Арина Ларина - Любовь до белого каления

Медленно, но верно он шел к тому, чего так ждала Татьяна.

Сырая грустная осень вяло вползала в город, слизывая дождем и резким ветром остатки сентября. Ничего не происходило. Было обидно. Таня дала Крыжовникову месяц на то, чтобы он дозрел. Только он об этом не знал, поэтому продолжал наслаждаться беззаботным счастьем и ожиданием его продолжения, словно ушастый кролик, хрумкающий морковку и не замечающий подползающего сзади удава.

Татьяна была уверена, что Ведеркина оказалась права: Семену нужна необременительная связь с неприхотливой барышней. Для него это была именно связь, не более. Во всяком случае, никаких других выводов не напрашивалось.

– Что ты паришься? – недоумевала Наталья. – Спроси, какие у него планы.

– Нельзя. Он должен сам. Я не должна ассоциироваться с неудобными вопросами.

– Ой, держите меня четверо! – фыркнула Ведеркина. – Ну, хочешь, я спрошу. Пусть я у него ассоциируюсь с неудобными вопросами.

– Только попробуй! – вздрогнула Таня. Наташка могла. В принципе Ведеркина всегда считала, что знает больше других, поэтому самомнение могло сподвигнуть деятельную Наталью и не на такое.

– Тогда заставь его ускориться.

– Это как? – насторожилась Таня. Ведеркинские советы заранее вызывали у нее неприятие, потому что Наталья по определению не могла сказать ничего полезного.

– Пусть поревнует.

– Спятила? Если тебе интересно, то это самое последнее дело. Никто не возьмется предсказать реакцию мужчины, которого заставили ревновать. Это мы, дуры, при первом сигнале начинаем суетиться, бегать к косметологу и перекрашивать волосы. А мужики либо бьют, либо уходят.

– Знаешь, мне сразу представился этакий трудяга-парень в промасленной спецовке. Покачивая рогами, он входит в дом и бьет мозолистым кулаком…

– Очень смешно. Просто обхохотаться, – мрачно подытожила Татьяна.

– Конечно, смешно. Потому что твой интеллигентный викинг, если ты ему небезразлична, начнет беспокоиться.

– А если не начнет? Если я ему недостаточно небезразлична, а? Что тогда?

– Лучше ничего, чем так, – решительно заявила Ведеркина.

– А я считаю, что лучше так, чем ничего, – отрубила Татьяна. – Мне не нужно объективное мнение, мне нужен индивидуальный подход!

– Ах, какие мы трусливые. Ты должна быть уверена в себе, в своих силах, тогда и викинг твой морально подтянется и тоже будет уверен, что у него лучшая женщина из доступных.

– Что значит «доступных»? – напряглась Таня.

– Доступных – это значит не Памела Андерсон и не Екатерина Великая, а не то, что ты подумала.

– Я думаю, что он и так уверен.

– Думаешь или убеждена? – привязалась настырная Ведеркина. Она любила, чтобы последнее слово всегда оставалось за ней.

Десятого октября должна была состояться корпоративная вечеринка, посвященная пятилетию основания фирмы. Народ начал готовиться загодя, особенно дамы, даже замужние и неодинокие, что уж говорить об одиноких.

За неделю до праздника к Татьяне подошла смущающаяся Светочка и пролепетала:

– Таня, у меня тут такая проблема…

– Делись. – У нее был полнейший цейтнот с работой, но оттолкнуть девушку, пришедшую за помощью, было бы хамством.

– Все собираются идти, обсуждают…

– Пригласительные не выдаются, мы и так все друг друга знаем, так что, если тебя волнует, идешь ли ты, – идешь! Приглашены все.

– Да нет, я не об этом. Я знаю, что вы в солярий ходите… Можно мне тоже?

– В каком смысле?

– Ну, с вами. У вас загар такой красивый, как в рекламе прямо. Мне бы хоть чуть-чуть стать похожей на вас. Если это неудобно, то вы скажите, я…

– Да что за ерунда! Конечно, удобно. Я как раз завтра иду, захвачу тебя, вместе подвялимся. – Татьяна зарделась от комплимента и с гордостью покосилась в маленькое зеркальце, прилепленное к монитору. Да, загар ей шел чрезвычайно.

В солярии Света краснела, смущалась, пряталась и в результате улеглась загорать в очках. Танины доводы, что после такого сеанса она станет похожа на гибрид совы с лемуром, не подействовали.

«В конце концов – это не мое дело», – сдалась Татьяна. У нее дома сидела такая же упрямая девица, спорившая по любому поводу просто из желания доказать, что взрослых тоже можно переспорить.

