос Патрика, невнятный от выпитого виски.

— Просыпайтесь, мадам шлюха! Вот вам два клиента!

Катриона в ярости вскочила на ноги.

— Ты пьян! Оба вы пьяны! Вон из моей спальни! Я не хочу видеть никого из вас!

— Мы не настолько пьяны, чтобы не смогли тебе вставить. Правда, кузен Джеми?

Схватив корсаж ее рубашки, Патрик разорвал его до самого шва, сорвал оба куска ткани и отшвырнул их на другой конец комнаты.

— Полезай в постель, дорогая добродетельная жена, и раздвинь для короля свои ноги. Ты это уже делала, и, по словам кузена, у тебя неплохо получалось.

Граф толкнул жену обратно на кровать, и, прежде чем она смогла возразить, король уже взобрался на нее и вонзился в ее протестующее тело.

Катриону застали врасплох, но сопротивлялась она изо всех своих сил, так что в итоге получилось жесточайшее изнасилование. Графиня бешено отбивалась под Джеймсом, но это только подогревало его желание. Король поспешил испустить семя. Скатившись со своей жертвы, он сказал:

— Твоя очередь, Патрик.

И прежде чем потрясенная Катриона осознала, что происходит, тот уже взгромоздился на нее, а затем вошел глубоко внутрь.

Она слышала свои вопли. Ее бедра еще были липкими от семени другого мужчины, однако Патрик все равно овладел ею. Возмущенная и оскорбленная, Катриона снова яростно сопротивлялась и за это оказалась избитой до потери сознания. Всю ночь граф с королем пили виски и по очереди насиловали ее, пока наконец, в самый темный предрассветный час, Джеймс Стюарт, едва держась на ногах, не вернулся в свои покои по потайному коридору, а пьяный-распьяный граф не впал в глубокий сон.

Сначала Катриона опасалась разбудить его и лежала тихо, боясь пошевелиться. Затем, убедившись, что муж крепко спит, она медленно сползла с кровати. Еле-еле проковыляв до камина, графиня пошевелила тлеющие угли, добавила растопки и нагрела над пламенем чайник. Налив воды в небольшой кувшин, она взяла кусок мыла вместе с грубой льняной тканью и принялась неистово тереть себя, пока не ободрала кожу. Потом Кат подошла к сундуку, стоявшему возле кровати, и отыскала там свои короткие шерстяные штаны, шелковую рубашку для верховой езды и суконный клетчатый камзол. Неторопливо оделась, натянула сапоги, взяла подбитый мехом плащ и вышла из комнаты.

Задолго до рассвета Катриона была в конюшне. Мальчик-сторож, наполовину закопавшийся в кучу соломы, крепко спал. Катриона не стала будить его. Она не рискнула взять свою любимую Бану, потому что на белоснежной кобыле оказалась бы слишком заметной. Выведя Иолэра из конюшни, она оседлала его и, накрывшись плащом, смело поскакала к главным воротам дворца.