— Патрик. — Ее голос прозвучал холодно, и в нем не слышалось приветствия.

Граф бросился к жене и внезапно остановился, увидев в ее руке кинжал, сверкающий драгоценными камнями.

— Только тронь меня, и я его применю.

— Голубка, прошу тебя! — взмолился Патрик. — Ты моя жена, я люблю тебя!

Но это были не те слова. Катриона горько рассмеялась.

— Ты не проявлял таких сильных чувств два с половиной месяца назад, когда вместе с королем насиловал меня целую ночь. Боже мой, Гленкерк! Тринадцать лет я была тебе доброй и верной женой! Ни разу за все время не давала тебе повода для сомнений. И, однако, застав меня в объятиях короля, ты сразу посчитал меня виновной просто потому, что я женщина. А разве мужчины никогда не бывают виновными?

Ее голос дрожал. Граф упал на колени и схватил подол ее платья.

— Кат! Кат! Простишь ли ты меня когда-нибудь? Наутро я проснулся и вспомнил все, что произошло. Боже, ты не могла ненавидеть меня больше, чем я ненавидел сам себя. Простишь ли ты меня, милая?

— Нет, Патрик! Никогда. Можешь ли ты представить, каково было мне? Можешь ли представить, что значит позволить другому мужчине овладеть твоим телом? Для мужчины любовь — дело плотское. Вы жаждете женщины, но едва ею овладеваете, как ваше чувство угасает. Женщина же переживает чувственный опыт. Ее страсть к мужчине кипит до акта любви, во время него и даже после него. Из-за Джеймса я чувствовала себя шлюхой. Всякий раз, как он в меня втискивался, я ненавидела его и молилась, чтобы ты, Патрик, никогда не узнал о моем позоре, ибо огорчить тебя было невыносимо. Если бы только ты, Патрик, проявил ко мне такое же милосердие, то я бы сейчас тебя могла простить. Но, застав в нашей спальне короля, ты наказал меня, вместо того чтобы защитить. Нет, милорд Гленкерк! Я не прощаю вас!

Он встал.

— А дети?

— Я хочу дочерей, — сказала Катриона. — Джеми и Колин уже у Роутса, Робби пойдет на следующий год.

Можешь держать детей, пока развод не завершится. А после этого я хочу, чтобы они находились у меня. Ты сможешь видеть их, когда захочешь. Все они — гленкеркские Лесли. Ты — Патрик Гленкерк, и я не допущу, чтобы твои дети это забыли. Я не допущу также, чтобы они ненавидели своего отца, Патрик. То, что случилось между нами, их не касается.

— Вы очень великодушны, мадам, — язвительно произнес Гленкерк. — И раз уж мы все уладили, то, может быть, вы удовлетворите мое любопытство и наконец откроете, где скрывались все это время?

— Нет. Я не скажу тебе, Патрик. В ту февральскую ночь ты потерял всякое право на мою жизнь.

Катриона протянула руку к стене, где был шнур звонка, и приказала юной горничной:

— Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы подвели мою лошадь.

Затем она повернулась к Патрику и холодно кивнула.

— Прощайте, милорд.

Уход Катрионы ошеломил графа. Как поверить в происшедшее? Он потерял ее. В прелестных изумрудно-зеленых глазах, что, глядя на него, всегда сияли, больше не чувствовалось любви. Он сам, своей волей погубил Катриону Лесли, а женщина, которая, подобно фениксу, возродилась из ее пепла, не была его женщиной и вряд ли ею когда-нибудь станет. Опустившись в кресло, Патрик обхватил голову руками и заплакал. Несколько минут спустя он покинул дом Кира и весь остаток дня и следующую ночь беспробудно пил.

27

Когда Френсис Стюарт Хепберн сдался своему кузену, то Джеймс совсем потерял голову. Он немедленно заточил графа в Эдинбургском замке. Король, будучи излишне суеверным, ужасно боялся черной магии. Канцлер Мэйтлэнд это прекрасно знал и, стремясь перешибить хребет шотландскому дворянству, сфабриковал против Ботвелла обвинения. Канцлер полагал, что, сломав пограничного лорда, он тем самым подавит всякое сопротивление Джеймсу Стюарту. К несчастью, знатные собратья графа весьма раздраженно восприняли эту попытку посягнуть на их влияние.

Они отказались собраться, чтобы рассмотреть дело Хепберна. Правосудие зашло в тупик, потому что судить графа никто другой не мог.

Узнав, что Ботвелл заточен в Эдинбургском замке, Катриона пришла в отчаяние. Она ничего не могла предпринять. Страх перед королем не позволял ей связаться со своим возлюбленным, а где искать Херкюлеса, было неизвестно.