– Зря ты по соляриям таскаешься, – раздраженно бухтела Наталья.

Она пришла в гости, вернее – приперлась. Потому что пришла – это когда пригласили, а Ведеркина откровенно напросилась. У нее было плохое настроение, причины которого почему-то нельзя было озвучивать по телефону. Самое интересное, что и у Татьяны Наташка не спешила делиться проблемами, интригуя вздохами, досадливыми взмахами рук и отсутствующим взглядом. Миниатюра называлась «Ты мне все равно помочь не можешь» и периодически разыгрывалась перед критическими днями. По правилам следовало заламывать руки, выспрашивать и изображать смесь любопытства с обеспокоенностью. Но сегодня Таня пошла по другому пути, усадив Ведеркину выбирать одежду для праздника.

– Солярий вреден для кожи, она быстро старится, сохнет и трескается, – ворчала Наталья, разглядывая вечерний наряд подруги.

– Ты врешь, – Татьяна нервно закрутила головой, пытаясь разглядеть спину в вырезе платья. Это было единственное вечернее платье, подходящее к случаю. Собственно, оно вообще было единственным, так как никаких поводов для приобретения обширного гардероба не было. Глубокого алого цвета, струящееся и матово поблескивающее, оно шло ей невероятно. Выбрал платье Сеня, именно это и расстраивало, так как хотелось потрясти воображение не только сотрудников, но и самого Крыжовникова. Безусловно, все будут на нее пялиться, и не столько из-за наряда, сколько из-за спутника. А Таня была уверена, что именно на этом вечере Сеня решится обнародовать их отношения, о которых уже давным-давно все шушукались, спорили и сплетничали, придумывая несуществующие подробности. Поэтому нарисованная Ведеркиной картинка пугала. Представив себе сморщенную и потрескавшуюся, словно степь во время засухи, спину, Таня выгибалась у зеркала, ища признаки надвигающейся катастрофы. Ничего такого не было.

– Я не вру, я прогнозирую, – мстительно буркнула Наташка. – Это научно доказанный факт.

– Какой факт, где факт? – возмутилась Татьяна. – Все же нормально.

– Да, пока нормально, но что будет потом?

– А потом я состарюсь и умру, точно так же, как и те, кто не ходил в солярий. Давай, говори, что у тебя случилось, а то с тобой совершенно невозможно общаться. Просто так и дала бы в лоб.

– Ничего у меня не случилось, – Ведеркина зевнула и ненатурально потянулась.

– Ну, ты, актриса погорелого театра, – Таня стащила платье и начала аккуратно прилаживать его на вешалку. Было ясно, что выбирать не из чего, так что тему можно было спокойно закрыть. Наташка все равно не скажет сейчас ничего вразумительного, поскольку слишком занята своей трагедией. – Давай рассказывай. С Егором разошлась?

– Типун тебе на язык! – подпрыгнула Ведеркина и даже бросила в подругу круглой диванной подушечкой.

– Уже хорошо.

– Ничего хорошего. Мы поссорились.

– Насмерть? Пошли чаю попьем, – Татьяна дернула безвольную Ведеркину за локоть и подтолкнула в сторону кухни.

– Не насмерть, но неприятно. У нас куртку украли.

– Какую куртку?

– Дорогую.

– Ну и?

– Ну и вот, – вздохнула Наталья.

– Что ты тут партизанку из себя корчишь?! – взвилась Таня. – Я что, по капле из тебя вытягивать должна?

– У нас украли куртку, – опять завела свою «шарманку» с драматическими паузами приунывшая Наташка.

– У вас?

– Ну, у меня.

– А если я тебя стукну, ты сможешь рассказывать быстрее? – Татьяна шлепнула на стол плетенку с печеньем и свирепо уставилась на вздыхающую подругу.

– Не смогу. Мне тяжело.

– Ты жаловаться пришла или пыхтеть?

– И то, и другое. Он так орал. Мы никогда раньше не ссорились.

– Из-за куртки?

– Она дорогая, – заныла Наталья.

– Стоп. Я помню. Можно почленораздельнее объяснить?

– Чего непонятного? У него мама заболела, я ее подменяла в магазине, потом пошла кофе пить, а пока пила – куртку сперли. У кого рука поднялась? Там все знают, что я почти жена хозяина…

– Покупатели, боюсь, не в курсе. И ворам однофигственно, у кого товар тырить.

– Егор сказал, что, если уходишь, надо закрывать, а там жалюзи тяжелые… короче, вдруг я беременная… в общем, я не стала с ними валандаться…

– Ой, мамочки, – ахнула Татьяна. – Что значит – беременная?

– А ты не знаешь, что это значит? – окрысилась Ведеркина.

