Катя Ткаченко - Любовь для начинающих пользователей

— А кстати, — поинтересовалась Симба, — зачем тебе всё это было надо?

— Что — всё? — переспросил Дракула.

— Дурацкие письма, compghost.net, я ведь чуть с ума не сошла…

— Потом, — отмахнулся Дракула, — потом расскажу…

— Нет, — заупрямилась Симба, — сейчас…

— Я же сказал, — упёрся Дракула, — потом!

— Обещаешь? — решила не настаивать Симба.

— Обещаю! — с какой–то грустью сказал Дракула и вновь повернулся к окну.

На улице совсем стемнело, гора полностью растворилась во мраке.

— Плохо, — всё тем же печальным голосом констатировал Дракула, — плохо, что новолуние. Была бы луна, вышли бы хоть сейчас, а так придётся ждать рассвета, только собраться надо заранее…

— Что брать–то? — спросила Симба.

— Еду, — ответил Дракула, — как можно больше еды, она пригодится и нам с тобой, и ему. Когда мы его найдём.

— А мы его найдём?

— Найдём! — заверил Дракула, и Симба опять заплакала.

— Успокойся! — давним отцовским тоном сказал Александр Викторович. — Бабочек там никаких нет. Не бывает поющих бабочек, слышишь — не бывает!

— Не бывает! — сквозь слёзы повторила Симба.

— У тебя нормальный рюкзак есть? — спросил Дракула.

— Нету! — ответила Симба.

— А спортивная сумка?

Спортивная сумка у Симбы была, подарок хари.

Тому как–то взбрело в голову, что Симбе полезно заняться теннисом, и он подарил Симбе ракетку и сумку.

Симба записалась на корт, посетила одно занятие и бросила.

Ракетка и сумка до сих пор валялись в кладовке.

Симба откопала сумку, приготовила большой пакет бутербродов и стала искать, во что бы налить воду.

Нашлась только одна пустая бутылка, много воды с собой не возьмёшь.

— На горе есть водопадик, — сказал Дракула, — пополним запас…

— Мы когда пойдём? — спросила Симба.

— В пять утра, — ответил Дракула, — где тут можно прилечь?

— В пять утра, — ответил Дракула, — я за тобой зайду!

Симба неуверенно улыбнулась, а потом подумала: отчего бы Дракуле не переночевать у нее, на раскладном кресле, где спал сумасшедший Майкл, по крайней мере, ей будет не так страшно и она не проспит!

И навряд ли Дракула станет к ней приставать.

Но в любом случае придётся спать одетой — провоцировать его не стоит.

— Лучше ложись здесь, вот на этом кресле, — ткнула пальцем Симба, — оно раскладывается!

— Ладно, давай поспим немного, — сказал Дракула, — а потом пойдём спасать твоего племянника! Жаль, не я его отец…

— Почему жаль? — спросила Симба.

— Убил бы на месте! — в сердцах проговорил Александр Викторович.

Спал я недолго, но за это время всё вокруг изменилось.

Нет, и водопад с маленьким озерцом, и густо поросшие соснами склоны были на месте, да и трава, в которой я лежал, чувствуя, как затекли спина, плечи и шея, вроде бы осталась той же самой травой.

Вот только до странности мягкой, а не колючей, с режущими острыми краями, — ведь именно в такую траву я бухнулся, сожрав бутерброды, и уснул.

А теперь проснулся и заметил, что всё вокруг изменилось.

Небо изменило цвет — с привычного голубого на какой–то зеленоватый, разве что с проблесками голубизны.

И лес стал другим: вместо прежних сосен озерцо обступили скрюченные–перекрученные деревья с чёрной корой, тёмной хвоей, кривыми густыми ветвями, растущими по всему стволу, начиная от самой земли.

И ещё — я почувствовал запах.

Запах, окутавший меня со всех сторон.

Он шёл от деревьев, от травы, от водопада с озерцом.

Я вдруг понял, что мне знаком этот запах, бред, идиотизм, но я ничего не мог с собой поделать — я знал этот запах, помнил его, папенька, наверное, сказал бы: «Ты просто вернулся в свою прошлую жизнь, Михаил!»

Я встал и огляделся.

Меня окружала моя прошлая жизнь, спасибо папеньке за то, что он так любит пудрить мне мозги.

Во всяком случае, запах подсказывал мне, что делать, звал меня в гущу странных деревьев, велел подниматься выше — к вершине.