Поэтому в ожидании известий Катриона затаилась у Фионы. Без Френсиса она из Эдинбурга не уедет.

Но совсем скоро пришла записка от верного Херкюлеса. На следующий день пополудни Катрионе следовало, надев маску, прийти в таверну «Роза и чертополох» и спросить мистера Прайора.

Она стала лихорадочно ждать этого часа.

В два часа на следующий день Катриона выскользнула из дома кузины и быстро зашагала по улице под моросящим июньским дождем. Такая погода была даже к лучшему, потому что прохожих встречалось мало. Войдя в таверну, она, как и было велено, спросила мистера Прайора, и ее провели в заднюю гостиную. Там оказался Херкюлес.

Катриона едва дождалась, когда уйдет служанка, и сразу набросилась на него с вопросом:

— Френсис?!

— Невероятно удобно живет в большом и хорошо обставленном покое из двух комнат, — ответил брат Ботвелла. — Ест и пьет все лучшее, что только можно купить за деньги. Любимец своих тюремщиков. Однако нерешительность Джеми уже начинает ему надоедать.

— Что делать мне? — взволнованно спросила Катриона.

— Френсис полагает, что слишком большая доза королевского гостеприимства может его утомить, — захихикал Херкюлес. — Поэтому вскорости он покинет Эдинбург. Можете ли вы спрятать его на несколько часов? Самое большее — на день.

— Да, могу. У кузины Фионы. Он знает этот дом. Мой зять Адам завтра уезжает в Гленкерк. Его не будет две недели, но не больше. Сумеет ли Френсис бежать за это время?

Херкюлес кивнул.

— За неделю, миледи.

— Я буду готова. Вы сможете тогда подать мне какой-либо знак?

— Мальчик принесет вам букет из диких красных роз и белого вереска. И это будет той ночью.

Херкюлес налил красного вина и протянул ей бокал.

— Выпейте, мадам, у вас усталый вид.

Катриона улыбнулась и приняла вино.

— Я места себе не находила, — призналась она. — Не знала ничего, кроме базарных слухов, и не осмеливалась расспрашивать слишком настойчиво.

Херкюлес взглянул на нее.

— И как это удалось моему брату-повесе? Как он добился того, что в него влюбилась самая прелестная и самая храбрая женщина этой дикой страны?

Он ухмыльнулся такой ботвелловской ухмылкой, что сердце Катрионы перевернулось.

— Ему всегда везло, этому дьяволу!

Графиня не смогла сдержать смех.

— Это мне повезло, Херкюлес. Мой Френсис — великий человек. — Она взяла со скамейки свой плащ. — Мне лучше сейчас уйти. Буду ждать вашего знака.

На следующий день Адам Лесли выехал из Эдинбурга, оставив жену с Катрионой в доме. Почти сразу же Фиона насела на кузину с расспросами, стремясь узнать имя ее возлюбленного. Катриона только рассмеялась.

— Нет, пока не скажу, Фиона. Но через несколько дней ты не только узнаешь его имя, но и познакомишься с ним самим.

От разочарования та лишь заскрежетала зубами. Два дня спустя пополудни в дверь дома постучал мальчуган.

Передав горничной букет белого вереска и диких красных роз, он сказал:

— Для леди Гленкерк.

Издав восторженный возглас, малышка-горничная поставила букет в серебряную чашу и принесла его графине.

Фиона удивленно подняла бровь.

— Очаровательно, — произнесла она. — Значит ли это, что я скоро познакомлюсь с твоим джентльменом?

— Сегодня вечером, — ответила Катриона. — Ты сможешь отделаться от прислуги?

— Уже, дорогая Кат. Сегодня канун дня святого Иоанна, и все будут праздновать.

— Проклятие! — выругалась графиня. — Как же я сразу не догадалась! Фиона, скажи прислуге, что она может гулять и завтра. Пожалуйста. Сделай это ради меня. Милорд не захочет, чтобы его видел кто-то другой, помимо нас с тобой.

Фиона согласилась.

— У них у всех с похмелья голова распухнет от эля, вина и любви и толку от них не будет в любом случае. Ох, кузина! Я просто заворожена! Кто же этот мужчина?

— Ботвелл, — тихо сказала Катриона.

— Но он в тюрьме! — воскликнула Фиона, а затем ее дымчато-серые глаза широко раскрылись, и она хлопком закрыла себе ладонью рот.

Катриона засмеялась, но кузина скоро оправилась от изумления.

— Ну ты даешь! — покачала она головой. — Тебе и в самом деле постоянно везет. Сначала Гленкерк, а затем и сам пограничный лорд! — Глаза Фионы засверкали. — Что это за мужчина? — прямо-таки взмолилась она. — Он и в самом деле колдун? А в постели такой же, как и простые смертные?