– И что, он не рад?

– Чему? Тому, что куртку сперли?

– Слушай, ты можешь вменяемо рассказывать, а то у меня логика событий теряется? В чем проблема? В беременности или в куртке? Или в том, что поссорились?

– Ты совсем там на своей работе отупела, – расстроилась Наташка. – С кем же я теперь советоваться буду, когда единственный умный человек в окружении остался, и тот – я. У нас украли куртку. У меня. Егор орал. Некрасиво и при продавщицах. А у меня задержка. Я хотела провериться и праздник устроить. Нащупала логику?

– С трудом. А можно я твою дурную башку пощупаю: может, у тебя температура? Что тебя конкретно задело? А то я, тупая, не могу никак понять, что обсуждаем.

– Как что? Я, может, беременная, а он орет!

– Так. Давай по пунктам. Во-первых, Егор не знает, что ты беременная. Ты еще сама наверняка этого не знаешь. Во-вторых, куртку у тебя сперли, он потерял деньги, имеет право возмутиться. В-третьих, не хочу тебя обидеть, но ты уверена, что его твоя беременность обрадует?

– Это сюрприз.

– И что? По-твоему, это нормальное объяснение. Не каждый сюрприз может обрадовать. Мне вон Каришка как-то тоже сюрприз устроила перед Новым годом. Захожу я в квартиру, а из-под ног ракеты с салютом. Чуть квартиру не спалили.

– Твое сравнение неуместно, – надулась Ведеркина.

– Это тебе только так кажется, что неуместно. А на самом деле твой Егор может обрадоваться ребенку еще меньше, чем я пожару. Мужики – они люди мало предсказуемые. Вы предохранялись?

– Нет.

– Ну, хватит уже цедить по слову. Почему нет? Кто решил, что «нет»? Говорил ли он на эту тему?

– Здрасьте, доктор, – Наталья злобно отпихнула кружку. – Ничего, что я без бахил? При чем здесь это? Мы контрацепцию вообще не обсуждали и детей не обсуждали. Если мужчина не задает тебе вопрос, пьешь ли ты таблетки, это значит, что он не против того, чтобы ты залетела.

– Ведеркина, я тебя иногда боюсь. Откуда в тебе это стремление к однобоким выводам? А тебе не приходило в голову, что мужчина таких вопросов не задает просто потому, что ему наплевать или он не подумал. Или вообще считает, что предохранение – твоя личная проблема. Равно как и вытекающие из этого последствия.

– Нет, не приходило. Егор не такой.

– Тебе что, пятнадцать лет? – простонала Татьяна. – Да все они одинаковые.

– Не надо обобщать! Он обрадуется.

– О чем мы вообще говорим, если ты у врача не была.

– Так мы и не про врача. Мы про то, что он наорал.

– Правильно наорал. Тебя иногда вообще прибить хочется. Вы на чем расстались?

– Как на чем? – изумилась Ведеркина. – Он со мной не разговаривал, и я уехала к тебе.

– Теперь допивай чай и поезжай просить прощения. У тебя сперли куртку, ты виновата. Или топай к врачу, выясняй, что там у тебя есть, и тогда будем думать дальше.

Крыжовников брезгливо отодвинул кучку фотографий и прикрыл договором. Не было даже сил собирать их обратно в конверт.

– Черт! – выругался он и аккуратно треснул кулаком по столу. – Черт! Черт! Черт!

– Я тут, – рявкнул Юрий Михайлович, влетая в кабинет, и заржал, заметив, как компаньон вздрогнул.

– Мне кажется, нам пора уже расселиться по разным комнатам, – мрачно предложил Семен и сцепил руки в замок. Костяшки побелели, а пальцы налились фиолетовой краснотой.

– А что так? Разводимся? – хохотнул Юра и швырнул портфель на стол. – Ночь прошла бурно? Или наоборот – неудачно? Так это был не я.

– Давай работать.

– Ух ты. Как все трагично. Ну, давай.

Но работать Крыжовников категорически не мог. Ему снова хотелось посмотреть на те фотографии. Таня, его Таня, которой он едва не сделал предложение и для которой уже купил кольцо. Вот тебе и без сюрпризов!

Татьяна никак не могла взять в толк, что произошло. Семен не просто избегал ее, он, можно сказать, шарахался от нее, как от прокаженной. Более того, когда она шла навстречу по коридору, Крыжовников, как вспугнутый олень, метнулся в туалет и грохнул защелкой.

Оторопело постояв и поозиравшись, словно за спиной у нее мог находиться какой-нибудь феерически опасный урод, так напугавший шефа, она нерешительно дернула дверь. Закрыто.