Правда, я был безоружен, а в прошлой жизни запах всегда означал охоту.

Ведь я был охотником на оленей!

Когда папенька впервые сообщил мне об этом, я начал ржать.

Папенька обиделся и вновь уткнулся в свою дурацкую книжку с таблицами.

— Всё правильно, — объявил он. — Получается, ты живёшь всего второй раз и в прошлой жизни был охотником на оленей!

— Не забивай ребёнку голову! — сказала матушка. — У него с ней и так проблемы!

— Я и про тебя всё узнаю! — рыкнул в ответ папенька.

— Мои прошлые жизни меня не волнуют, — провозгласила матушка. — И вообще, с чего ты стал интересоваться подобной ерундой?

— Это не ерунда, — заспорил папенька, — всем нам полезно знать, которую по счёту жизнь мы живем и кем были в прошлой!

— Зачем? — спросила матушка.

— А затем, — убеждённо ответил папенька, — что так будет проще ориентироваться в этой…

— Твой отец — сумасшедший! — сказала, поворачиваясь ко мне, матушка.

— У тебя все — сумасшедшие! — обиделся папенька. — Твоя сестра — сумасшедшая, я — сумасшедший, сыночка ещё в сумасшедшие запиши…

— Сына не трожь! — окончательно взъярилась матушка, и я понял, что пора вмешаться.

— А сам–то ты кем был, — спросил я у отца, — в прошлой жизни?

— У меня их больше, — гордо ответил отец, — я живу уже пятую, а всего их вроде бы двенадцать…

— Полная чушь! — встряла матушка.

— Ничего не чушь, — возразил папенька. — Когда я узнал, кем был в прошлых жизнях, мне стало намного проще…

— А когда ты узнал? — хором поинтересовались мы с матерью.

— Неделю назад! — заявил папенька.

Я начал вспоминать, чем отец в эту неделю отличался от отца в прошлую, позапрошлую и так далее.

И понял, что ничем.

По вечерам он всё так же смотрел телевизор и препирался с матушкой.

И донимал меня поучениями.

Мол, мало сидишь за уроками, чего опять в компьютер воткнулся.

И кем ты собираешься стать в будущем?

Теперь–то я знаю ответ.

В будущем я обрету свою прошлую специальность и опять стану охотником на оленей.

Сам же мне об этом рассказал!

— Ну, — почти пропела матушка, заваривая чай, — может, поведаешь нам о своих прошлых жизнях?

— В одной из них я был женщиной! — похвастался папенька.

— Заметно! — прокомментировала матушка, доставая чашки.

Папенька не обратил внимания на её иронию и продолжил:

— Я был рыбачкой в испанской деревушке!

— То–то ты рыбу прямо с костями ешь! — не переставала ехидничать матушка.

Я подумал, что если отец и был рыбачкой, то, наверное, в очень уж давней жизни. Пару раз мы с ним ездили на рыбалку, и он вообще ничего не поймал. А я — ловил!

— Ещё я был сикхом! — разоткровенничался отец.

— Это кто такие? — заинтересовалась мать.

Спросить об этом она могла бы и у меня.

Недавно мы с папенькой смотрели программу канала «Дискавери» про сикхов.

Есть такая народность в Индии.

Воинственная.

Они носят усы и тюрбаны и обожают оружие.

Представляю папеньку в тюрбане и со здоровущими усами!

— Но самая моя замечательная жизнь была предыдущая! — продолжил отец.

Мать уже разлила чай по чашкам и теперь доставала печенье.

— Ну мели, мели, — проворчала она. — Нет чтобы помочь…

— Я был турецким географом и изучал западное побережье Турции! — спесиво воскликнул отец.

Тут я не удержался и просто зашёлся от смеха.

Скажи мне кто–нибудь, что меня зачал турецкий географ, я бы ещё подумал, рождаться мне или нет.

Слишком уж большую ответственность это накладывает на отпрыска!

— В восемнадцатом, между прочим, веке! — ещё спесивей добавил папенька.

— Боже, — сказала матушка, — я и не знала, что ты такой старый!

Отец надулся и умолк.

Кажется, именно после этого своего открытия он и начал подбивать матушку поехать в отпуск в Турцию.

Видать, стосковался по родине!