Кат подавила приступ смеха, поскольку увидела, что вопрос был задан вполне серьезно.

— Нет, кузина. Френсис не колдун и не волшебник, и в постели он очень приятен, спасибо.

— Как ты с ним познакомилась, Кат?

— При дворе. Но тогда он был мне не любовником, а просто другом.

— У него есть жена, Кат.

— Он разводится с ней, а я развожусь с Гленкерком. В конце года мы поженимся, Фиона.

— А Гленкерк знает о Ботвелле? А король?

— Нет. Ни тот, ни другой. И ты ничего не говори, Фиона. Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал прежде, чем мы с Френсисом сыграем свадьбу.

— А что нам надо приготовить? — спросила хозяйка дома.

— Еды, кузина. Когда Френсис в хорошем настроении, у него волчий аппетит, а тут он перехитрит Джеми с Мэйтлэндом в придачу и, наверное, будет ликовать.

Вечером, когда слуги покинули дом, леди принялись ждать. Катриона считала, что Ботвелл не станет бежать до позднего часа, когда празднества будут в разгаре, и она оказалась права. Лишь ближе к полуночи раздался стук в кухонную дверь. Кат бросилась открывать, и в комнату быстро проскользнули две фигуры, укутанные до глаз.

Сбросив плащ, Френсис Хепберн оглядел Катриону и насмешливо ухмыльнулся.

— Добрый вечер, дорогая.

Катриона шагнула вперед. На ее глазах блестели слезы.

— Ах, Ботвелл!.. — Внезапно она остановилась. — Чем это ты воняешь?

Он застенчиво фыркнул.

— Боюсь, что средство передвижения, выбранное мною для переезда из замка, оказалось не самым изысканным.

— Каким же?

— Повозка с навозом.

Она вытаращила глаза.

— Повозка с навозом?!

— Там было двойное дно, — объяснил Ботвелл, — и я в нем спрятался, а надо мной покоилось содержимое всех конюшен замка.

Катриона посмотрела на Херкюлеса.

— В шкафу есть ванна, — сказала она. — Пожалуйста, достань ее и наполни горячей водой для его светлости.

А Фиону, стоящую с вытаращенными глазами, она попросила:

— Достань какую-нибудь одежду Адама и отнеси в мою комнату. И не забудь, пожалуйста, пеньюар.

Херкюлес вытащил сидячую ванну, а Катриона стала греть воду. Когда чан был наполнен, она взяла у Ботвелла его одежду и бросила в камин. И прежде чем пустить его в ванну, провела на кухню и предварительно обмыла. Усадив графа в чан, она принялась тереть его жесткой щеткой и намыливать волосы.

— Слава Богу, никаких вшей, — были ее единственные слова.

Ухмыляясь, Ботвелл наконец выбрался из ванны и обернулся большим полотенцем.

Катриона заботливо усадила его к огню, чтобы высушить волосы. Фиона вернулась с длинным мягким халатом из легкой шерсти. Ботвелл немедленно в него облачился.

Затем он поймал руку Фионы и поднес к своим губам.

— Леди Лесли, — сказал он тихим задушевным голосом, от звуков которого ее щеки зарделись, а сердце учащенно забилось. — Благодарю вас за гостеприимство.

Надеюсь, что я не причиню вам неудобств.

— Принимать вас в доме — большая честь, — запинаясь, ответила Фиона. — Когда вы будете готовы, то пожалуйте к ужину в малую столовую.

— Вы, разумеется, присоединитесь к нам, — учтиво произнес Ботвелл, подавая ей руку.

На откидном столе кузины уже сервировали небольшой ужин — вареные креветки, окорок, ребра сырокопченой говядины, вареный каплун, горячий хлеб, несоленое масло, свежие фрукты, салат из зелени и одуванчиков. Были также черный эль, красное и белое вино и виски. Катриона, сама едва прикасаясь к пище, смотрела, как граф радостно набивал себе брюхо. Наконец он насытился и, откинувшись на спинку стула, потягивал виски.

Катриона сидела рядом, чтобы ухаживать за ним. Фиона расположилась вместе с Херкюлесом на противоположной стороне стола. Отодвинув свой стул назад, Ботвелл тихонько сказал графине:

— Иди, дорогая, сядь ко мне на колени.

Кат устроилась у него поудобнее.

— Ты скучала по мне?

— Да, — прошептала она. — Я так боялась!..

Граф отыскал своим ртом ее жадные губы и страстно поцеловал, ощутив, как прелестное тело возлюбленной оживает под его ласками.

— Боже, как я скучал по тебе, — пробормотал он ей в шею. — У меня были деньги на шлюх, но я не взял ни одной. Я оставался верен тебе, дорогая, а я никогда не поступал так ни с одной другой женщиной.