Или вспомнил, что в своей предыдущей жизни не до конца исследовал какую–нибудь речушку западного побережья. Нет, вы как хотите, а быть охотником на оленей — круче!

Отец всё молчал, обиженно уставясь в чашку.

А мать сидела довольная, и, по–моему, зря.

Конечно, папенька не сахар, но временами с ним весело.

С ней так весело не бывает, она постоянно читает нотации.

Папеньке, между прочим, тоже.

Наверное, в прошлой жизни она была воспитателем детей в каком–нибудь диком племени, надо, чтоб отец посмотрел в таблицах.

Воспитателем или этим, забыл слово, ну, который обращает какой–нибудь народ в другую веру…

Я и про них видел телепередачу…

Интересно, в какой стране я был охотником?

Хорошо бы в Англии, я смотрел фильм, старый уже, «Робин Гуд — принц воров», так они там в Шервудском лесу на оленей охотились с луком и стрелами.

Я не удержался и спросил папеньку.

Тот сердито оторвался от чашки и пробурчал:

— В Америке…

— Америка большая! — дипломатично высказалась мать.

Я понял, что она предлагает отцу мириться.

Мол, неси свою чушь дальше, а на меня обижаться не стоит.

— В Скалистых горах! — уже не так сердито конкретизировал отец.

Я почувствовал, что мои узкие плечи становятся шире.

Охотник на оленей в Скалистых горах — это, я скажу вам, не баран чихнул!

Есть чем гордиться, не каждый в своей прошлой жизни крался по девственным лесам и стрелял в оленей…

Из чего стрелял?

Зависит от того, в каком веке я жил, если в конце девятнадцатого, то из винтовки, хотя всё равно лучше из лука.

Или ещё круче — из арбалета.

Между прочим, с арбалетом на оленей охотятся до сих пор, я по телевизору видел.

Запах усилился.

Я взял пустую бутылку, тихонько спустился к озерцу и набрал воды — в горле пересохло. Есть мне тоже хотелось, но есть было нечего.

Смешно, папенька сейчас в Турции, а вокруг меня пахнет оленями.

Хотя я не слышал о том, что они водятся тут, на горе.

Если мне удастся загнать оленя, еды у меня будет навалом.

Если удастся…

Ни винтовки, ни лука, ни арбалета у меня нет.

А охотиться на оленя с голыми руками…

Лук можно бы смастерить, будь у меня с собой нож, однако нож я не захватил, да даже если б и захватил — из чего бы я сделал тетиву?

Я ополовинил бутылку, снова долил её доверху, завинтил крышечку и убрал бутылку в рюкзачок.

Небо над головой всё такое же зеленоватое, и всё вокруг по–прежнему как–то не так!

Я не представлял, сколько сейчас времени, и не мог свериться с солнцем — солнце спряталось, растаяло в этом странном небе, а темнокорые деревья будто подгоняли меня: ну давай же, скорее, в путь…

Я закинул рюкзачок на правое плечо и пошёл туда, откуда доносился запах.

Запах уводил меня вверх по тропинке, шум водопада стих, охотник на оленей начал выслеживать добычу.

Как я ни старался ступать бесшумно, ничего не получалось — наверное, это умение я оставил в прошлой жизни.

Я отчётливо слышал собственный топот, но слышал и стук оленьих копыт.

Внезапно стук копыт смолк, я остановился и прислушался.

Запах ещё присутствовал, только это был уже другой запах.

И чьи–то лёгкие, вкрадчивые шаги.

Меня обступали деревья со скрюченными стволами, тропинки под ногами почти не было видно.

Не было видно и неба сквозь кроны деревьев.

Только ветви, изогнутые густые ветви, растущие на стволах от самой земли.

Шаги вдруг затихли, и опять послышался далёкий стук оленьих копыт.

Что–то подсказывало мне, что лучше пойти обратно.

Даже не пойти — побежать.

Со всех ног, спотыкаясь о корни, падая и поднимаясь.

Хотя до вершины оставалось совсем немного — это я тоже откуда–то знал.

Знал и то, что вряд ли до неё дойду.

Что–то обязательно случится, а вдобавок я уже опоздал и Симба, наверное, сходит с ума от беспокойства.

Но я всё равно должен добраться до вершины, пусть даже там — ловушка.

Охотники на оленей не боятся леса!

Стук копыт опять превратился в шаги.

Я вновь замер на месте и приник к ближайшему стволу.